История темных лет
Шрифт:
— Ты не любишь праздники? Отчего?
Она посмотрела на него золотистыми глазами и покачала головой. Принц так и не мог привыкнуть к метаморфозам, происходящим с ее глазами, и каждый раз замирал, когда они меняли цвет. Ну не удивительно ли! — секунду назад они были карими, и вот золотистые. Не желтые, а ослепительные, яркие, солнечно-золотистые, и лицо от этого в обрамлении пышных, цвета осенних листьев, сквозь которые пробивается солнечный луч, волос казалось ирреально прекрасным, словно выточенным из мрамора рукой гения.
— А что ты любишь?
— Природу.
Принц улыбнулся, любуясь девушкой:
— Не удивлен. Я не встречал более совершенное создание, чем ты. Природа явно отвечает тебе взаимностью.
Сэнди хмуро покосилась на него: комплименты всегда ставили ее в тупик и заставляли искать в них фальшь, лесть и корысть.
— Пойдем в дом, холодно…
Сумерки еще только начали прокрадываться в покои замка, но морской воздух, гуляющий по комнате, уже отдавал вечерней прохладой. Климат Мидона отличался своеобразием и непредсказуемостью, совсем как характер девушки. Жара наступала с первыми лучами солнца, но после обеда могла без боя сдаться прохладе, лишь летом забирая под свое покровительство весь световой день. Однако не мешала холодным, северным ветрам внезапно налетать и царствовать когда час, а когда и сутки.
— Ты не озябла? — заботливо поинтересовался принц.
"Нет", — покачала головой девушка. На ней был теплый костюм из легкой, пушистой, мифлонской ткани. Еще до того, как она пришла в себя, принц приказал в спешном порядке обеспечить девушку одеждой и лично отбирал каждую материю. Он накупил мехов и драгоценностей, прeбывая в полной уверенности, что она любит все это, как и любая другая девушка. Но Сэнди не была «любой». Она вообще не была похожа на обычную женщину с ее типичными страстями, желаниями и привязанностями. Девушка равнодушно посмотрела на драгоценности, которые принц так тщательно отбирал, и даже не притронулась к ним. Та же реакция была на меха и элегантные, самые модные наряды. Только платье из Хефлона поразило ее изяществом и мастерством вышитого золотой нитью и стразами из изумрудов, рисунка, но выбрала она простой костюм из пушистой ткани цвета слоновой кости и легкие, бесшумные туфельки из мягкой белой кожи. Ножка у девушки была маленькой, как у ребенка. Стопа полностью помещалась на ладони Ричарда, от кончика пальцев до запястья.
Принц смирился с пристрастьем девушки в одежде и приказал нашить еще 10 подобных костюмов разной расцветки. И лично отобрал для нее прислугу, от горничной до охраны, предварительно побеседовав с каждым и тщательно проверив через службу Криса. Друг лишь качал головой да не уставал ехидно высказываться в его адрес, и что больше всего раздражало, в адрес Сэнди. Ричард видел, что и девушка отвечает Крису тем же, моментально выпуская свои колючки и глаза при его приближении вспыхивали зеленью.
— Что у тебя с глазами, малышка? Почему они меняют цвет? — спросил как-то Ричард и получил ироничный ответ: "Врожденная патология".
Чему удивляться? Она была не обычна до мозга костей, до строения кровяных телец в крови. Она не старалась понравиться или получить что-то, она просто жила, и это открытость вместе с непосредственностью восхищала и подчиняла больше, чем изощренное, женское кокетство, сдобренное килограммом косметики и приторно-ласковым голосом.
Ричарду хотелось бросить к ее ногам все, что имеет просто так, просто за то, что она есть. Он чувствовал, как глубокая, безграничная нежность овладевает им, когда рука Сэнди тонет в его ладони и кончики пальцев непроизвольно ласкают шелковую кожу, даря ощущение тепла и покоя.
Он чувствовал, как девушка борется с собой, не желая сдаваться на милость вспыхнувшим чувствам, и Ричард не торопил ее, давал время уверенный в исходе битвы.
— Знаешь, когда я был совсем маленьким, — вернулся принц к разговору, — вообще не имел представления о праздниках. Когда мне исполнилось семь лет, мой дед, король Аштара, устроил по этому поводу такую феерию, что я долго потом пребывал в растерянности. Огромные разноцветные шары летали по всему замку, по парку. Гремела музыка, все вокруг веселились, танцевали. Столы ломились от чего-то невообразимого. Я сидел рядом с дедом во главе и… никак не мог понять, почему все поздравляют меня? С чем? А люди все шли и шли, дарили подарки, желали счастья… Две залы подарков — игрушки, книжки, шпага, помню, мне очень понравилась, а еще шахматы, такие интересные в виде диковинных зверюшек, белые, прозрачные, а внутри что-то мерцает, загадочно так… А черные, матовые снаружи и переливаются. Когда пешки срубаешь, у них мордочки вытягиваются, становятся несчастными, а когда делаешь ход, они улыбаются. У меня их не отобрали. Я тогда впервые сказал «деда» и очень испугался, когда он заплакал… И он объяснил мне, что люди плачут не только от горя, но и от радости. Слезы льются, когда душа переполнена. — Ричард тряхнул волосами и, улыбнувшись, посмотрел на Сэнди. Ее глаза светились добротой и участием. — Дедушка стар. Он пережил всех своих детей, из родни остался только я, его внук. Дед давно бы сложил бремя власти, он устал и хотел, чтобы я занял трон, а он бы спокойно доживал свои дни под крылом внука, а там, кто знает, и правнука… но пока Паул был жив, это было невозможно. Наемники. Они были повсюду. Яд, нож, лазерник, удавка — погибла масса невинных людей… а я выжил. Дед приказал скрываться, и я, как трус, бегал по Аштару! Его можно понять, он боялся потерять последнего наследника, но я… смалодушничал и согласился. — Ричард виновато посмотрел на Сэнди и нахмурился. Она осторожно накрыла его руку своей ладонью и покачала головой:
— Ты ни в чем не виноват.
— Ты не понимаешь, милая, ты не пряталась… Я послушал деда и в итоге потерял друга. Мы были вместе с семи лет, как братья, даже больше… и вот я жив, а он умер… за меня. А дед? Я так и не обеспечил ему спокойную старость, не воздал должное его годам, мудрости и доброте, не снял с него бремя власти. Я влез в это болото и пытаюсь восстановить, возродить то, чего здесь и не было, а мог бы спокойно править на Аштаре на радость деду. Это было бы так просто, но люди… Аштар — мирная, спокойная планета, и ее жители процветают, потому что у них справедливый, мудрый правитель, а чем хуже народы Мидона? Они тоже хотят нормально жить, иметь уверенность в завтрашнем дне, иметь работу, семью, детей, будущее. Разве они виноваты, что их правитель не король Вирджил, а психопат Паул Ланкранц? И поэтому им положен лишь надел травы да бабочка из местного борделя…
Сэнди резко вырвала свою руку из его ладони и поспешно покинула комнату. Ричард с минуту в недоумении смотрел на закрывшуюся дверь — что же он сделал не так? Что сказал?
Принц встал и пошел вслед за девушкой. Она была в библиотеке, что-то искала на книжной полке. Он подошел и, встав у нее за спиной, сказал:
— Прости, если я чем-то обидел тебя.
Девушка, не глядя на него, кивнула и взяла какую-то книгу.
— Я не хотел… Девушка опять кивнула, и Ричард, не выдержав, мягко взяв за плечи, развернул к себе. Он боялся увидеть следы обиды, неприязни или даже слез на ее лице, но, к радости, его опасения оказались напрасными. Сэнди спокойно смотрела на него чистыми карими глазами. "Может, мне показалось? Может, она просто пошла за книгой, а я вообразил, бог знает что?"
— "Повествование о народах Мидона", монах Анигэр, — прочитал он полустертую надпись на выцветшей обложке и улыбнулся, — ты выбрала то, что я читал тебе, пока ты спала.
Сэнди смотрела на него широко распахнутыми глазами, запрокинув голову, чуть приоткрыв губы, и казалась такой близкой, манящей, что Ричард не выдержал и, зарывшись рукой в пух волос, нежно прикоснулся к ее губам, постепенно становясь настойчивее, проникая все глубже. Пол ушел у него из-под ног, растворились стены комнаты, и он сам растаял, потерявшись в этом поцелуе.
Девушка вдруг резко отпрянула, словно испугалась собственной слабости, и хотела убежать, но принц мягко перехватил ее и прижал к себе, пресекая сопротивление. Мысль, что она скроется сейчас с его глаз, исчезнет, была невыносима.
— Не рвись, милая, я не причиню тебе вреда, и никто, пока я жив, — девушка молча сопротивлялась, и он еще крепче прижал ее к своей груди. Он не видел ее лица, лишь пушистые волосы на затылке, в которые он зарылся лицом. — Успокойся, пожалуйста, не вырывайся и не убегай. Я отпущу тебя, только не уходи, прошу тебя! Мне невыносима мысль, что ты исчезнешь, и я не увижу твоих чудесных глаз, твоего лица… Я не знаю, как это случилось, но ты стала мне дороже жизни, дороже всего, что у меня есть. Ты и есть моя жизнь! Тобой я дышу, тобой живу, ради тебя встаю по утрам… Мне ничего не надо от тебя, только не уходи, не исчезай из моей жизни, позволь видеть тебя, знать, что ты рядом… Я люблю тебя, девочка! Люблю всей душой, всем сердцем!.. Девушка застыла, перестав вырываться, и повернулась к нему, недоверчиво заглядывая в глаза.