История жизни, история души. Том 1

Эфрон Ариадна

Спасибо вам большое за ваши телеграммы - только почему две? Первая была получена седьмого, а вторая восьмого, с одинаковым текстом, только в первой было просто «поздравляем», а во второй «поздравляем праздником». Долго гадала, в чём дело, так и не догадалась. Это, наверное, мне в укоризну, мне, не приславшей ни одной? <...> Простите за нудное письмо, немного оживу - напишу получше. Будьте здоровы.

' У Мули - С.Д. Гуревича.

Б.Л. Пастернаку

12 января 1954

Борис мой дорогой, запоздало поздравляю с Новым годом, желаю тебе здоровья, вдохновенья и побольше возможностей его осуществлять. Я только

что получила письмо отЛили - она пишет, что твой «Фауст»¹ вышел, но что в Москве его достать невозможно, а сам он (т. е. ты) не подарил, и просит, чтобы, если в Туруханске можно достать, я прислала ей. Я думаю, что это слишком длинный путь, уж не говоря о том, что здесь, конечно, не достанешь. Короче говоря, достань ты и подари ей Фауста ты, и поскорее; она - один из вернейших и благороднейших твоих друзей, да стоит ли об этом упоминать!

Себе-то я не прошу, ты сам пришлешь, когда будет время.

Я ужасно много работаю и устаю, как собака, буквально, т. к. на них здесь воду возят и дрова. Этим только и объясняется моё длительное молчание по твоему безответному - на что, конечно, ничуть не в обиде - адресу.

Но я всегда тебя помню, и ты, наравне с двумя-тремя дорогими мне отсутствующими, всё равно всегда со мной, и именно это позволяет мне переживать моё реальное окружение.

У нас зима во всём объеме — моя пятая здесь. И каждую всё труднее выносить — не то что они лютее, а просто сил меньше. А главное, что тратишь их бесполезно и нудно. Когда их было побольше, я и не замечала, что трачу их, а теперь замечаю.

А вообще-то всё идет хорошо. Особенно меня обрадовало, что Берия разоблачили и что ёлку в Кремле устроили, мне даже во сне снилось, что я побывала на обоих этих праздниках.

Целую тебя и люблю. Главное — будь здоров!

Б.Л. Пастернаку

20 апреля 1954

Дорогой мой друг Борис! Прости, что я такая свинья и до сих пор не поблагодарила тебя за «Фауста». Благодарить - мало, хочу много написать, и из-за этого совсем ничего не пишу. У меня опять миллион всяких терзаний, меня опять «сокращают» (это уже в третий раз), но я пока ещё работаю - и очень много — на неизвестных правах. Надоело все это до одури, я устала и отупела, ещё и поэтому не пишу тебе. Я напишу, когда немного приду в себя, а сейчас мне просто очень трудно и беспросветно.

Фауст же меня просто ошеломил. Работа гигантская, талантливо необычайно, и, ты понимаешь, с одной стороны, жаль ужасно, что столько труда, времени и себя ты вложил в Гёте, лучше бы в своё, а с другой — как хорошо, что это сделано именно тобой. Какой ты молодец — талантливый и трудоспособный, а ведь в России это сочетание встречается раз в столетие, да и то не в каждое. Я очень по-хорошему завидую тебе, за то, что ты — такой, я не только «бы» не могла, — я уже не могу! Только читать умею. Но в Туруханске и это - редкость! Кстати, здесь есть человека четыре, которые очень любят тебя и читают всё твоё, что можно достать, сетуют, что только переводы. Сейчас Фауст переходит из рук в руки. Я очень дорожу твоими книгами, и м. б. поэтому охотно даю их читать. Скоро ли будет печататься твоё? Думается, что скоро. Самое-то чудесное, что тебя и так любят. Когда ты болел и долго не писал, я спрашивала о тебе знакомых, знающих тебя по книгам и понаслышке (потому что общих знакомых у нас почти нет), и мне все отвечали словами любви и внимания к тебе — звонили в больницу, узнавали о тебе, а, да что там говорить, ты и сам знаешь, а не знаешь, так чувствуешь.

Напишу тебе более или менее по-человечески в начале мая (как та гроза), а пока ещё раз спасибо за Гёте и за тебя.

Целую тебя.

Книга чудесно издана, и это тоже радует!

10 мая 1954

Дорогие мои, спасибо за телеграммы, получила обе к обоим праздникам.

У нас весна, правда, совсем непохожая на вашу, более угрюмая и несравненно более «масштабная».

Уже где-то «поблизости» идет Енисей, и через недельку можно ждать его здесь. Каждый год ждём его не без трепета, из-за живописного, но небезопасного местоположения нашей лачуги, да и вообще само зрелище ледохода на такой огромной и даже страшной реке угнетает и без того достаточно угнетённую душу.

Я ещё работаю, но очень скоро, видимо, это прекратится, что меня тревожит не меньше ледохода. На Адины 300 р. (тоже неверных, т. к. работа её также не из постоянных) вдвоём не проживёшь, а «верных» заработков здесь нет и не предвидится. И надоело вечно жить под ударом, это больше всего лишает сил и равновесия.

Как писала вам в прошлом письме, отправила два заявления, одно на имя т. Круглова¹, другое на имя Тихонова² для т. Ворошилова, но до сих пор нет ни малейшего извещения о том, что хотя бы одно из них было бы кем-то и где-то получено. Это меня беспокоит, тем более что первое, более подробное и основательное, я подавала через здешнее РОМВД³, а за это время отдел, нами ведающий, расформировали, и очень возможно, что заявление застряло где-то в ведомственных дебрях. Вот и не знаю, повторять ли его теперь или чего-то ждать? Тихонову отправила заказным месяц тому назад, но сообщения о том, что оно получено, тоже нет. М. б. нужно просто спокойно ждать, а м. б. — очень беспокойно действовать, ноя об этом ничего не знаю.

Очень обрадовала меня весточка от моей давней приятельницы Дины⁴, с к<отор>ой мы были вместе в 1939 и 1940 г. и потом в 1948 встречались в Москве. Она, оказывается, в Москве уже с августа и, наконец, разыскала меня через вас. Напишите, была ли она у вас и какое произвела впечатление? Во всяком случае, я была очень тронута тем, что она меня не забыла, мы вместе пережили много тяжёлого и ещё тогда мечтали о том, что всё это кончится благополучно. Слава Богу, что у неё это, наконец, получилось. У неё чудесный муж⁵, который ждал все эти годы, и не только ждал, а вырастил оставшихся у него на руках двух племянников⁶, из к<отор>ых один теперь уже совсем взрослый, а второй — подросток. Пишу вам, а за окнами валит снег, и кажется, что о весне, с которой начала я своё письмо, не мо-

жетбыть и речи. Впрочем, всё это сплошное очковтирательство Крайнего Севера — весна будет, весны не может не быть. <...>

Получили ли деньги, что я вам отправила, и очередные мои просьбы? Только там в одном месте я ошиблась, мне кажется, что я попросила слишком тонкие нитки для стежки одеяла (зелёные), а они нужны потолще — в общем, Зина сама разберётся. Если, Бог даст, дело мое разберут благополучно, то уж тогда не буду хоть поручениями этими надоедать!

Крепко целую вас и люблю, мои родные!

Ваша Аля

' Сергей Никифорович Круглов (1907-1977) - с августа 1953 г. министр внутренних дел и одновременно министр государственной безопасности СССР.

² На приеме у Николая Семеновича Тихонова, писателя, депутата Верховного Совета СССР от Ленинграда, побывала А.Я. Трупчинская с просьбой о помощи в реабилитации А.С.

³ РОМВД - районный отдел Министерства внутренних дел.