Итальянец
Шрифт:
Путь Винченцио пролегал теперь через дикую местность в Апеннинских горах, заброшенную, казалось, всеми, кроме разбойников, скрывавшихся по глухим углам. Но даже здесь, в этой едва доступной для постороннего посетителя дали, там и сям были разбросаны монастыри с прилегавшими деревеньками, отрезанные от мира чащобами и горными грядами; эти уединенные обители являли нередко кое-какие приметы земной роскоши, а также потаенного изящества. Некоторые из них Вивальди в поисках Эллены посетил, и его приятно поразили изысканная любезность и радушие обитателей.
На седьмой день своих странствий, незадолго до заката, Винченцио заблудился в лесах Руджьери. В селении в нескольких лигах отсюда
Пока Пауло утешал таким образом своего господина, а заодно и самого себя, а Винченцио, забыв о том, где находится, погрузился в мечты, внезапно до слуха обоих донеслись звуки музыкальных инструментов и приглушенные расстоянием голоса. Сгустившаяся над деревьями тьма мешала различать отдаленные предметы, и взгляду путников не открылось ни единого признака человеческого присутствия. Они прислушались, надеясь уловить, откуда исходит музыка, и установили, что это хор в сопровождении немногих инструментов исполняет вечернюю молитву.
— Здесь поблизости монастырь, синьор, — произнес Пауло. — Слышите? Это идет служба.
— Да, так оно и есть, — отозвался Вивальди, — поспешим туда.
— О синьор! Если там окажется не хуже, чем давеча у капуцинов, то нам не придется пожалеть о ночлеге alfresco6 в ветвях каштана.
— Нет ли там, за деревьями, стен или шпилей? — спросил слугу Вивальди, шагавший впереди.
— Не видно, синьор, а вот звуки стали слышней. Ах, синьор! Что за мелодия! Как она тает в воздухе! А как согласно поют инструменты! Нет, это не деревенская музыка, где-то поблизости монастырь, хотя мы его пока и не видим.
Но стены по-прежнему не появлялись, а вскоре стихла и музыка; ее сменили другие звуки, которые и привели Вивальди к красивой поляне, где на траве расположилась группа пилигримов. Под несмолкавшие разговоры и смех каждый путник извлекал из котомки и раскладывал перед собой все потребное для ужина; тот же, в ком Вивальди признал отца предводителя паломников, с веселым лицом сидел в центре кружка и без устали сыпал прибаутками и забавными историями, за что все окружающие оделяли его толикой своих припасов. Бутылки с самыми различными винами выстроились перед шутником вереницей, и он отдавал каждой обильную дань; не обошел он вниманием и ни одно из протянутых благодарными слушателями лакомств.
Вивальди, убедившись, что опасаться нечего, остановился и принялся разглядывать веселую компанию. Косые закатные лучи, падавшие вдоль опушки, играли отблесками на жизнерадостных лицах паломников, более похожих на участников пикника. Что касается пастыря, то он, по-видимому, пребывал в полном согласии со своим стадом;
он по доброй воле скинул приличествующую его положению маску торжественной суровости и разрешил своим компаньонам веселиться от души в расчете вкусить от самых аппетитных кусков, припрятанных в их котомках; снизойдя с высот величия, он, однако, не забывал о своем достоинстве, благодаря чему даже шутки его воспринимались с немалой долей почтения; возможно, сопровождавший их дружный смех служил не столько наградой за остроумие, сколько благодарностью за милость.
Завершив свои наблюдения,
Понимая, что им с пилигримами по пути, Вивальди решил воспользоваться этим предложением. Пауло привязал лошадей к дереву и принялся готовиться к трапезе. Воспользовавшись тем, что отец предводитель занят был беседой с Винченцио, Пауло безраздельно завладел вниманием пилигримов; они объявили, что он самый умный и веселый малый на свете; многие паломники выражали желание, чтобы Пауло сопровождал их до самого конца странствования, а именно — гробницы в кармелитском монастыре. Узнав, что упомянутая святыня располагается по соседству с церковью, принадлежащей обители, которая частично заселена монахинями, и находится приблизительно в двух лигах отсюда, Вивальди решил сопровождать пилигримов, ибо местом заключения Эллены мог оказаться с равной вероятностью любой монастырь. А в том, что содержат девушку именно в монастыре, Винченцио, имевший возможность поразмыслить на досуге о нраве и житейских воззрениях своей матери, не сомневался. Итак, вместе с пилигримами он и отправился в дальнейший путь. Винченцио шел пешком, а лошадь свою уступил почтенному отцу, утомленному долгой дорогой.
Темнота застала странников вдали от той деревни, где они рассчитывали заночевать, но за песнями и рассказами пилигримы и не думали предаваться унынию. Время от времени, побуждаемые отцом предводителем, они останавливались, дабы сотворить краткую молитву или пропеть гимн. Когда же в виду показалась деревня, приютившаяся у подножия горы, на склоне своем таившей святыню, паломники замедлили шаг, чтобы выстроиться в процессию. Их пастырь, лишив Вивальди удовольствия дослушать до конца одну из самых изощренных своих острот, умолк, сошел с лошади и переместился во главу колонны, которая двинулась вперед, оглашая окрестность громким, печально-торжественным пением.
Селяне, привлеченные этим звонкоголосым хором, вышли навстречу и отвели паломников в свои хижины. Деревню уже успели заполонить богомольцы, но бедные крестьяне, преисполненные благоговения и почтительности, делали все мыслимое и немыслимое, чтобы с удобством разместить постояльцев; тем не менее Пауло, ворочавшемуся на подстилке из сена, пришлось неоднократно с тоской вспомнить о покинутом каштане.
Винченцио провел беспокойную ночь в нетерпеливом ожидании рассвета того дня, который мог подарить ему встречу с Элленой. Юноше пришла в голову мысль, что одеяние пилигрима не только охранит его от подозрений, но и позволит ему наблюдать за окружающим. Стараний Пауло вкупе с одним-единственным дукатом достало, чтобы обеспечить желаемое; Винченцио переоделся и с утра пораньше отправился на разведку.
Глава 11
Внести подснежники, фиалки, розы!
Святой сестре дорогу устелите
Цветами в росах.
Почти никто из паломников не успел еще ступить на ведшую в гору тропу, но и от тех немногих, что спешили в этот ранний час к монастырю, Вивальди держался поодаль, ибо его задумчивый ум жаждал уединения. Вздохи утреннего ветерка в листве высоко над тропой, глухие всплески далеких вод ласкали его слух, ибо, неся умиротворение, звучали вместе с тем в гармонии с его печалью;