История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6
Шрифт:
Глава 6
Желание персиян вступить в переговоры о мире. Участие в этом деле английского посла в Персии. Переписка его с Ртищевым. Вторжение персиян в Талыгии. Приготовления обеих сторон к открытию военных действий. Наступательный план Ртищева. Возобновление мирных переговоров. Заключение Гюлистанского мирного трактата
Победы Котляревского при Асландузе и Ленкорани, а главное, появление русских войск за р. Араксом произвело панику между населением и возбудило опасения Аббас-Мирзы. Сознавая, что с открытием наступательных действий со стороны России трудно будет собрать рассеянные полки и встретить неприятеля, персидский принц, через своих посланных, обратился к капитану 1-го ранга Веселаго с предложением прекратить военные действия. Не имея на то никакого разрешения, Веселаго вступил, однако же, в переговоры и пригласил к тому же Мир-Мустафа-хана Талышинского. Узнав об этом, Ртищев просил Котляревского внушить хану, что кроме главнокомандующего никто не имеет права входить с неприятелем в какие бы то ни было сношения. Веселаго же было замечено, что обязанность его драться с неприятелем, а не принимать мирных предложений и отвечать, что с этим следует обратиться в Тифлис к самому главнокомандующему.
Столь резкий ответ еще более озаботил Аббас-Мирзу, и он решился обратиться к самому Ртищеву, через армянского патриарха Ефрема. Главнокомандующий отвечал, что, зная миролюбивое расположение императора, он никогда не откажется от мирных переговоров с персидским правительством, но имеет весьма малую надежду на успех.
Действительно, заключение мира с персиянами было делом далеко не легким. «Неблагонамеренность, – писал Мориер к лорду Вальполю [173] , – лукавство и вероломство персиян затрудняли его (заключение мира) до сих пор до невозможности, и если бы русские им не задали прошедшею зимою двух или трех уроков самых порядочных, то я никак и не поверил бы, чтобы мы могли склонить их к замирению. Люди, имеющие всю власть на границе, и в числе оных мнимый наследник Персии и один из министров шаха Мирза-Безюрг, находят в том большую выгоду, чтобы сие дело не состоялось, и они-то делали главное в том препятствие».
173
См. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 865.
Предыдущие переговоры и сношения с Аббас-Мирзою показали, что главным противником заключения мира был Мирза-Безюрг, дядька и наставник принца, находившегося под полным его влиянием. Следовательно, начинать снова переговоры с Аббас-Мирзою было бы бесполезно, и главнокомандующий решился начать их не иначе, как с тегеранским кабинетом. Пользуясь союзом России с Англией и участием, которое принимал сир Гор Узелей в предшествовавших переговорах, Ртищев сообщил ему о желании персидского правительства, но выразил сомнение в успешном исполнении этого желания. Если для ведения мирных переговоров, говорил главнокомандующий, будут назначены со стороны Персии те же лица, которые наблюдают прежде всего свои личные выгоды, сопряженные с продолжением войны, чем помышляют о благе общественном; если на ведение переговоров будет иметь влияние тавризский министр (Мирза-Безюрг), который в течение шести лет ежегодно возобновлял переговоры и, своею хитростью достигал того, что они прерывались, то едва ли можно ожидать каких бы то ни было успехов.
«Намерения Российской империи к постановлению мира с Персиею самые искренние, – присовокуплял Ртищев [174] , – основания, миру полагаемые, сколько умеренны, столько же и справедливы. Напротив того, неискренность особ, договаривающихся со стороны персидского правительства, и разные обороты, вредящие согласию, всегда затмевают справедливость и отдаляют благополучный мир. Если бы тегеранскому кабинету беспристрастно были представлены все те пользы, кои Персия приобрести может от союза со столь сильною империею, какова Россия, – вред, который она невозвратно понести может от продолжения войны с неравными силами, и истинное положение, в каковом ныне находятся дела обеих воюющих сторон, с присовокуплением также, сколь умеренна Российская империя при всех своих преимуществах, не требуя от Персии никаких пожертвований при постановлении мира, а только удерживая свою собственность, принадлежащую ей по праву войны, то, без сомнения, тегеранский кабинет, убежденный справедливостью дела, дал бы оному другое направление и с такою же искренностью приступил бы к заключению мира, с какою желает сего события мой всемилостивейший государь император».
174
В письме английскому послу от 18 января 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 852.
Сир Гор Узелей отвечал, что он искренно и «всем сердцем» желает скорейшего заключения мира между Россиею и Персией; что он еще ранее писал об этом несколько писем главнокомандующему, но они были задержаны Мирза-Безюргом, старавшимся воспрепятствовать свободной корреспонденции между английским послом и русским главнокомандующим; что, наконец, ему удалось открыть тегеранскому кабинету происки тавризского министра и заставить Баба-хана понять те выгоды, которые он приобретает с заключением мира с Россией.
Будучи уверен, что настоящая причина, по которой Мирза-Безюрг не желал прекращать военных действий, было получение от английского правительства 200 000 туманов субсидии на военные издержки, сир Гор Узелей заявил Баба-хану, что если со стороны России будут предложены справедливые условия мира, то английское правительство, быть может, почтет себя вправе прекратить субсидию, которая, по смыслу трактата, отпускается, чтобы вредить неприятелям, а не союзникам Англии.
Заявление это произвело крутой поворот в политике тегеранского кабинета и вызвало желание Баба-хана принять непосредственное участие в мирных переговорах. Он решился устранить Мирза-Безюрга и дать полномочие находившемуся при нем английскому посланнику.
«Благодаря Бога, – писал сир Узелей [175] , – я был довольно счастлив в том, что обратил взоры шаха на существенные его выгоды, открыл обманы и лукавства министров, его сына (Аббас-Мирзы), и ожидаю только вашего ответа, дабы обязать Баба-хана на отправление к стопам государя императора своего чрезвычайного посла с употребительными в таких случаях подарками».
Ртищев отклонил отправление чрезвычайного посольства в Петербург, находя меру эту совершенно бесполезною и клонящеюся только к одной напрасной потере времени. Если цель посольства заключалась в том, чтобы через него вступить в переговоры о мире, то в этом не представлялось необходимости, так как главнокомандующий был уполномочен на все случаи и, находясь на месте, мог гораздо скорее окончить переговоры; если же целью отправления посольства было принесение подарков, то они могли быть приняты только от дружественной державы, следовательно, после заключения мирных условий. Тогда, писал Ртищев [176] , «чрезвычайные послы взаимно к каждому двору должны быть с обеих сторон отправлены с приличными на таковой случай приветствиями и изъявлением дружбы».
175
В письме Ртищеву от 26 марта 1813 г.
176
В письме сиру Гору Узелею от 8 мая 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 859.
Соглашаясь с мнением главнокомандующего, сир Гор Узелей уведомлял, что переговоры о мире будут теперь ведены самим Баба-ханом и его первым министром Мирзою-Шефи, который вместе с тем отправляет в Тифлис своего чиновника Мамед-Алибека с письмом, заключающим в себе изъявление дружбы и расположение к доброму согласию. Ртищев просил снабдить посланного письменным удостоверением в том, что со стороны Персии во всех пограничных местах строго воспрещены неприязненные действия. Удостоверение это было необходимо ввиду того, что персидское правительство, переговариваясь о мире и желая склонить главнокомандующего на некоторые уступки, не останавливало своих обширных приготовлений и не воспрещало Аббас-Мирзе производить хищнические вторжения в наши границы.
В половине апреля персияне вторглись в Талыши, отогнали скот неподалеку от Аркеванской крепости и успели захватить в плен нескольких жителей. По просьбе Мир-Мустафа-хана из Ленкорани была выслана команда в 50 человек с одним орудием, не успевшая догнать неприятеля. Другая партия, переправившись, в мае, через Худаферинский мост, ворвалась в Карабаг для грабежей, но была прогнана командою, стоявшею в Хонзыряхе, и преследована до р. Боргушета. Баба-хан прибыл с войсками в урочище Уджан-Джеман в четырех агаджах за Тавризом. При нем, по сведениям, было 18 000 человек пехоты, 40 000 кавалерии и 20 орудий. Он намерен был, в случае неудачи переговоров, открыть военные действия под своим личным начальством и с этою целью строил укрепления в Талынях и приказал всех жителей Эриванской и Нахичеванской областей, живших вдали от укрепленных пунктов, переселить на летнее время за р. Араке, со всем имуществом и скотом.
С своей стороны Ртищев, желая прекратить вторжение персиян в наши границы и побудить их к скорейшему заключению мира, решился перенести военные действия в Персию и действовать наступательно. С этою целью предполагалось сухопутные войска двинуть к Тавризу и одновременно с этим отправить в Энзели сильную эскадру с десантом. В состав эскадры назначены: один корабль, один корвет, три брига, три люгера, два транспорта и четыре купеческих шкоута [177] .
Для составления десанта формировался в Астрахани временный Ленкоранский батальон, в состав которого вошли 489 рекрутов, взятых по двум наборам с Астраханской, Кавказской, Казанской и Саратовской губерний, и рота Астраханского гарнизонного батальона. Присоединив к этому батальону 100 человек астраханских казаков, десант к июле был отправлен к талышинским берегам, где часть батальона велено оставить в Ленкорани, а взамен того посадить на суда из тамошнего гарнизона старых солдат и действовать по обстоятельствам против неприятеля. Для командования эскадрою и десантом назначен астраханский комендант генерал-лейтенант Ротгоф.
177
В эскадре были следующие суда: корабль «Вулкан», корвет «Арианда», бриги: «Ящерица», «Змея» и «Волга», люгеры: «Белка», «Горностай» и «Щеголь»; транспорты: «Баку» и «Пчела».