История странной любви
Шрифт:
– La Perla.
– Это твоя компания? А я-то думал: что за ювелирный магазин регулярно лакомится нашими десертами?
– Нет, это название итальянских отелей.
– Их много?
Вика неопределенно пожала плечами:
– Штук двадцать.
Борис присвистнул, только и смог сказать:
– Как тебе удалось?!
– Долгая история, давай лучше о конкретном деле.
– Ну, хорошо.
Борис улыбнулся настолько снисходительно, чтобы не осталось никаких сомнений: «Все, что будет сказано, я не собираюсь принимать всерьез».
– Я тебя слушаю.
Она предпочла не заметить его улыбки. Она таких гримас видела десятки, а то и сотни. Ее столько раз не спешили принимать всерьез и с трудом находили время на встречу, а когда понимали, что она предлагает нечто стоящее, пытались обмануть, ущемить, недодать, не поделиться. Вика привыкла к недоверию, которое сменяется удивлением и даже восхищением. Но даже и восхищение ее не удовлетворяло. Главным своим достижением она считала то, что добилась уважения к одному своему имени. Теперь ее слушали открыв рот, с ней считались, ее даже побаивались, и уже никому не приходило в голову оторвать у нее причитающийся кусок.
Усмешка Бориса ее даже порадовала, добавила азарта. Предвкушение победы заиграло в крови новым вкусом: «И не таких клали на лопатки!»
Она открыла сумку, достала папку с документами, небрежно бросила на стол:
– Здесь подробное описание проекта и бизнес-план. Почитай, и мне бы хотелось, чтобы к моменту финального подписания контракта между нами не осталось бы никаких недомолвок. Договор должен быть подписан и апостилирован.
– Что? Это еще зачем?
– Есть зарубежные партнеры, для которых важно, чтобы все фигурирующие в деле документы имели законную силу и на территории Италии.
– Какое отношение к этому может иметь контракт между нами?
Она засмеялась. Откинула голову – и ложбинка на ее шее показалась Борису какой-то беззащитной и очень трогательной. Он увидел выбившийся из-за уха локон, ямочку на правой щеке, лучики первых морщинок, нисколько не портивших оставшегося серьезным взгляда, и невольно потянулся рукой к вороту несуществующей рубашки, чтобы ослабить узел на несуществующем же галстуке.
– Вот ты и попался, Борька! – воскликнула она так, будто не было между ними ни обид, ни расставания, ни горы взаимных претензий и горечи недосказанного. – Значит, подписываем контракт?
– Ничего мы не подписываем. – Борис надулся, чувствуя неловкость от своей оплошности. Хотя он готов был попасться ей на удочку еще не один раз, только бы снова слышать этот смех и чувствовать – пусть небольшое, но очень юношеское, очень волнительное и такое неожиданное счастливое удушье.
– Ладно. Я и не рассчитывала, что ты подаришь мне свой автограф прямо сейчас. Всему свое время. Почитай документы, подумай. Проект нашего договора здесь же, – Вика кивнула на папку. – Это не окончательный вариант. Я готова обсуждать цифры. Естественно, до известного предела.
– Своего не упустишь? – теперь его ухмылка получилась грустной.
– Нет, еще и чужое откушу, – она тоже погрустнела. – Золотая рыбка давно превратилась в акулу.
Вика встала, одернула юбку и, небрежно кивнув Борису, направилась к выходу. Попытки расплатиться за кофе она не сделала. Она никогда не любила лишних жестов вежливости и воспитанности. Она знала, что он скажет, что угощает. Так пусть угощает, к чему пустые разговоры?..
Она уходила легкой походкой красивой, уверенной в себе и знающей себе цену женщины. Уходила не оборачиваясь, не изъявив ни малейшего желания ни назначить дату следующей встречи, ни договориться о телефонном звонке, ни хотя бы обменяться с Борисом еще одним взглядом.
«Не буду читать эти дурацкие бумаги!» – решил он и тут же пододвинул к себе папку, достал документы и углубился в чтение.
Чем дальше читал, тем острее чувствовал: дело стоящее. И тем отчетливее понимал: для того, чтобы оно выгорело, надо бросить все здесь – хотя бы на какое-то время. Но разве бросают первого ребенка для того, чтобы родить второго?! На обучение персонала в Италии уйдет минимум полгода, но и этого времени вполне достаточно для того, чтобы успех «Ла Виньи» пошатнулся. Конечно, персонал у Бориса неплохой, даже отличный, но как найти не просто толкового, а еще и честного менеджера, который согласится заменить Бориса на время отсутствия и не попытается при этом захапать побольше, скрывая истинный доход ресторана?
– Нужен кто-то свой. – Борис постучал по столу костяшками пальцев. И вдруг молнией пронеслась мысль: – Машка! Ну конечно же! Отличная идея!
Естественно, понадобится время, чтобы ее научить, но ведь и Викин проект стартует не завтра. Это Машке должно понравиться. Теперь не он ее будет выручать, а она его. А за ним не заржавеет, он так и скажет:
– Манюня, твой уход из спорта – большая удача. Мне жутко нужна твоя помощь, без тебя не справлюсь.
Ну какая жена сможет отказать мужу после таких слов?!
А Манюня смогла.
Впрочем, никаких слов от Бориса она не услышала. Ему их некому было сказать. В тот вечер дома его ждала только записка: «Чернова на тренировке вывихнула лодыжку. Звонили, попросили вернуться. Приеду через пару недель. Может быть».
Борису оставалось только догадываться, относилось ли последнее предложение к слову «приеду» или все-таки к количеству недель. Он перечитал записку четыре раза, прежде чем окончательно убедился в том, что отъезд Манюни расстраивает его лишь потому, что теперь надо искать другую кандидатуру для управления рестораном. Потеря Манюни-жены перестала его волновать. Борис окунулся в работу, жил одним днем и ждал новой встречи с Викой. Он не сомневался в том, что она даст о себе знать, когда придет время.
Оно шло, но никак не приходило.
10
Матвей жил в богатой квартире уже неделю. Если бы не стычки с хозяйской дочерью, его существование можно было бы назвать идеальным. Конечно, неприятно, когда тебя постоянно обзывают отродьем, бездарем, нахлебником (и это еще самые мягкие из эпитетов, которые вылетали изо рта девчонки каждый раз, когда она сталкивалась с Матвеем). Правда, следует отдать должное – все слова были литературными. Подзаборной бранью девчонка либо не владела, либо предпочитала ею не пользоваться, что делало честь и ей, и ее матери, которая, к слову сказать, с дочерью общалась обычно по телефону. Стоило ей вечером переступить порог, она всегда спрашивала: