История странной любви
Шрифт:
Следующим летом ни один из членов приемной комиссии даже не подумал придраться к ее произношению. А старенький профессор даже растерянно взглянул на нее поверх очков, сказал: «Голубушка, вы ли это?» – и уважительно пожал руку. Проблем с другими экзаменами тоже не возникло, Вика благоразумно занималась всеми необходимыми дисциплинами и получила высшие баллы.
Она стала студенткой.
В день, когда вывесили списки, она, ликуя от счастья, подумала о том, что так и не нашла времени даже поблагодарить того повара, благодаря которому практически устроила свою судьбу.
Вика поехала к ресторану. На входе дежурил тот самый знакомый охранник. Конечно, он ее не узнал, а когда вспомнил, улыбнулся довольно радушно и спросил:
– И с чем пожаловала?
– Хочу повара поблагодарить. Поздно, конечно, но лучше, чем никогда.
– Вот именно, что поздно. Ушел поезд-то.
– Как это? – Вика испугалась. Ей не хотелось, чтобы с этим симпатичным неравнодушным человеком случилось что-то плохое.
Но оказалось, что случилось хорошее.
– Уволился он, – сообщил секьюрити. – Нашел работу получше. Из подмастерьев в мастера ушел. И справедливо! Только таким и надо в мастера.
– Ясно. А как его найти?
– А я почем знаю? У них не принято рассказывать, к каким клиентам уходят.
– Ну, может, дружил с ним кто…
– Да нет, он тут недолго работал.
Они помолчали. Потом охранника осенило:
– Слушай, а ты ведь тогда по адресу какому-то поехала! Там-то, наверное, знают, как он и что.
– Там, может, и знают, – согласилась Вика, – только я и адреса не помню, и места того. Я же не москвичка, а тогда еще и темно было.
Она ушла несолоно хлебавши.
Аркадий Семенович, у которого можно было бы попросить контакты племянника, все еще колесил по Европе. Ничего не оставалось, как только ждать его приезда. Конечно, можно было бы в цирке спросить, в каком городе и в какой гостинице находится сейчас фокусник, и найти возможность связаться, но Вике эта необходимость не казалась такой уж срочной.
Нет – так и нет.
В конце концов, ее персона самого повара ничем не заинтересовала. Он-то прекрасно знал все это время, где ее можно найти, но не искал. Так что ничего страшного нет в том, что ее благодарность, так долго ждавшая, подождет еще немного…
Вика поехала домой.
Теперь не было ни страшно, ни стыдно показаться на глаза матери. Конечно, Вика писала ей. Писала каждый месяц. Писала, что все хорошо. Сама же за год получила две телеграммы. Одну – с днем рождения, другую – с просьбой, если есть возможность, выслать денег. Вика тогда выслала, что могла, снова уйдя в режим жесточайшей экономии.
Сейчас она тоже везла деньги и подарки близнецам: одежду и игрушки. Матери она купила красивый платок и платье.
Оказалось, в платье мать уже не влезет. За год она поправилась на три размера, обрюзгла и вообще мало походила на человека.
Близнецы смотрели на мир (даже на Вику) затравленными волчатами и все больше помалкивали. На вопросы отвечали коротко и вяло, и Вика никак не могла понять, куда подевалась та веселая ребятня, которую она с легким сердцем оставила год назад…
Причина таких перемен открылась тем же вечером, когда с работы вернулся дядя Коля – новый сожитель матери. Мать тут же засуетилась, поставила на стол бедный ужин, вынула из буфета припасенную бутылку. Сама уселась рядом, щедро разлила содержимое по двум стаканам, выпила залпом, положила голову на плечо мужику, томно вздохнула. Он обнял ее обрюзгшую талию грязной лапищей, хохотнул, потом зыркнул в угол, где тихонько возились близнецы, цыкнул злобно:
– А ну, вон пошли, оборвыши!
Смотревшая на это представление с порога комнаты Вика вспыхнула, но, ничего не сказав, поманила брата с сестрой к себе, плотно прикрыла дверь и устроила малышне допрос:
– Пьет?
Те кивнули.
– Бьет?
Они шмыгнули носами.
– А она? – Вика мотнула головой в сторону кухни.
Близнецы заревели в голос.
– Ясно. Тут сидите, вернусь сейчас.
Вика отправилась к соседке. Когда проходила по кухне, ни мать, ни дядя Коля даже не взглянули в ее сторону.
У соседей Вика бросилась с места в карьер:
– Теть Валь, давно это у нее?..
– Ты про хахаля?
– Я про все.
Соседка укоризненно покачала головой:
– А ты что, когда уезжала, не видела, что она с «беленькой» дружит?
– Дружила, да, но не взахлеб ведь…
– А теперь вот так, значит. И ничего не видит вокруг, кроме нее. И кроме него, естественно.
– Понятно! – Вика резко крутанулась на каблуках и бросилась вон.
– Викуля, – засеменила следом соседка, – ты на рожон-то не лезь. Что уж теперь поделаешь, раз сложилось так?
– Сложилось?! – Вика остановилась, негодуя. – Сложилось или она сама так сложила?
– Да какая разница – сама не сама. Теперь-то что делать? Делать-то нечего.
– Как это? – У Вики голос осип от возмущения. – А дети?
– А что дети, – тетя Валя горько вздохнула. – Ну, судьба у них такая. Что они, виноваты, что у такой матери родились?..
– Вот именно! Они ни в чем не виноваты, – горячо проговорила Вика и, убеждая то ли соседку, то ли саму себя, добавила: – И я тоже не виновата ни в чем.
Вернувшись домой, она, не обращая никакого внимания на мать с ее приятелем, которые уже в обнимку храпели прямо на полу, покидала нехитрые пожитки близнецов в свой чемодан и объявила:
– Желающие могут остаться здесь. Остальных прошу следовать за мной.
Малыши наперегонки бросились к дверям.
В Москве все втроем предстали перед билетершей Антониной Васильевной, та только охнула:
– Совсем ты, девка, с ума спятила. Куда мальцов-то притащила?!
– Я только на первое время. Ну, я же не могу их в общежитие к себе взять. Сейчас документы оформлю, в интернат их пристрою.