История суда и правосудия в России. Том 2: Законодательство и правосудие в Московском государстве (конец XV – 70-е годы XVII века)
Шрифт:
Н. Н. Ланге высказал предположение, что поскольку нет документов, свидетельствующих о срочном ограничении полномочий губных старост, то они, по всей вероятности, были несменяемыми и могли отправлять свою службу в течение всей жизни, если не были замечены в каких-либо противоправных деяниях [326] . В состав Губной избы кроме старост входили: выборные (излюбленные) судьи и дьяки (они могли быть как выборными, так и назначаемыми), в руках последних сосредоточивалось все делопроизводство. В ведении губного старосты находились также и десятские, пятидесятские и сотские. Эти чины обязаны были следить за порядком на вверенной их попечению территории, а также содействовать судебным органам в отправлении ими своих полномочий.
326
См.: Ланге Н. Н. Древнее русское уголовное судопроизводство. С. 20–21.
После замены наместников губными и земскими учреждениями (середина и вторая половина XVI в.) судебные функции первых постепенно перешли к губным и земским старостам и излюбленным судьям (сначала по делам
Разбойном приказе. Доходы от судопроизводства поступали непосредственно в казну местных органов власти.
В компетенцию губных органов входили розыск и судопроизводство по таким опасным для государства и общества видам преступлений, как татьба и разбой. Несколько позже к ведению губных судебных органов были отнесены дополнительно: убийство (душегубство), поджог и иные тяжкие преступления. К их ведению было отнесено также устройство тюрем и обеспечение их надежной охраной (сторожами).
Земская реформа была проведена несколько позднее Губной. Земские избы создавались на территориях меньшего размера и, как предполагают некоторые исследователи, в центральных уездах страны; состояли они также из выборных людей и были наделены административными, финансовыми и судебными функциями. Судебные полномочия земского самоуправления в основном ограничивались сферой гражданского судопроизводства и рассмотрением мелких уголовных правонарушений [327] .
Н. Е. Носов справедливо отметил, что в этих реформах (Губной и Земской) впервые довольно большая масса местного населения призывалась к выборам органов местного управления и суда. Судопроизводство поручалось выборным лицам из числа местного населения, которые при вступлении в должность приносили присягу, обязываясь судить по совести, справедливости и закону [328] .
327
См.: Исаев И. А. История государства и права России. С. 130–131. Соображение о земствах как органах центральных уездов не находит подтверждения в тексте Судебника 1589 г., действие которого было рассчитано на обширную территорию Поморья.
328
См.: Носов Н. Е. Становление сословного представительства в первой половине XVI в. // ИЗ. 1993.№ 114. С. 148–179. Н. Н. Ланге обратил внимание на серьезность и глубину Губной реформы, связав с ней создание губного права (см.: Ланге Н. Н. Древнее русское уголовное судопроизводство. С. 35). В дальнейшем Губная и Земская реформы начали урезаться и окончательно были отменены Петром I в 1703 г.
Начало правового оформления Судебной реформы (губные и земские суды), как отмечалось выше, было положено Судебником 1550 г. Причем коллегиальный принцип в отправлении судопроизводства предусматривался не только для местной судебной системы, но и для состава центральных судов, который был дополнен введением в него дворецких [329] , казначеев и дьяков: «Суд царя и великого князя судити бояром, и окольничим, и дворецким, и казначеем, и дьяком», а суд наместников и волостелей – избранными «лутчими» людьми. Введение в состав судей центрального аппарата казначеев и дворецких, а также приказных дьяков означало правовое оформление их функций и свидетельствовало об усиление роли приказов и приказной бюрократии в государственной жизни.
329
Повышение роли дворецких в судебной сфере нашло отражение и в формуляре жалованных несудимых грамот 1530—1540-х гг. (см.: Кром М. М. Указ. соч. С. 453).
Порядок судопроизводства, предусмотренный в Судебнике 1550 г., соответствовал судебной практике, сложившейся до его принятия. К сожалению, сохранившаяся судебная практика изучаемого времени очень немногочисленна. Из уцелевших документов следует, что суд высшей инстанции вершил боярин, однако в большинстве известных случаев приговоры от имени великого князя выносились дворецкими или казначеями. В некоторых случаях судьей выступал сам великий князь. Судебные документы обычно составлялись на местах, т. е. в суде первой инстанции, а в Москве только выносился приговор великокняжеского судьи – боярина, казначея или дворецкого и ставилась его печать и подпись дьяка [330] .
330
В судебном документе, выдаваемом сторонам, наличествовала дата рассмотрения дела; имя судьи, которому оно поручалось, дата выдачи грамоты, заголовок грамоты, архивный шифр документа или публикации. Например, дата: 1534 г., судья: дворецкий князь И. И. Кубенский (доклад); подпись: дьяк Дурак Мишурин, дата выдачи грамоты, заголовок грамоты: Правая и разъезжая грамота суда Ф. Г. Стогнина Ферапонтову монастырю но тяжбе с крестьянином Гею ни нс кой волости (см.: РИБ. Т. XXXII. Изд. 2. № 131. Стб. 226–239).
На местах «выборные… губные и земские старосты и городовые приказчики – стали играть важную роль в местном управлении и в земельных делах» [331] . В тех местностях, где еще функционировали наместники и волостели (реформа вводилась постепенно), за их судебными полномочиями учреждался неукоснительный надзор (в Судебнике 1550 г. он уже фиксировался) в лице «добрых» и «лутчих» людей, зарекомендовавших себя перед местным населением в качестве законопослушных и уважаемых жителей данного судебного округа, которым вменялось в обязанности следить за справедливостью и законностью рассмотрения дел наместниками, волостелями и их администрацией. При поступлении дела в Боярскую думу по жалобе или докладу судные мужи обязаны были свидетельствовать о правильности рассмотрения дела наместником или волостелем или давать показания о замеченных ими нарушениях правосудия. Данное правило привело к тому, что судебные полномочия назначенных центром чиновников в лице наместников и волостелей постепенно сокращались, что в итоге способствовало полному вытеснению самих этих должностей.
331
Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России. С. 140–141.
Во второй половине XVI в. было учреждено воеводство как система местного управления (1556). Государь назначал воевод в уезды и крупные города, которым поручались и некоторые контрольные функции по отношению к земским выборным органам самоуправления (исключая Поморье). Некоторые исследователи считают, что институт воеводства был шагом к сокращению полномочий местных выборных губных и земских органов [332] . И. А. Исаев не разделяет подобную точку зрения, полагая, что функции местных представительных органов самоуправления и воевод в этот период были разграничены и институт воеводства не ущемлял полномочий местного самоуправления [333] . М. Ф. Владимирский-Буданов замечает, что «власть самих воевод различалась, смотря по тому, находились ли при них дьяки или нет; в первом случае они в гражданских делах судили иски на всякую сумму (а по Котошихину до 10 рублей); во втором – судили иски только до 20 рублей, и не судили дел вотчинных, поместных и холопьих. В уголовных делах только воеводы более или менее отдаленных волостей могли казнить смертью без доклада» [334] . Точка зрения ученых, полагающих, что назначение воевод внесло существенные ограничения в полномочия органов местного управления и суда и они даже «заменили всех должностных лиц земских выборных органов: городовых приказчиков, судных и осадных голов, губных старост» [335] , является по меньшей мере дискуссионной. В нормативных документах XVI в. она не находит отражения.
332
См.: Павленко Н. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. Указ. соч. С. 199 и др.
333
См.: Исаев И. А. История государства и права России. С. 167. Сохранились грамоты, направляемые центральной властью в адрес воевод на местах, содержанием большинства из которых являлись военные вопросы: «о выдаче служилым людям хлебного запасу» (РИБ. Т. II. Изд. 3.№ 61); «о недопосылке служилых людей на калмыков» (там же. № 110); «о соблюдении в точности в росписях имен служилых людей» (там же. № 112) и т. п.
334
Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. М., 2007. С. 599.
335
Павленко II. И., Кобрин В. Б., Федоров В. А. Указ. соч. С. 199; Кром М. М. Указ. соч. С. 580–581.
Значительная деформация в системе правосудия произошла во время опричнины и позднего этапа правления Ивана Грозного, во второй половине 60-х – начале 80-х гг. XVI в. В результате введения царем Иваном Грозным опричнины (1564–1565) установился жесткий политический режим террористической направленности, приведший «к законному беззаконию» (А. М. Курбский). Это означало, что законы существовали и были высокого юридического уровня как по своему содержанию, так и по юридической технике [336] , но они не применялись. Процветало беззаконие, получили широкое распространение бессудные расправы с населением, объективное вменение в отношении лиц, даже не подозреваемых в совершении преступлений, но находившихся в родственных или дружеских связях с обвиняемыми.
336
См.: Виппер Р. Ю. Иван Грозный. Ташкент, 1942. С. 25.
С введением опричного террора современники событий связывают попрание правосудия в государстве, разрушение политической системы управления и хозяйствования (А. М. Курбский, И. Тимофеев, А. И. Х воростинин, С. И. Шаховской и ряд анонимных авторов начала XVII в.), они также усматривают в ней одну из серьезных причин, послуживших прологом гражданской войны и Смуты.
Следует отметить, что доносительство во второй половине XVI в. приняло такой широкий размах, что вызвало серьезное недовольство в обществе. В связи с этим Иван IV за два года до своей смерти вынужден был принять Приговор о лжесвидетельстве и ложных исках (1582), угрожавший жестокими карами «барским холопам» за ложные доносы «на своих государей», которые «в судех лжут», а «в жалобницах пишут иски велики»; и сами эти «жалобницы» составляют за деньги, оставаясь совершенно безнаказанными. Приговор о лжесвидетельстве и ложных исках постановил тщательно расследовать все подобные жалобы (они названы «крамолой», т. е. были возведены в ранг преступлений против государства), и в случае установления их ложного характера самого «того жалобника обвинили», взыскав с него все судебные издержки и подвергнув его телесному наказанию – «били кнутом», и в будущем никогда от него никаких жалоб не принимать, а если такой «жалобник» обвинит человека в «смертном убийстве» и этот факт не подтвердится, то «наемного доводчика казнили смертию», а заказчика (того, «кто подкупил его») «казнить торговой казнью и написали в казаки в украинные городы», а если не сознается в своем подстрекательстве, то и его казнить смертной казнью.