История суда и правосудия в России. Том 2: Законодательство и правосудие в Московском государстве (конец XV – 70-е годы XVII века)
Шрифт:
Следующей судебной инстанцией являлся суд Боярской думы. Вначале великий князь судил вместе с ближними боярами, но уже к середине XV в. из состава Боярской думы выделилась специальная Судебная комиссия, получившая полномочия решения судебных дел от своего имени. Возглавлялась она, как правило, кем-либо из именитых бояр, членов Думы. Так, в 90-х гг. XV в. во главе Судебной комиссии стоял боярин, князь Иван Юрьевич Патрикеев, вместе с ним в работе высшего судебного органа принимал участие его сын, Василий Иванович Патрикеев [318] . «В целях ограничения судебных прав бояр и необходимости ведения судопроизводства к боярскому суду допускаются представители иных сословий – дьяки, роль которых усиливается с введением письменного делопроизводства» [319] .
318
См.: Судебники XV–XVI ив. С. 42–43.
319
РЗ. Т. 2. С. 63.
В Судебнике 1497 г. проводится различие в полномочиях между судом великого князя и судом Боярской думы. Компетенция Боярской думы в качестве суда первой инстанции распространялась на членов Боярской думы, должностных лиц государева двора (а позже приказов), наместников и волостелей, отправлявших судебные функции на местах; суду этого органа также подлежали споры о местничестве и иски тех служилых людей, которые не имели привилегий на высший великокняжеский (царский) суд.
В случае совместного принятия решения великим князем и Боярской думой использовалась формула: «по Государеву и Великого князя указу и по боярскому приговору» [320] .
320
Цит. по: Штамм С. И, Судебник 1497 г. С. 13.
Боярская дума выступала судом второй инстанции по отношению к нижестоящим судам. Она могла рассматривать по докладу дела, передаваемые из местных судов, подлежащие их компетенции, но в силу каких-либо причин не разрешенные на этом уровне.
На местах в течение длительного времени сохранялись судебные органы, сформированные еще в XI–XIV столетиях, в которых судебная власть сосредоточивалась в руках наместников и волостелей, обладавших полной и неполной судебной властью. Полная предоставляла им право вынесения окончательных решений по рассматриваемым делам; неполная требовала утверждения решения (приговора) наместника Боярской думой.
Кроме наместничьего суда существовали еще различного вида судебные должности, к которым относились: судьи разъезжие, данные, третейские, вотчинные, церковные и «смесные». В процессе присоединения новых земель им навязывалась та система, которая сложилась в Московском княжестве. Так, при присоединении Великого Новгорода среди всех обсуждаемых новгородцами с великим князем вопросов наиболее остро стояла проблема судопроизводства. Новгородцы просили, чтобы «суд судити наместнику своему и посаднику в городе, а чего не возмогут управити посадник да наместник, ино бе тому государь, князь великий сам управу учинил, приехав на четвертый год… и чтобы великий князь не велел своим наместникам владычных судов судити, да и посадничьих» [321] . Из этого вопроса явствует, что новгородцы хотели сохранить основные принципы судопроизводства, существовавшие в Новгородской республике. Великий князь с этими требованиями не согласился. Вместо посадников и тысяцких по его указанию городом стали управлять московские наместники, которым были вручены административные, финансовые и судебные полномочия.
321
ПСРЛ. Т. VIII. С. 187–189.
С 30-х до начала 60-х гг. XVI в. в силу реализации Губной и Земской реформ местная судебная система подверглась существенному реформированию. Разнообразие судебных органов, устаревшая практика осуществления судопроизводства, многочисленные нарекания местных жителей на неэффективность работы местных органов власти в области преследования и изобличения преступников, а также жалобы на злоупотребления, допускаемые наместниками, волостелями и их тиунами при собирании «кормов» с населения и вершении судопроизводства, послужили причиной обращения волостных, посадских и «лутчих» и средних людей сельских миров к царю с предложением о предоставлении им права «меж себя, бес государева ведома, обыскивать и имать разбойников» на своей территории, равно как и самим собирать налоги и отправлять их непосредственно в царскую казну.
Правительство посчитало жалобы обоснованными и приступило к переустройству местной власти и входившей в ее состав судебной системы на выборной основе. Оно удовлетворило предложения сельских и городских миров. В результате было образовано выборное местное самоуправление, наделенное административными, финансовыми и судебными полномочиями, т. е. руководство всей местной жизнью, а также судопроизводством было вручено самим сельским мирам и городским обществам. Эта была серьезная и глубокая реформа власти, управления и суда.
Свое первоначальное оформление она получила в Царском Судебнике 1550 г. В ст. 98 этого Судебника была определена компетенция высшего органа законодательной и судебной власти – царя: «А которые дела новые, а в сем Судебнике не написаны, и как те дела с государева докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела в том Судебнике приписывати» [322] . Главной новеллой Царского Судебника было декларирование замены назначаемого центром единоличного судьи (наместника, волостеля, тиуна) коллегиальным судебным органом, избираемым местным населением «из всех», т. е. из жителей данной местности независимо от их сословной принадлежности.
322
РЗ. Т. 2. Ст. 98. С. 120.
Процесс формирования органов местного самоуправления и коллегиального суда был длительным и состоял из целого ряда мероприятий, вводимых различными документами: кормленными и указными грамотами, царскими приговорами, уложениями и иными нормативными актами, подписанными, как правило, царем и Боярской думой. Намеченная правительством линия преобразований в организации местной власти и судебной системы и их мотивация наиболее очевидно изложены в Приговоре царском о кормлениях и службе (1556), в котором более конкретно и масштабно решался вопрос об отмене кормлений по причине неэффективности работы кормленщиков, допускаемых ими злоупотреблений в осуществлении правосудия и собирания налогов с населения. «Бояре и князи, – сообщается в этом Приговоре, – сидели по кормлениям по городом и по волостем, для рос правы людям и всякого устроения землям», но они службы своей не справляли, а искали от нее себе «покою и прекормления», и в результате «многие грады и волости пусты учинили… и много злокозненных дел на них учинили» и были народу «не пастыри и учители, а гонители и разорители». Принимая во внимание эти обстоятельства, царь «повелел во градехи волостях разчинити старосты, сотские и пятидесято кие и десятские» и предложил им пресекать на местах разбои и грабежи, преследовать преступников, судить их праведным судом на основании закона и наказывать («казнем предавати»), не допуская никакой вражды при осуществлении правосудия и не взимая «мзды неправедной». Отменяя кормленческие налоговые сборы, царь указал: «На все грады и волости положить оброки по их промыслам и землям, и те оброки сбирать в царскую казну своим дьякам» [323] , т. е. в централизованном порядке с учетом доходов городов и сел, расположенных в различных по географическим и климатическим условиям местностях.
323
ПСРЛ. Т. XIII. C. 267–268.
Приговор царский о кормлениях и службе был принят через пять лет после Судебника 1550 г. и четыре года после Стоглавого собора (1551), на котором царь произнес речь, провозгласившую необходимость введения этих мероприятий. В Приговоре они получили теоретическое обоснование и правовое оформление; в нем также содержались и конкретные указания, предписывающие их немедленное повсеместное осуществление. Проект дальнейших преобразований на местах в этом нормативном акте изложен с достаточной полнотой, хотя впоследствии он изменялся и уточнялся [324] .
324
Например, сбор налогов был предоставлен местным органам самоуправления, а не дьякам центрального аппарата, как предполагалось в Приговоре.
Практика показала наибольшую эффективность деятельности выборных губных и земских учреждений по сравнению с наместническим аппаратом, и правительство твердо и последовательно стало проводить политику поддержки и развития местных выборных органов власти, управления и суда, что и нашло свое полное отражение в документах книг Разбойного приказа, составленных как до Смуты (1555–1556), так и после нее, при восстановлении порядков, разрушенных в период «Московского разорения» (1617–1648).
Судебник 1550 г. и решения Стоглавого собора 1551 г. придали правовую форму изменениям в местной организации власти и судебном устройстве. Приговор царский о кормлениях и службе 1556 г. стимулировал дальнейшее развитие реформы местной власти, судоустройства и судопроизводства на всей территории страны. Городские и сельские общества стали избирать губного старосту, при котором учреждалась Губная изба, включавшая штат должностных лиц, участвующих в отправлении возложенных на них функций. В каждой волости или городе выбирали обычно по два или три губных старосты. В выборах принимало участие все население уезда: дворянство, духовенство, городские, посадские и волостные люди. Кандидатами на эту должность рекомендовались «лутчие» люди, которые «к тому [делу] пригожи, душей прямы, животом [имуществом] прожиточны и в грамоте горазды» [325] . Списки кандидатов представлялись в Разбойный приказ. При наличии разногласий относительно избираемых лиц, особенно судей, или каких-либо изъянов в их репутации последнее слово было за ним. Смещать выбранного губного старосту с должности запрещалось, на что имелось прямое указание царя: «…а которые старосты нашу службу служат и от службы их отставити не мочно».
325
Цит по: Ланге Н. Н. Древнее русское уголовное судопроизводство. С. 20–22. Ланге приводит список лиц, избранных на должность губного старосты. Несмотря на то что Ланге полагает, что избирались на эту должность кандидатуры из детей боярских и дворян, приведенные им же примеры такого социального расклада не подтверждают. В целом ряде списков избранных старост по Белозерскому, Владимирскому, Волоцкому, Муромскому и другим уездам просто перечислялись избранные лица: Монастырев, Сапогов, Турусов, Домнин, Микулин, Бражников, Воропаев и т. п., без указания на род занятий ига сословную принадлежность, что предоставляет возможность предполагать наличие всесословных выборов.