История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6
Шрифт:
25 июля эскадра с десантом прибыла к талышинским берегам [178] , но в употреблении ее не представилось надобности, так как мирные переговоры с Персиею приняли благоприятный исход.
Прибывший в Тифлис персидский чиновник Мамед-Али-бек доставил главнокомандующему письмо Мирзы-Шефи, в котором визирь писал об искреннем желании персидского правительства прекратить вражду с Россиею. Ртищев отвечал, что мысли его о мирных переговорах известны английскому посланнику [179] , и в тот же день сообщил сиру Гору Узелею, что выбор места для переговоров предоставляет усмотрению тегеранского кабинета, но отказывается сам вести их, если они будут назначены в Тегеране. «Мне самому принять на себя сию обязанность, – писал главнокомандующий [180] , –
178
Всепод. рапорт Ртищева, от 15 августа 1813 г., № 14.
179
Письмо Ртищева Мирзе-Шефи, от 8 мая 1813 г., № 81.
180
В письме сиру Гору Узелею от 8 мая 1813 г., № 76. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 859.
Сознавая, что всякий день промедления сопряжен с чрезвычайными издержками на содержание войск, собранных в Уджан-Джемане, Баба-хан желал скорее выйти из этого положения и распустить свои войска. Он просил сира Гора Узелея поторопиться с заключением перемирия, и английский посланник предлагал Ртищеву заключить его на двенадцать месяцев. «Впрочем, – писал он [181] , – если бы ваше превосходительство пожелали заключить перемирие на 15 или 16 месяцев вместо 12, то я надеюсь иметь столько влияния на шаха, что склонил бы его согласиться на ваши желания».
181
В письме Ртищеву от 28 июня (10 июля), из Тавриза.
Ртищеву предоставлялся выбор иметь свидание по поводу заключения перемирия или самому лично в Памбаках с персидским полномочным ханом Эриванским, или послать от себя поверенного. В последнем случае и эриванский хан пошлет от себя брата или кого-либо другого. С заключением перемирия войска обеих сторон должны были быть распущены по квартирам, не ожидая окончательного заключения мирных условий.
«Относительно status quo ad presentem, – писал сир Гор Узелей, – то, в уважение трудностей, какие я должен был превозмочь, дабы согласить на сие персиян (так как последние поражения их делали согласие сие еще более затруднительным по их гордости), я надеюсь, что ваше превосходительство охотно уступите Персии какую-нибудь малую частицу владений, через что докажется великодушие великого государя императора, его благодетельность и великость души, и в то же время излечатся раны, кои персияне действительно чувствуют. Обстоятельство сие я прошу вас покорно принять не в виде требования со стороны Персии (ибо держава сия согласна на status quo ad presentem), но только как простую просьбу со стороны моей, как искреннего друга обеим сторонам».
Ртищев не соглашался ни на какую уступку и находил ее совершенно невозможною.
– Если в прошлом году, – говорил он, – когда Россия находилась в весьма затруднительном положении, в рассуждении вторжения французов, и даже в Грузии произведен был мятеж царевичем Александром, я отвергнул перемирие с Персиею единственно по поводу точно таких же требований со стороны персидского правительства, то тем более теперь я не могу и не вправе, без нарушения своих обязанностей, сделать какую-либо уступку из владений, состоящих под единственною властью его величества.
Вместе с тем Ртищев признавал неудобным заключать перемирие на столь продолжительный срок, так как император поручил ему одновременно с перемирием заключить и самый мирный трактат.
– Одно перемирие, – говорил главнокомандующий, – сколько бы продолжительно оно ни было, не может составить обеспечения для обеих воюющих сторон. Желание же персидского правительства заключить перемирие для того, чтобы постановить прелиминарные пункты, сообщенные ему мною еще в прошлом году, доказывает только намерение продлить время и может побудить императора заставить подписать мир силою оружия. Мир этот, конечно, не представит уже тех выгод персиянам, которые они могут приобрести теперь.
На этом основании Ртищев предлагал заключить перемирие не более как на 50 дней, которых было совершенно достаточно для постановления окончательного мира. Местом для переговоров он предлагал избрать Гюлистан, лежавший в вершинах р. Тертера, почти на границе между Эриванью и Нахичеванью.
Отказ Ртищева заключить перемирие на год и уступить что-либо из занятых нами провинций произвел между персиянами некоторое колебание, «и чуть было не остались тщетны все мои старания», – говорил сир Гор Узелей [182] . Он писал главнокомандующему, что персидское правительство и во главе его сам шах желают особым пунктом трактата выговорить себе законное право на уступку Персии некоторых владений из состоящих уже под властью России.
182
Письмо сира Гора Узелея Ртищеву, 10 августа.
Ртищев не согласился. Тогда тегеранский кабинет предложил заключить краткий трактат о мире, с тем чтобы более подробный договор был заключен впоследствии в Петербурге. Баба-хан надеялся, что переговоры в русской столице будут для него выгоднее, и он, пользуясь великодушием императора, успеет склонить его на уступку некоторых областей. Главнокомандующий не согласился и на это предложение; он настаивал на заключении полного или окончательного трактата и грозил прекращением переговоров. Но чтобы отчасти удовлетворить желанию Баба-хана, генерал Ртищев обещал по заключении договора составить особый акт, по которому будет предоставлено Персии, по отправлении посла в Петербург, просить у императора «о всех надобностях и желаниях, какие имеет персидское правительство», но не как требование, подлежащее непременному удовлетворению, а единственно как просьба, исполнение которой зависит от усмотрения императора [183] .
183
Письмо Ртищева английскому послу от 24 августа. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 873.
Видя такую неуступчивость со стороны России, зная о появлении уже флота с десантом у талышинских берегов и о готовности русских войск вступить в пределы Персии, Баба-хан принужден был согласиться с требованиями главнокомандующего и назначил своим уполномоченным Мирза-Абуль-Хасан-хана, бывшего перед тем чрезвычайным послом в Англии, а местом переговоров избрал Гюлистан, в Карабаге, при речке Зейве.
Отправив на встречу персидского уполномоченного майора Мандрыкина, исправлявшего должность дежурного генерала армии, главнокомандующий 10 сентября выехал из Тифлиса в Гюлистан. Остановившись в Елисаветполе, в ожидании известия о прибытии персидского уполномоченного к нашим границам, Ртищев получил донесение от майора Мандрыкина, что Мирза-Абуль-Хасан выехал из Тавриза 20 сентября и 23-го числа прибудет в Гюлистан. Главнокомандующий поторопился отъездом из Елисаветполя и 21-го числа был уже на месте. Он отправил в различные пункты своих адъютантов с небольшими отрядами казаков, чтобы приветствовать персидского уполномоченного, сопровождаемого четырьмя почетными чиновниками и 350 человеками конвоя.
27 сентября Мирза-Абуль-Хасан-хан прибыл в Гюлистан и остановился в приготовленном для него лагере, против лагеря наших войск. В тот же самый день он имел свидание с Ртищевым в особой палатке, назначенной собственно для переговоров и поставленной посредине между обоими лагерями.
После взаимных визитов и размена полномочий приступлено было к переговорам о перемирии, и 1 октября акт этот был подписан. Обе стороны обязались в течение 50 дней, т. е. до 21 ноября, не предпринимать никаких военных действий или хищничеств и немедленно приступить к переговорам о мире на основании status quo ad presentem. В случае же, если бы не последовало соглашения между уполномоченными и заключение мира не состоялось, то неприятельские действия не прежде могли быть открыты, как через 20 дней после прекращения переговоров, т. е. «через такое время, в которое уполномоченный со стороны персидского правительства может, с оказанием ему всех почестей, свободно и со всею безопасностью быть препровожден за границу». Предложивши затем Мирза-Абуль-Хасан-хану приступить безотлагательно к заключению мирных условий, Ртищев получил от него заявление, что из особого уважения к русскому главнокомандующему и ценя искреннее его расположение к персидскому правительству, он предоставляет ему самому, на основании status quo ad presentem, составить краткий трактат и предложить статьи оного на общее обсуждение.
Со своей стороны Мирза-Абуль-Хасан-хан просил уважить только одну просьбу, чтобы прежде всего согласиться в сепаратном акте, так как этим документом обеспечивалось «право персидскому правительству надеяться на удовлетворение в просьбах, кои будут по заключении мирного трактата представлены высочайшему российскому двору через полномочного персидского посланника».
– Следуя общим правилам, – отвечал на это Ртищев, – сепаратный пункт должен быть постановлен тогда, когда мы согласимся уже в главных основаниях мирного трактата и подпишем его.