История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6
Шрифт:
Заботясь о возвращении населения в свои жилища, главнокомандующий ограничил власть помещиков и запретил продажу крестьян. «Дворянство и вообще имеретинские помещики, – доносил Ртищев, – при необразованности своей, удивительной беспечности и страсти к поддержанию азиатской пышности своих соседей туров, не находя способов удовлетворять оной иначе как на счет подвластных им крестьян, почти все приняли правилом, чтобы за хорошую лошадь, ружье, парчи и прочее им нужное, равно и в приятельских подарках отделываться уступкою своего крестьянина, а иногда и нескольких семейств, несмотря на вывод их вне границ Имеретин. Не говорю уже о существовавшей под конец царского правления терпимости богопротивной продажи христиан туркам, которая ныне принятыми строгими мерами от российского правительства почти вовсе прекращена».
Узнав от духовенства и почетнейших князей, что в прежнее время в Имеретин за пленнопродавство существовала строжайшая казнь и продажа крестьян за границы Имеретин была строго запрещена и лишь в последнее время допущена была Соломоном, главнокомандующий объявил населению, что отныне строго запрещается
«Сверх сего, – писал Ртищев, – по разысканиям моим я открыл другое зло, которое также слабостию последнего царя вкоренилось в Имеретин между помещиками к предосуждению веры христианской и состоящее в том, что они почитали себе позволенным крестьян своих христианского исповедания отдавать незаконно под залог и даже продавать евреям природным кутаисским жителям».
Для пресечения этого обычая главнокомандующий предписал временному имеретинскому правлению: чтобы все таковые христианские семейства были отобраны от евреев и помещики заплатили за них ту сумму, за которую семейства эти были заложены. Если бы помещик оказался несостоятельным к выкупу своего крестьянина, то предоставлялось это сделать его родственнику «или другим помещикам, для удовлетворения евреев по мере возможности. Буде бы ни сами помещики, ни их родственники, ни другие желающие не явились к сему выкупу, в таком случае семейства сии обратить в казенных крестьян, предоставив свободу евреям судебным порядком – искать своего удовлетворения».
Вместе с тем, для лучшего управления духовенством, как в Имеретин, так и в Грузии, был назначен один экзарх Грузинский и Имеретинский, непосредственно подчиненный Синоду. В Тифлисе учреждена синодальная контора [225] , а бывшая там дикастерия упразднена и должна была быть перенесенною в Кутаис, для церквей, состоящих в Имеретин, Мингрелии и Гурии.
Новое устройство духовной части еще до введения его в действие вызвало волнения в Имеретин, Гурии и Мингрелии, так как с преобразованием ее вызывалось преобразование церковных имений. Владетели Мингрелии и Гурии видели в этом посягательство на нарушение заключенных с ними трактатов. Имеретинское духовенство смотрело как на лишение доходов, и многочисленные просьбы заставили Ртищева оставить управление духовною частью на прежнем основании, установить в Имеретин над несколькими церквами благочинных и подчинить все духовенство в Имеретин, Мингрелии и Гурии тифлисской синодальной конторе. Вся же Грузия была разделена на три епархии: Карталинскую, Осетинскую и Сигнахскую [226] .
225
Открыта 8 мая 1815 г. Донесение Ртищева обер-прокурору Синода кн. Голицыну, 9 мая 1815 г. № 50.
226
Указ Сената Ртищеву 28 января 1815 г.
Заботясь о благосостоянии населения, главнокомандующему необходимо было, для окончательного успокоения Грузии, покончить дело с царевичем Александром, поселившимся в Дагестане у анцухских лезгин и продолжавшим волновать население. Терпя во всем нужду, царевич рассылал письма, в которых жаловался, что грузины забыли его и ни один «не вспомнил хлеба и соли отца нашего».
С заключением Гюлистанского трактата положение царевича еще более ухудшилось: Персия не могла уже оказать ему никакой другой помощи, кроме покровительства и присылки денег для поддержания его существования. Аббас-Мирза просил Ртищева дозволить Александру выехать в Персию и остаться под покровительством этой державы. Главнокомандующий соглашался, но с условием, что если царевич войдет в сношения с грузинами и это будет доказано, то персидское правительство его выдаст [227] . При согласии на это условие Ртищев требовал: 1) чтобы Александр немедленно освободил захваченных им в плен русских офицеров и солдат; 2) чтобы он ехал в Персию по тем местам, которые будут указаны и 3) чтобы царевич дал окончательный ответ в течение одного месяца, и затем уже по истечении этого времени главнокомандующий не будет отвечать за его безопасность. Не зная, на что решиться, царевич сначала затягивал переговоры, а потом совершенно отказался от предложенных ему условий и предпочел остаться в Дагестане. Он надеялся на содействие Сурхай-хана Казикумухского, возвратившегося из Персии и возмущавшего окрестное население.
227
Письмо Ртищева Мирза-Абуль-Хасан-хану 18 октября 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 882.
Несколько раз возобновлявший присягу на верность и нарушавший ее при каждом удобном случае, Сурхай-хан, 11 июня 1813 г., с скопищем до 3 тысяч человек ворвался в Кюринскую провинцию и, прибыв в селение Колханы, стал укрепляться. Он был уверен, что жители Кюринской провинции перейдут на его сторону и признают его власть. Получив известие о появлении неприятеля, Севастопольского полка майор Рябинин составил отряд из 50 стрелков и 10 казаков и, присоединив к ним часть кюринской конницы, приказал выбить Сурхая из его укрепленной позиции. 12 июня неприятельские пикеты были сбиты, но, по неимению артиллерии, штурмовать деревню Колханы было невозможно. Тогда Рябинин отправил в отряд одно орудие под прикрытием 25 стрелков, и после пятичасового боя деревня Колханы была взята, причем победителям досталось до тысячи ружей, весь багаж и много лошадей [228] . Сурхай бежал с поля сражения и, не смея показаться в Казикумухе, ушел в Персию с 30 человеками своей свиты.
228
Рапорт Рябинина генерал-майору Хатунцову, 17 июня 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 756.
Прожив около года в Тавризе в свите Аббас-Мирзы и не получив никакой помощи, казикумухский хан с заключением Гюлистанского мира решился возвратиться в свое владение. С партиею, составленною из дагестанцев разных обществ, шатавшихся в Персии, и простиравшеюся до 125 человек, Сурхай прибыл на границу Елисаветпольской области с намерением тайными путями пробраться в Казикумух. Замеченный нашими разъездами, он решился прорваться силою и после небольшой перестрелки с казаками направился по Чаламбирской дороге. У устья р. Качкарки, впадающей в р. Куру, он был настигнут елисаветпольским окружным начальником, подполковником Калатузовым, с казаками, собранными с разных постов. Калатузов застал еще весь багаж Сурхая на этой стороне реки под прикрытием половины конвоя; другая же половина с Сурхаем и родственниками уже переправилась на левый берег р. Куры. Отрядив часть людей, для воспрепятствования оставшейся неприятельской коннице переправиться, Калатузов с остальными бросился в р. Куру, переправился на противоположный берег и атаковал Сурхая. Вероломный 75-летний старик обратился в бегство, а старший сын его, известный своею храбростью Закар-бек, решился защищаться и пожертвовать собою, чтобы спасти отца и дать ему средства к побегу. Он защищался отчаянно до тех пор, пока не был убит вместе с старшим внуком Сурхая – Ибраим-беком. Тогда оставшиеся спутники бывшего хана рассыпались в разные стороны и были преследованы до р. Поры на расстоянии 25 верст от Куры. Другая часть дагестанцев, остававшаяся на правом берегу, при первом появлении казаков, бросилась вплавь, но не успела спасти багажа, большая часть которого была потоплена, а часть осталась в добычу победителям. Многие из переправлявшихся также утонули, а остальные были или убиты, или взяты в плен. В числе последних были родной племянник Сурхая и второй его внук, которые были отвезены в Тифлис и содержались в крепости под самым строгим караулом.
«Сей его внук, – доносил Ртищев [229] , – весьма для него важен по великой силе и доверию, какие отец его Нух-бек имеет в кумухском народе. А потому сам Сурхай-хан, не будучи в безопасности, прилагает все старания об освобождении его и недавно прислал ко мне первого своего чиновника с письмом, в коем, ходатайствуя за него, приносит повинность свою и раскаяние в содеянных им преступлениях, обещая притом доказать впоследствии верноподданническую покорность свою вашему императорскому величеству самыми важными опытами».
229
Во всепод. рапорте от 9 ноября 1814 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 759.
Не веря в искренность обещаний вероломного хана, главнокомандующий не отвечал на письмо, отправил обратно его посланного и поручил словесно передать Сурхаю, что не поверит его раскаянию, пока он не задержит царевича Александра и не представит его в Тифлис. Без этого, прибавил Ртищев, он не может надеяться на прощение, и войска «уже готовы найти его в самом Кумухе, истребить сие гнездо, обитаемое вероломными разбойниками». Получив такой ответ, Сурхай-хан прекратил переговоры и стал производить периодические набеги на Кюринскую провинцию. В августе 1815 г. толпа дагестанцев, под начальством сына Сурхая Муртузали-бека, ворвалась в верхние деревни Кюринского ханства и грабила жителей. Тогда генерал-майор Хатунцов поручил майору Подревскому 2-му выгнать неприятеля, что и было исполнено с весьма значительным уроном для горцев [230] . Сурхай снова искал примирения и наконец, по совету Ртищева, в присутствии майора Севастопольского пехотного полка Данибекова 1-го присягнул 6 июля 1816 г. на верность России вместе с подвластным ему народом [231] .
230
Рапорт Хатунцова Ртищеву 13 августа 1815 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 763.
231
Клятвенное обещание Сурхая. Там же, № 766.
Между тем главнокомандующий, пользуясь последним поражением сына Сурхая и прибытием в Тифлис Келб-Али-хана, присланного Аббас-Мирзою с 1500 рублей денег для вызова Александра в Персию, вошел опять в сношение с царевичем. Он отправил к Александру нескольких человек персиян из свиты Келб-Али-хана и, присоединив к ним своего чиновника Егора (Гогия) Бастамова, писал царевичу, чтобы он избрал одно из двух: или покорился русскому императору, или же отправился в Персию. В первом случае Ртищев обещал принять его с почестью, приличною «знаменитому» его роду, испросить прощение всей его свите и водворить ее на прежних местах жительства. В случае же желания Александра отправиться в Персию главнокомандующий обещал принять меры к безопасному его препровождению.