Истребитель «17-Y»
Шрифт:
– Андрейко! Протри глаза! Через час снизимся на острове. Можешь искупаться в океане, если хочешь.
Заспанный голос Андрейко недовольно ответил:
– Где там искупаться! Враз акулам на ужин попадешь…
Солнце почти касалось горизонта. Бельгиец кружил над маленьким клочком земли.
Лебедев тоже подтянул самолет к этому клочку и начал кружить, как ястреб, выискивая аэродром. Внизу вспыхнули прожекторы. Их свет был слаб по сравнению с заходящим солнцем. Но Лебедев все-таки ориентировался среди четырех огней, указывавших границы посадочной площадки. Лебедев кружил, давая время сесть бельгийцу, а сам ругался:
– Через три минуты солнце сядет. В темноте поломаешь самолет.
Бельгиец приземлился. Лебедев тоже повел самолет на снижение. Через минуту аппарат уже катился по аэродрому.
К аппарату бежали люди и что-то кричали. Солнце зашло, и небо сразу потемнело. При электрическом свете аэродромных фонарей Лебедев увидал типичные лица газетных корреспондентов. Вспыхивал магний - это фотографировали вновь прибывших. Лебедев чувствовал себя уставшим. Он стоял рядом с Андрейко под лучами наведенных на них прожекторов и, улыбаясь, смотрел, как вертелись ручки у кино-аппаратов. Потом к ним ринулась толпа туземцев: малайцев, китайцев и еще каких-то смуглокожих ребят, каких никогда не видывал Лебедев.
Всей группой пошли к домику местного резидента. Остров принадлежал Соединенным Штатам, и здесь все свидетельствовало об американской технике. Аэродром был так оборудован, что никак нельзя было подумать, что этот островок находится посредине Тихого океана. В павильоне аэродрома был хороший ресторан, но Лебедев взмолился, чтобы его отпустили, и отказался от ужина. Спать, только спать!
Этербек поддержал его:
– Мы не собираемся гостить у вас, многоуважаемый мистер Пертхорн, - сказал он резиденту. Через 30 часов мы должны продолжить наш путь.
– Очень жаль, - пожевал бритыми губами мистер Пертхорн.
На следующее утро Лебедев увидал, что Андрейко сидит под крылом самолета и страшно ворчит.
– Какая тебя муха укусила?
Андрейко принялся рассказывать:
– Всю ночь не спал, и теперь заснуть не могу. Жарко… У бельгийца борт-механиком мусье Шарль. Замечательный парнюга. На всех языках может разговаривать. Оба мы выспались в воздухе, вот вчера и пошли с ним шататься по этому острову. Весь-то он величиной с тарелку. Зашли в здешний трактир. Шарль вино пил. Они без этого не могут. А я только смотрел на него, потому что я дисциплину соблюдаю. В трактире здешняя публика на нас глазела. Я вижу, что бедно живут и очень забитый народ. Только один осмелился и стал что-то по своему говорить. Шарль разобрал. Оказывается, спрашивают, правда ли, что мы советские и как наш самолет называется.
– Ну и что же?
– Я ему ответил.
– Когда же ты по-ихнему разговаривать выучился?
– Очень просто. У них трактир-то почти что на открытом воздухе. Посмотрел я на небо, а над самыми нашими головами звезда - и так она красным цветом и переливает. Показал я на эту звезду и говорю: «Вот она, наша голубушка, наша красная звезда. И знайте, товарищи, что и самолет наш называется «Красная Звезда».
– Ну что ж, тебя поняли?
– Разумеется, поняли. Большой среди них разговор поднялся, а Шарль заметил мне, что зовется та звезда «Мира». Образованный народ! Удивительно, как это он название ей знает! Я ничего не имею против. Совершенно правильно. Наша звезда мирная. А Шарль смеется. «Мира», - говорит, - значит «удивительная». Я и с этим согласился. Потому что «Красная Звезда» всему миру удивление.
Лебедев выразил одобрение:
– Сумел агитнуть! Молодец! Придет время, Андрейко, и не одна наша «Красная Звезда», а тысячи их будут перелетать через моря и океаны. Они сотрут границы, и все народы будут жить одной семьей.
VIII. Перелет продолжается
– Итак, завтра мы вылетаем?
– спросил Лебедев Этербека.
Они сидели под тенью мангового дерева и наслаждались послеобеденным отдыхом.
– Да, - ответил бельгиец, отхлебывая из маленького стаканчика смесь виски с содой.
– Но вы хотели мне передать что-то очень важное, мосье Лебедефф.
– Я хотел с вами переговорить. Но… разрешите мне быть откровенным и простите мой скверный французский язык. Я учился почти что самоучкой…
– Я слушаю вас, - подчеркнуто вежливо заметил бельгиец.
– Я бы говорил с вами раньше. Но вы как-то уклонялись от разговора со мной. В ваших вежливых выражениях я подмечал, простите, какую-то скрытую неприязнь ко мне. Я не отношу это лично к своей особе. Скорее здесь скрывается некоторое предубеждение…
Бельгиец стал обрезывать кончик вынутой сигары и небрежно заметил:
– Если вы хотите спорить со мной на политические темы, то я заранее от них отказываюсь.
Лебедев не показал вида, что его затронул небрежный тон бельгийца:
– Прошу секунду внимания. Я просто хотел немного оправдать себя, чтобы вы не были на меня потом в обиде, мосье Этербек.
– Что означают эти слова?
– холодно спросил бельгиец.
– Обиде?
– Да, - так же холодно продолжал Лебедев.
– Дело идет о нашей жизни. Вы удивляетесь? Думаете, не сошел ли я сума? А я просто человек, который любит видеть дальше своего носа. Я слежу за всеми известиями, которые говорят о происшествиях на Тихом океане.
– И что же?
– повернулся к Лебедеву Этербек, попыхивая закуренной сигарой.
– Прежде всего я попросил бы вас, мосье Этербек, курить в сторону. Я не выношу табачного дыма. Слушайте. Я собрал газетные вырезки, где говорится о несчастиях, имевших место в восточной половине Тихого океана. Я не буду передавать вам всех подробностей. Прошу только припомнить факты, которые в общих чертах должны быть вам отлично известны. Летчица Изабелла Сидней…
– Я знаю, она погибла в волнах Тихого океана, - нахмурился бельгиец.
– Но это не все. Шхуна «Самба», американская подводная лодка «C-II» и другие суда также погибли.
– Это очень печально, - посмотрел бельгиец на Лебедева.
– Но я не вижу, какое это отношение имеет ко мне.
Лебедев приподнял правую бровь:
– Вы очень поспешны, мосье Этербек. Вы хотите все знать сразу. Я перед вами лишь развиваю нить моих умозаключений, посвящаю в свои мысли, как своего сотоварища по перелету. Если я предвижу опасность, то мой долг советского авиатора поделиться опасениями с тем человеком, с которым мы радости и невзгоды перелета делим пополам. В данном случае таким человеком являетесь вы, мосье Этербек. Я постараюсь вкратце удовлетворить ваше любопытство. По моим соображениям, упомянутые мною самолеты и суда гибли в одном и том же месте.