История зарубежной литературы XIX века. Романтизм: учебное пособие

Модина Галина Ивановна

IV

THREE years she grew in sun and shower;Then Nature said, 'A lovelier flowerOn earth was never sown;This child I to myself will take;She shall be mine, and I will makeA lady of my own.'Myself will to my darling beBoth law and impulse; and with meThe girl, in rock and plain,In earth and heaven, in glade and bower,Shall feel an overseeing powerTo kindle or restrain.'She shall be sportive as the fawnThat wild with glee across the lawnOr up the mountain springs;And hers shall be the breathing balm,And hers the silence and the calmOf mute insensate things.'The floating clouds their state shall lendTo her; for her the willow bend;Nor shall she fail to seeEven in the motions of the stormGrace that shall mould the maiden's formBy silent sympathy.'The stars of midnight shall be dearTo her; and she shall lean her earIn many a secret placeWhere rivulets dance their wayward round,And beauty born of murmuring soundShall pass into her face.'And vital feelings of delightShall rear her form to stately height,Her virgin bosom swell;Such thoughts to Lucy I will giveWhile she and I together liveHere in this happy dell.'Thus Nature spake – The work was done —How soon my Lucy's race was run!She died, and left to meThis heath, this calm and quiet scene;The memory of what has been,And never more will be.

V

A SLUMBER did my spirit seal;I had no human fears:She seem'd a thing that could not feelThe touch of earthly years.No motion has she now, no force;She neither hears nor sees;Roll'd round in earth's diurnal course,With rocks, and stones, and trees.

ЛЮСИ

I

Какие

тайны знает страсть!Но только тем из вас,Кто сам любви изведал власть,Доверю свой рассказ.Когда, как роза вешних дней,Любовь моя цвела,Я на свиданье мчался к ней,Со мной луна плыла;Луну я взглядом провожалПо светлым небесам.А конь мой весело бежал —Он знал дорогу сам.Вот наконец фруктовый сад,Взбегающий на склон.Знакомый крыши гладкий скатЛуною озарен.Охвачен сладкой властью сна,Не слышал я копытИ только видел, что лунаНа хижине стоит,Копыто за копытом, коньПо склону вверх ступал.Но вдруг луны погас огонь,За крышею пропал.Тоска мне сердце облегла,Чуть только свет погас.«Что, если Люси умерла?» —Сказал я в первый раз.

II

Среди нехоженых дорог,Где ключ студеный бил,Ее узнать никто не могИ мало кто любил.Фиалка пряталась в лесах,Под камнем чуть видна.Звезда мерцала в небесахОдна, всегда одна.Не опечалит никого,Что Люси больше нет,Но Люси нет – и оттогоТак изменился свет.

III

К чужим, в далекие краяЗаброшенный судьбой,Не знал я, родина моя,Как связан я с тобой.Теперь очнулся я от снаИ не покину вновьТебя, родная сторона —Последняя любовь.В твоих горах ютился дом.Там девушка жила.Перед родимым очагомТвой лен она пряла.Твой день ласкал, твой мрак скрывалЕе зеленый сад.И по твоим холмам блуждалЕе прощальный взгляд.IVЗабывшись, думал я во сне,Что у бегущих летНад той, кто всех дороже мне,Отныне власти нет.Ей в колыбели гробовойВовеки сужденоС горами, морем и травойВращаться заодно.

SONG FOR THE WANDERING JEW

Though the torrents from their fountainsRoar down many a craggy steep,Yet they find among the mountainsResting-places calm and deep.Clouds that love through air to hasten,Ere the storm its fury stills,Helmet-like themselves will fastenOn the heads of towering hills.What, if through the frozen centreOf the Alps the Chamois bound,Yet he has a home to enterIn some nook of chosen ground:And the Sea-horse, though the oceanYield him no domestic cave,Slumbers without sense of motion,Couched upon the rocking wave.If on windy days the RavenGambol like a dancing skiff,Not the less she loves her havenIn the bosom of the cliff.The fleet Ostrich, till day closes,Vagrant over desert sands,Brooding on her eggs reposesWhen chill night that care demands.Day and night my toils redouble,Never nearer to the goal;Night and day, I feel the troubleOf the Wanderer in my soul.

АГАСФЕР

Многопенные потоки,Пробежав скалистый путь,Ниспадают в дол глубокий,Чтоб умолкнуть и заснуть.Стая туч, когда смиритсяГнев грозы и гул громов,Шлемом сумрачным ложитсяНа зубчатый ряд холмов.День и ночь косуля скачетПо скалам среди высот,Но ее в ненастье прячетОт дождя укромный грот.Зверь морской, что в океанеКрова мирного лишен,Спит меж волн, но их качаньяОн не чувствует сквозь сон.Пусть, как челн, грозой гонимый,Пляшет ворон в бурной мгле, —Рад он пристани родимойНа незыблемой скале.Робкий страус до закатаПо пескам стремит свой бег,Но и он спешит куда-тоВ сень родную – на ночлег…Без конца моя дорога,Цель все так же впереди,И кочевника тревогаДень и ночь в моей груди.

* * *

Господень мир, его мы всюду зрим,И смерть придет, копи или расходуй.А в нас так мало общего с природой,В наш подлый век мы заняты иным.Играет море

с месяцем златым,Порхает ветер, опьянен свободой,Иль спит и копит мощь пред непогодой.Что нам с того! Мы равнодушны к ним.Мы для всего чужие. Боже правый,Зачем я не в язычестве рожден!Тогда, священной вскормленный дубравой,Я видел бы веков минувших сон.При мне б из волн вставал Протей лукавый,При мне бы дул в крученый рог Тритон.

* * *

– Бессилен человек и близорук,Он в прошлом весь, и нет надежды боле,И даже радость, промелькнувши вдруг,Ему не в силах скрасить скорбной доли!– Но есть творцы; из бренной сей юдолиОни, минут нарушив перестук,Выводят Мысль – и жизни мрачный кругГорит зарей, неведомой дотоле.Воображенье властью неземнойСтрадающих спасет от горьких мук;Оно вернет заблудшему покой,Врачуя амарантами недуг;С цветами веры в час печали злойОно для всех – незаменимый друг.

Джордж Гордон Байрон

LINES ADDRESSED ТО THE REV. J.T. BECHER

ON HIS ADVISING THE AUTHOR TO MIX

MORE WITH SOCIETY

Dear BECHER, you tell me to mix with mankind;I cannot deny such a precept is wise;But retirement accords with the tone of my mind:I will not descend to a world I despise.Did the Senate or Camp my exertions require,Ambition might prompt me, at once, to go forth;When Infancy's years of probation expire,Perchance, I may strive to distinguish my birth.The fire, in the cavern of Etna, conceal'd,Still mantles unseen in its secret recess;At length, in a volume terrific, reveal'd,No torrent can quench it, no bounds can repress.Oh! thus, the desire, in my bosom, for fameBids me live, but to hope for Posterity's praise.Could I soar with the Phoenix on pinions of flame,With him I would wish to expire in the blaze.For the life of a Fox, of a Chatham the death,What censure, what danger, what woe would I brave!Their lives did not end, when they yielded their breath,Their glory illumines the gloom of their grave.Yet why should I mingle in Fashion's full herd?Why crouch to her leaders, or cringe to her rules?Why bend to the proud, or applaud the absurd?Why search for delight, in the friendship of fools?I have tasted the sweets, and the bitters, of love,In friendship I early was taught to believe;My passion the matrons of prudence reprove,I have found that a friend may profess, yet deceive.To me what is wealth?~it may pass in an hour,If Tyrants prevail, or if Fortune should frown:To me what is title?~the phantom of power;To me what is fashion?~I seek but renown.Deceit is a stranger, as yet, to my soul;I, still, am unpractised to varnish the truth:Then, why should I live in a hateful controul?Why waste, upon folly, the days of my youth?

СТРОКИ, АДРЕСОВАННЫЕ

ПРЕПОДОБНОМУ БИЧЕРУ В ОТВЕТ

НА ЕГО СОВЕТ ЧАЩЕ БЫВАТЬ В ОБЩЕСТВЕ

Милый Бичер, вы дали мне мудрый совет:Приобщиться душою к людским интересам.Но, по мне, одиночество лучше, а светПредоставим презренным повесам.Если подвиг военный меня увлечетИли к службе в сенате родится призванье,Я, быть может, сумею возвысить свой родПосле детской поры испытанья.Пламя гор тихо тлеет подобно костру,Тайно скрытое в недрах курящейся Этны;Но вскипевшая лава взрывает кору,Перед ней все препятствия тщетны.Так желание славы волнует меня:Пусть всей жизнью моей вдохновляются внуки!Если б мог я, как феникс, взлететь из огня,Я бы принял и смертные муки.Я бы боль, и нужду, и опасность презрел —Жить бы только – как Фокс; умереть бы – как Чэтам,Длится славная жизнь, ей и смерть не предел:Блещет слава немеркнущим светом.Для чего мне сходиться со светской толпой,Раболепствовать перед ее главарями,Льстить хлыщам, восторгаться нелепой молвойИли дружбу водить с дураками?Я и сладость и горечь любви пережил,Исповедовал дружбу ревниво и верно;Осудила молва мой неистовый пыл,Да и дружба порой лицемерна.Что богатство? Оно превращается в парПо капризу судьбы или волей тирана.Что мне титул? Тень власти, утеха для бар.Только слава одна мне желанна.Не силен я в притворстве, во лжи не хитер,Лицемерия света я чужд от природы.Для чего мне сносить ненавистный надзор,По-пустому растрачивать годы?

AN ODE ТО THE FRAMERS OF THE FRAME BILL

Oh well done Lord E – n! and better Lord R – r!Britannia must prosper with councils like yours;HAWKESBURY, HARROWBY, help you to guide her,Whose remedy only must kill ere it cures:Those villains, the Weavers, are all grown refractory,Asking some succour for Charity's sake—So hang them in clusters round each Manufactory,That will at once put an end to mistake.The rascals, perhaps, may betake them to robbing,The dogs to be sure have got nothing to eat-So if we can hang them for breaking a bobbin,'Twill save all the Government's money and meat:Men are more easily made than machinery-Stockings fetch better prices than lives-Gibbets on Sherwood will heighten the scenery,Showing how Commerce, how Liberty thrives!Justice is now in pursuit of the wretches,Grenadiers, Volunteers, Bow-street Police,Twenty-two Regiments, a score of Jack Ketches,Three of the Quorum and two of the Peace;Some Lords, to be sure, would have summoned the Judges,To take their opinion, but that they ne'er shall,For LIVERPOOL such a concession begrudges,So now they're condemned by no Judges at all.Some folks for certain have thought it was shocking,When Famine appeals, and when Poverty groans,That life should be valued at less than a stocking,And breaking of frames lead to breaking of bones.If it should prove so, I trust, by this token,(And who will refuse to partake in the hope?)That the frames of the fools may be first to be broken,Who, when asked for a remedy, sent down a rope.