История вторая: Самый маленький офицер
Шрифт:
При виде русских офицеров, человек-набросок повернулся к ним целиком, линия рта сломалась где-то ближе к краю в подобии на удивление довольно вежливой усмешки.
— Чем могу быть полезен? — поинтересовался человек-набросок по-забольски. Заболотин отвечать не торопился, а Сиф молча пожирал молодого художника глазами. Он словно вдруг обнаружил, что страдает от жажды, и увидел перед собой ведро с холодной, щемящей зубы колодезной водой.
Художник оглядел мальчика — довольно равнодушно — потом вдруг нахмурился, беспокойные пальцы пробежались по отвороту пиджака. Линии-брови сошлись почти галочкой. Взгляд стал пытливым… и неверящим. Человек-рисунок словно в уме набросал портрет юного фельдфебеля, что-то прибавил, что-то убавил, сравнил с оригиналом и получил подтверждение шальной, бредовой мысли.
— Тиль? — сипло спросил Сиф, сам удивляясь своему голосу, так некстати пропавшему.
Художник вместо ответа и вместо своего вопроса просто ткнул пальцем в двух помощников командира на масляной миниатюре и ошалело перевёл взгляд на Сифа.
Мальчик так же молча кивнул, и художник наконец выпалил:
— Сивый! — и дёрнулся вперёд, но остановился, наткнувшись взглядом на полковника. Отступил, потом снова шагнул — движения беспорядочные и неуверенные.
— Тиль…
— Живой! — художник глупо улыбнулся. — Ты живой!
— Да, — тихо согласился Сиф, но почему-то не шагнул к Тилю. Словно боялся границу нарушить, отделяющую настоящее от прошлого.
— Живой, — повторил в третий раз Тиль, потом поморщился: — И с погонами.
Сиф не возразил — на очевидное. Криво улыбнулся:
— Ага, служу.
Тиль опустил голову. По его лицу словно пробежала тень, на секунду стали чётче очерчены линии над бровями, у переносицы, на кончиках губ. И вновь лицо разгладилось, а художник жарко прошептал:
— А я даже не ждал… Сивый… Как?! Просто скажи — как?! Даже Кап не надеялся! — и шагнул вперёд, резко, будто не контролируя себя. Заболотин невольно отшагнул, Сиф же улыбнулся, когда художник коснулся его волос и неуверенно отдёрнул руку.
— Меня спас… — мальчик обернулся к командиру, но Тиль перебил:
— Да и так вижу, что знаменитый капитан Заболотин…
— Полковник, — негромко поправил полковник.
— Одна навка! — Тиль ничуть не смутился своих слов, хотя заявление уж точно было далёким от вежливости. И снова дёрнулся вперёд — хотя куда уж ближе, — и снова остановился. Пальцы беспокойно перебирали складки пиджака. Заболотину этот жест показался несколько неприятным — как и любое… странное поведение. Пальцы дёргались слишком нервно, неестественно. Беспричинно.
— Не наезжай на него, — Сиф шагнул вперед, но вместо угрозы попросил жалобно: — Давай не будем приплетать политику или эту… социологию. Мы же… я думал, вы все умерли.
Молодой человек какое-то время молчал, растерянно ероша волосы, и линия рта вдруг снова сломалась в улыбке, а брови разошлись:
— Путём, Сивый, — художник рванул пальцами кнопки пиджака, под которым оказалась ярко-красная футболка. Заболотин, привыкший уже как-то к двухцветию человека-наброска, от неожиданности сморгнул — ему показалось, что красный цвет брызнул в глаза.
Сиф вдруг нахмурился, но причины не назвал, лишь рассмеялся немного скованно:
— Контраст — твоя тема!
— Контраст — основа композиции, — с улыбкой показного превосходства объяснил Тиль и снова потянулся к волосам Сивки, но тут же оотнял руку и неуверенно улыбнулся: — Ты не любишь ведь?
— Ладно тебе, — Сиф задумался, что-то вспоминая, и заключил: — Да когда это тебя вообще останавливало!
Заболотин-Забольский ощутил странный укол ревности, когда осмелевший Тиль собственническим жестом потрепал своего младшего товарища по белобрысым вихрам. Полковник захотел одёрнуть, сказать: «Что вы себе позволяете!», но строго себе напомнил, что Сиф всё равно его ординарец, а друга, быть может, никогда не увидит больше, ну а жесты… Мало ли, разные манеры бывают у творческих людей.
— Ладно, хватит, — Сиф слегка отступил назад, когда палец Тиля оказался на его лице, пробежал по бровям, по переносицы, и движение осталось незаконченным, так и повисло где-то в районе середины носа.
— У меня привычка смотреть не только глазами, но и пальцами, чтобы понимать форму того, что рисуешь, — оправдался Тиль. — Ну… или даже просто разглядываешь… ну… Сив!
— Дурак ты, Тиль, — глубокомысленно заявил Сиф. — А косишь под умного.
— Дурак, — легко согласился художник. — Кошу. Но привычка существует, правда! Ну вот честно-честно! — с неожиданным, беспричинным жаром добавил он.
— Верю. Но если есть такая привычка, засунь руки в карманы и не вынимай оттуда, — предупредил Сиф. — Мне, может быть, неприятно, когда кто-то лицо трогает.
— А раньше…
— Тиль!
— Только давай не ссориться, — предупредил Тиль, послушно засовывая руки в карманы джинсов — разумеется, чёрных, как пиджак. Сиф заметил, что кисти рук, как и шея, были темнее, чем остальная кожа, но выбросил это из головы.
— Хорошо, ссориться не будем. Ссоры только портят встречи, — рассудительно заметил он, но продолжить не успел. Заболотин глянул на часы и строго заметил по-русски:
— Пора закругляться. Нас ждет Великий князь.
— Загляни вечером, — умоляюще сказал Тиль и сунул в руки Сифу белый прямоугольник самой обыкновенной визитки, какие заказывают небольшими партиями за смешные деньги: прямоугольник с текстом, безо всяких изысков. — Поговорим в спокойной обстановке. И без тво…
— Не говори, — перебил Сиф. — А то опять попробуем поссориться. Я буду стараться заглянуть.
— Только обязательно-обязательно!
— Постараюсь…
— Ну обязательно, Сив… Приходи… — Тиль обнял Сифа, прижал и долго не хотел отпускать. Наконец мальчик выпутался и сердито отошёл на шаг:
— Ну что ты как ребёнок, Тиль! Вон, он уже ушёл, — Сиф мотнул голой в сторону уходящего Заболотина, развернулся и бросился его догонять. Полковник торопился к князю — пусть тот и остался на попечении краюх, но… но ещё со времён войны Заболотину осложняла жизнь его врождённая недоверчивость. Он даже на собственных бойцов иногда не мог положиться, хотя понимал умом, что всё это — просто его фантазии.