Истребители. Трилогия
Шрифт:
– Держитесь, берег!!! – заорал я и оперся ногами в приборную панель. Было тесно и трудно, но я сделал это за какие-то секунды.
В это время пешка проскочив болото, вылетела на открытую воду и с большим буруном, перескочив стометровую речку, врезалась в берег и взлетела по четырехметровой пологой песчаной круче, наверх. Где и замерла хвостом в воде. Посмотрев на толстый ствол дуба, который рос в полуметре от разбитого носа пешки, я быстро скомандовал:
– Покинуть машину.
Сзади завозился особист и послышались щелчки пряжек. Однако
– Твою мать!!! – не удержался я, дергая ремень.
– Что? – спросил Никифоров, откидывая фонарь.
– Ремень заклинило… б.я! О! Есть, отстегнул! – выкрикнул я и одним рывком вывалился из кабины на крыло. Не удержавшись на нем, я скользнул вниз и покатился по круче в воду. Когда я вынырнул, ища дно ногами, увидел как прямо на меня катился особист. Рядом послышалось падение и шум воды. Степанов тоже выбрался из дымящейся машины.
– Ныряем, мессеры заходят, – успел я крикнуть обеим головам, что были на поверхности воды.
Парашют, который я просто не успел отстегнуть, набрал воды и стал тянуть меня на дно, из-за чего я стал, резко дергаясь пытаться скинуть его. Рядом послышались оглушающие удары по железу и по воде.
Оттолкнувшись от дна, я добрался до берега и расстегнул последнюю лямку парашюта. Рядом отфыркивался Никифоров, выплевывая воду. Парашюта на нем уже не было. А вот Степанова видно не было. Отшвырнув парашют в сторону, я нырнул в воду, где были видно движение под водой.
Повезло сразу ухватить его за плечо. Рывком приподняв сержанта над водой, мы с Никифоровым вытащили Степанова на берег, где он судорожно выплевывал воду которой успел наглотаться. Подхватив его под руки мы поднялись на кручу, и стараясь двигаться быстро скрылись среди деревьев.
– Скидывай парашют, он из-за него тяжелей стал в два раза.
Освободив сержанта от намокшего парашюта, мы присели кто где стоял. Степанов продолжал тяжело дышать. Оглядев нас, он судорожно сказал:
– Спасибо… вам! Я уж думал… все, отлетался…
– Да не за что. Блин, все промокло! – расстроено сказал я, вынимая все бумаги и раскладывая их чтобы просушить. Достав шоколад, я одну убрал сушиться, а две разделил. Одну нам с особистом пополам, другую Степанову.
– Ешь-ешь. Ты и так на ногах еле стоишь. Сейчас побегать придется, силы нужны будут, – сказал я заметив что он хочет отказаться от большей доли.
Разложив сушиться оружие и кобуру, выщелкнув патроны, я стал стягивать с себя одежду, бормоча:
– Хотел ведь сегодня искупаться сбегать, но ни как не думал что это произойдет так.
Выжав всю одежду, я заново обмундировался, и пока особист выжимал свою и Степанова, заново одел сапоги.
– Уходить надо. Наверняка наземным войскам сообщили о нас.
«Хотя сейчас не середина или конец войны, могут и рукой махнуть. Но все равно лучше перебдеть!»
– Ну как вы? Бежим? – спросил я укладывая вещи обратно в планшет и карман.
– Ты куда? – спросил
– Туда, – указал я.
– Нам в противоположную сторону надо. На восток.
– До фронта шестьдесят километров пехом топать? Да ну, товарищ политрук! Тут до немцев километров восемь осталось. До аэродрома я хотел сказать.
– У тебя есть какое-то предложение? – нахмурившись, спросил особист.
– Ну да! Идем на аэродром, выбираем самолет, который готовиться к взлету, и…
– Думаешь получиться?
– Год назад мессер у них угнал и ничего, стреляли, конечно вслед… Да ладно, давно это было, – добавил я заметив как насторожился Никифоров, да и Степанов тоже смотрел на меня удивленно.
Сказал я это не просто так. В санчасти давно стал обдумывать за кого себя выдать, за советского не получиться. Я просто не знал жизни в это время, и спалюсь на мелочах. Поэтому был единственный выход эмигрант из Франции, благо по-французски балакаю чисто. Сирота, родители погибли во время бомбежки при захвате немцами Франции. По мелочам я еще не продумывал, но основную версию выработал, и даже заучил. Но основной для меня ответ будет, родители погибли, сирота, начал новую жизнь, про старую не спрашивайте, не скажу. Где-то так.
– Очень интересно, а вам не кажется ТОВАРИЩ старший сержант, что нам надо поговорить?
– О чем? – сделал я вид, что не понимаю.
– О жизни. Так, Степанов, а ну-ка отойди метров на сорок.
– Товарищ политрук, сейчас тут немцы будут, а вы все о своем, бежать надо, и быстро. К тому же я все равно ничего не скажу!
– Это еще почему?
– У меня новая жизнь. Старой нет, все, – развел я руками.
– В полку поговорим. Так, насчет твоего плана, самолет угнать сможешь?
Я только возмущенно фыркнул в ответ.
– Товарищ политрук, побежали, в полку через два часа ужин. Пельмени. Мне Люба сказала.
– Хорошо. Вперед.
И мы побежали. Степанов довольно быстро запыхался, и нам приходилось то бежать, то идти быстрым шагом.
– Очки сними. Бликуют, – сказал Никифоров.
– Ах ты черт, я про них совсем забыл, – досадливо ответил я, стянув со лба очки и убирая их в карман галифе.
К аэродрому мы вышли со стороны леса. И судя по тому, что тут была натянута тревожка в виде проволоки с консервными банками, мы не первые тут оказались. Да и пулеметные гнезда, где дежурили пулеметчики, навевали сомнения в нашем плане.
– Банки-то, наши, – тронув одну из консервных банок. тихо сказал Степанов.
– Угу. Похоже тут наш аэродром был, вон где здания, разбитая «сушка» лежит.
– Там еще зенитная пушка, – указал рукой особист на мелкокалиберную зенитку.
– Уходить надо, – сказал Степанов.
– Согласен, ничего не получиться, охраняют тут крепко.
– Ну да, если шумом и стрельбой, то конечно, хрен они нам что сделать дадут, но я про это и не говорил, – ответил я.
– По тихому? – спросил особист.