История третья: На склоне Немяна Тамаля

Ососкова Валентина

Он был готов поклясться, что мальчишка больше всего на свете в тот момент желал дать дёру. Об этом просто кричало всё — и взгляд, и поза… Но почему-то не сбежал, а покрепче прижал к себе рюкзак и, ссутулившись, подчинился. Егерь довольно улыбнулся.

В конце концов, мальчишка — это хотя бы не шакалья стая.

… Дежурные кошеварили, а рядом с ними крутился Ян. Яну было двенадцать — невысокий, в отца светловолосый и уже сейчас крайне независимый и решительный.

Ему было мало отцовских писем и редких

звонков. Он хотел увидеть войну — и он её увидел, сбежав из дома и однажды объявившись в отряде вместе с пополнением. Чего бы ему этого ни стоило, но Ян добился своего: остался здесь, с отцом, хотя бы временно.

— Якав, кого ты привёл?! — он первым заметил возвращение бойца.

— Ходячее развлечение, — усмехнулся Якав. Забольский мальчишка оглядывался затравленно, словно загнанный в угол зверёныш, и молчал, то ли не понимая по-выринейски, то ли просто проглотив язык от страха.

Ян с интересом подошёл, рассматривая найдёныша. Низенький, хрупкий, как девчонка, грязный до ужаса и до трясучки испуганный. Ну и какое из него развлечение? Даже жалко его. Дурак Якав.

— Эй, — окликнул пацанёнка Ян. — Ты откуда тут?

— Я… просто, — с заметным забольским акцентом, но всё-таки по-выринейски отозвался тот.

— И как тебя звать?

— Сивкой кличут, — снова, как и Якаву, ответил он, не отрывая взгляда от костра. Голоден, наверное.

Один из стоящих рядом с Якавом бойцов из остатков соседнего отряда, что присоединились к ним, задумчиво сказал:

— По-моему, я где-то этого мальчишку видел…

— Мало ли, — беспечно отмахнулся Якав. — Может, тут заметил. Да и вообще, таких в каждом городе десятки, чего ты.

— Ну да-а… — вздохнул солдат. — Это точно. Хотя я видел… да, этот очень похож на того, которого мы тут, в пригороде поймали. Ещё до того, как наш Далий…

Якав только отмахнулся и не стал слушать «соседа». Разговор Яна с найдёнышем был интересней.

— … И зачем ты, Сивка, за нашим следил? — это «нашим» слетело с губ Яна со скрытым удовольствием и превосходством. Это было здорово — говорить о грозном егерьском отряде «наши».

— Я… Я не следил, я просто… — мальчишка вцепился в свой рюкзак до побелевших костяшек кулачков. — Ну я просто тут. Жил я тут, — и шмыгнул носом.

— А потом правительственные войска разрушили твой город? — Ян похлопал его по плечу, чувствуя, как от каждого прикосновения этот Сивка сжимается и вздрагивает, как испуганный щенок. — Бывает. Не переживай, война скоро закончится.

Мальчишка замотал головой. И впрямь щенок.

— Чего? — не понял Ян, с чем из сказанного не согласен этот Сивка. — Мы правда закончим войну ещё до зимы! Вот увидишь. И отомстим за тебя и твой дом.

Это было здорово, выговаривать все эти замечательные гордые слова. Яну очень нравилось это чувство, вот только взгляд у найдёныша был странный Испуганный, конечно, но и ещё… какой-то. Было в нём что-то неправильно, и это рождало тревогу.

— Нет, — вдруг тихо-тихо, сипло ответил забольский беспризорник. — Вы не отомстите.

— Почему? — озадачился Ян. Происходящее уже не нравилось. Мальчишка вёл себя неправильно, и надо было его, пожалуй, поправить. Научить. Хотя жалко, конечно.

— Потому что вы… сами… — с каждым словом словно преодолевая тяжесть тонн воды, старательно выговаривал пацанёнок, — сами мой дом… разрушили.

Ян не поверил своим ушам и даже отступил на шаг.

— Что?!

Бойцы стали к ним с интересом оборачиваться, до этого момента не сильно вслушиваясь в разговор.

Мальчишка затравленно огляделся, но вдруг выпрямился и упрямо повторил:

— Это вы Рату бомбили. Ваши. Я помню.

— Глупый, — обиделся Ян и ударил коротко, без отдельного замаха — просто выбросил руку в челюсть хорошо поставленным боксёрским ударом.

А этот несносный беспризорник умудрился каким-то чудом увернуться. Куда делись ужас в глазах, ссутуленные плечи и покорность побитого щенка в каждом жесте?

Щенок ощерился, показывая мелкие острые зубки, и стоящий поодаль Якав вдруг подумал, что это вовсе не щенок. В собственный лагерь Якав привёл самого настоящего шакалёнка.

Драка завязалась мгновенно, так, что не растащишь. Мальчишки умеют драться так зло и ожесточённо, как взрослым и не снилось, молотя руками и ногами, кусаясь, бодаясь и катаясь с противником по земле.

… Потом клубок распался, и противники вскочили на ноги, тяжело дыша и сверля друг друга одинаково злыми взглядами.

— Не трогайте нас, — выдохнул Ян. — Я сам!

Выринейцы, собравшиеся вокруг импровизированного ринга, послушались. В конце концов, это действительно дело мальчишек, пусть сами и разбираются. Возражал только тот «сосед», из бывшего отряда Герга Далия, но его никто не слушал.

Снова сцепившись, пацаны полетели на землю единым четырёхруким-четырёхногим организмом. Раскатились, опять бросились друг на друга, пытаясь задушить, приложить головой об землю, сделать как можно больнее…

И если бы не ожесточённое исступление на лицах, их можно было бы принять за братьев. Одинаково пыльные, светловолосые, одинаково упрямые и злые. В движениях беспризорника давно нет никакого страха, растаял бесследно в тот момент, когда мальчишка нашёл в себе силы возразить Яну.

Ян, конечно, был сильнее и тяжелее, найдёнышу-Сивке приходилось полагаться только на ловкость и скорость — и вскакивать, вскакивать с земли в тот же момент, как Ян его туда в очередной раз уронит.

А в какой-то раз заболец не вскочил — откатился к своему рюкзаку, засунул руку внутрь… и отбросил рюкзак в сторону, под ноги Якаву.