История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2
Шрифт:
— Я тебя обожаю, дорогая Марина, и надеюсь, что мы поедем в Мантую вместе; но ты должна принадлежать мне полностью.
— Милый друг, ты сделаешь меня счастливой. У меня три сотни цехинов, и я отдам их тебе завтра только за то, чтобы быть хозяйкой твоего сердца.
— Мне не нужны деньги. Мне от тебя ничего не нужно, кроме того, чтобы ты меня любила, и завтра к вечеру мы уже будем более спокойны.
— Ты, может быть, думаешь, что должен завтра биться. Не беспокойся, мой друг, он трус, я его знаю. Я хорошо понимаю, что ты должен туда идти, но ты будешь обманут, и тем лучше.
Она рассказала затем, что она рассорилась со своим братом Петроне, что Сесиль поет в Генуе
— Только я одна несчастная.
— Как это несчастная? Ты стала красавицей и превосходной танцовщицей. Не расточай так свои милости, и ты встретишь смертного, который сделает тебя счастливой.
— Быть скупой на свои милости — это трудно, потому что когда я люблю, я должна отдавать всю себя, а когда не люблю, мне это не нужно и даром. Человек, который дал мне пятьдесят цехинов, больше не вернется. Я хочу только тебя.
— Я не богат, моя дорогая, и мое счастье…
— Оставь. Я все понимаю.
— Почему вместо слуги ты не возьмешь горничную?
— Ты прав; я полагала, что так лучше; но этот гадкий дьявол мне хорошо служил, и он был сама верность.
— Однако он сутенер.
— Да, но мне подчиняется. Поверь мне, что он у меня единственный.
Я провел с девушкой очень приятную ночь. Утром прибыло все ее имущество. Мы весело позавтракали вместе, и после обеда я оставил ее за туалетом, готовящейся к театру. В три часа я вынул из своего кармана все ценное и сказал фиакру отвезти меня к сыродельне Поми, откуда отправил его обратно. Я чувствовал себя уверенным в исходе дела, независимо от битвы с этим плутом. Я хорошо понимал, что делаю глупость, и что могу пренебречь словом, данным человеку с такой дурной репутацией, без всякого риска, но я был настроен на дуэль, и это мне казалось лучшим выходом, потому что все было за это. Мой визит к танцовщице, этот тип недостойным порядочного человека образом называет ее шлюхой в моем присутствии, затем он хочет ее убить, я ее выручаю; он обижен на нее, но вызывает меня на дуэль, и я принимаю вызов. Мне казалось, что если я не приду, я дам ему право говорить всем, что я трус.
Я вошел в кафе, чтобы дождаться четырех часов, а между тем собрался поговорить с сидящим там французом, которого я вспомнил. Выразив удовольствие от нашей встречи, я объяснил ему, что по приходе сюда человека, который должен быть один, моя честь обязывает меня тоже остаться одному, и поэтому я прошу его уйти при появлении того человека. Четверть часа спустя я вижу его в компании еще одного человека и говорю французу, что он меня обяжет, если останется.
Он входит, и я вижу с ним молодца с сорокадюймовой шпагой на боку, имеющего положительно вид головореза. Я встаю, говоря сухим тоном этому Жану Жопе :
— Вы мне сказали, что придете один.
— Мой друг здесь ни причем, потому что я пришел только поговорить с вами.
— Если это так, то я не беспокоюсь. Но не будем шуметь и отойдем поговорить туда, где никого не будет. Следуйте за мной.
Я выхожу вместе с французом, который, зная место, ведет меня туда, где никого нет, и мы останавливаемся, поджидая тех двух, которые медленно идут, переговариваясь между собой. Когда я вижу их в десяти шагах, я достаю свою шпагу, говоря Сели достать свою, и француз обнажает также шпагу.
— Двое против одного? — Говорит Сели.
— Скажите уйти вашему другу, и месье тоже уйдет. Однако, ваш друг при шпаге, так что мы двое против двоих.
Человек с длинной шпагой говорит, что он не дерется с танцором; мой напарник отвечает, что танцор стоит Ж.Ж., и говоря так он подходит и наносит
— Говорите.
— Вы меня знаете, а я вас не знаю. Скажите, кто вы такой.
Я стал бить его сильнее, а мой бравый танцор — напарник — второго, но всего мгновенье, потому что те бросились бежать со всех ног. Тут и закончилась вся эта прекрасная история. Мой бравый секундант ожидал встречи, так что я вернулся в Милан в одиночестве, поблагодарив его и просив прийти поужинать со мной после Оперы в гостиницу «У Колодцев», где я остановился. Я сказал ему свое имя, под которым я записался.
Я застал Марину в момент, когда она собиралась уходить, и она, выслушав, как было дело, попросила позволения рассказывать эту историю всем, кого увидит; но наибольшее удовольствие ей доставило то, что она была уверена: мой секундант, если правда, что он танцор, не может быть никем иным как Баллетти, который должен танцевать с ней в Мантуе.
Достав из чемодана свои бумаги и драгоценности, я отправился в кафе, затем в театр, в партер, где увидел Баллетти, который в это время творил из меня знаменитость, рассказывая эту буффонную историю всем своим знакомым. К концу оперы он ко мне присоединился, и мы отправились в «Колодцы» вместе. Марина, которая была в своей комнате, сразу пришла в мою, заслышав разговор, и я насладился удивлением Баллетти, увидавшего свою будущую партнершу, из-за которой он вынужден был танцевать в полу-характерной манере. Марина абсолютно не могла представить себя в серьезном танце. Эти два прекрасных служителя Терпсихоры, которые никогда еще не танцевали вместе, объявили за столом друг другу дружескую войну, что сделало для меня ужин весьма приятным, потому что, поскольку речь идет о танцоре, Марина, относившаяся к своему ремеслу действительно с любовью, имела манеры, отличающиеся от тех, что предписывались ей ее школой в отношении кавалеров. Марина, впрочем, была настроена очень весело из-за бурных аплодисментов, устроенных ей при появлении во втором балете, поскольку история с графом Сели стала известна всему партеру.
Оставалось еще десять представлений, а поскольку Марина хотела уехать на другой день после последнего, мы решили уехать вместе. В ожидании я просил Баллетти приходить обедать и ужинать с нами каждый день. Я проникся к этому юноше самой пылкой дружбой, которая оказала влияние на значительную часть того, что произошло со мной в моей жизни, как убедится в своем месте и в свое время читатель. Баллетти был очень талантлив в своем ремесле, но это было лишь самое незначительное из его достоинств. Он был мужественный, великодушный, он постоянно учился и получил разнообразное образование, какое только может получить во Франции человек талантливый.
Не позднее чем на третий день я понял, что Марина хочет влюбить в себя Баллетти, и, понимая, как это может стать ей полезным в Мантуе, решил ей помочь. У нее была нанята двухместная почтовая карета, я легко ее убедил взять с собой Балетти, по причине, которую я не могу ей назвать, и которая заставляет меня не прибывать в Мантую вместе с ней, поскольку станут говорить, что я в нее влюблен, а мне не желательно, чтобы так думали. Баллетти согласился с этим, но твердо хотел заплатить половину расходов по переезду, а Марина не соглашалась. Я приводил все возможные доводы, чтобы убедить Баллетти принять этот подарок Марины, но его аргументы были здравы. Я предложил ему переложить эти расходы на обед и ужин и, в соответствии с достигнутым соглашением, выехал в назначенный день за час до них.