Итальянец
Шрифт:
— Нас предали, — тихо проговорила Эллена, — но лучше узнать горькую истину без промедления.
Она повторила условный стук, и, к неописуемой радости, в ответ послышались три резких удара. Оливия, менее доверчивая, чем ее подруга, попыталась было убедить Эллену не полагаться на первое, быть может ложное, свидетельство, а дождаться еще одного, но опоздала: ключ уже заскрежетал в замке, дверь отворилась, и у входа в сад появились два человека, плотно закутанные в плащи. Эллена сперва отпрянула, но тут же узнала окликнувший ее голос и в свете прикрытой колпачком лампы, которую держал Джеронимо, различила Вивальди.
— О
— Нужно спешить, — хмуро проговорил Джеронимо, — мы и так уже потеряли слишком много времени, как вы, возможно, сами убедитесь.
— Прощай, дорогая Эллена, — торопливо сказала Оливия, — да хранит тебя Господь!
Печаль расставания вытеснила из груди Эллены все страхи; рыдая, она обняла монахиню со словами:
— Прощай! О, прощай, дражайшая, нежная моя подруга! Нам не доведется более увидеться, но я вечно буду любить тебя. Не забывай, ты обещала дать о себе знать; помни: монастырь делла Пьета!
— Могли бы наговориться еще там, в обители, — пробурчал Джеронимо, — мы здесь уже битых два часа.
— Ах, Эллена, — жалобно шепнул Вивальди, размыкая руки девушки, обнимавшей Оливию, — неужели я в твоем сердце на втором месте?
Эллена, осушив слезы, ответила улыбкой, говорившей больше, чем любые слова; по-прежнему обращая прощальные речи к Оливии, она протянула Винченцио руку и дозволила увести себя от ворот сада.
— При яркой луне в лампе нет надобности, Джеронимо, — заметил Вивальди, — она нас только выдает.
— В церкви без света не обойтись, на кружных проходах — тоже; вы ведь знаете, синьор, через главные ворота мне вас не провести.
— Ну что ж, ведите, — ответил Вивальди, и вскоре они достигли кипарисовой аллеи, ведущей к церкви; но прежде чем свернуть туда, Эллена остановилась и оглянулась в надежде у ворот сада еще раз узреть Оливию. Монахиня все еще оставалась там, в лунном свете Эллена различила очертания ее фигуры и прощальный взмах руки. Сердце Эллены переполнилось; она подняла руку в ответном приветствии и стояла в слезах до тех пор, пока Вивальди бережно, но твердо не увлек ее за собой.
— Я завидую твоей подруге, если ты так плачешь о ней, — заговорил юноша, — и ревную, ибо источник этих слез — твоя нежная привязанность. Не горюй так, моя Эллена!
— Знал бы ты, Винченцио, чем я обязана этой благородной душе!
Глубокие вздохи прервали речь девушки; Вивальди в ответ только молча пожал руку возлюбленной.
Ступая по мрачной аллее, ведущей к церкви, Вивальди спросил, обращаясь к Джеронимо:
— Уверены ли вы, отец мой, что нам не попадется по дороге кто-нибудь из братьев, кому вздумается принести покаяние перед святилищем?
— Покаяние в день церковного торжества? Скорее уж следует опасаться тех, кто совлекает в эти минуты праздничное убранство.
— В любом случае такая встреча ничего доброго нам не сулит. Нет ли возможности обойти церковь стороной?
Джеронимо заверил Вивальди, что миновать церковь нельзя никак, и все трое тут же вступили в боковой неф опустелого храма, где Джеронимо, дабы не оказаться в потемках, пришлось снять водруженный на лампу колпачок, ибо свечи, еще недавно сиявшие
Беглецы достигли боковой двери, ведущей в монастырский двор, где в скале был заключен образ Пресвятой Девы горы Кармель. Исходивший из пещеры сноп света заставил Эллену и Вивальди в тревоге отступить, но Джеронимо, вышедший вперед, чтобы осмотреться, заверил их, что, судя по всему, пещера безлюдна; свечей же пугаться не следует — они горят в святилище постоянно, день и ночь.
Успокоенные этим объяснением, влюбленные последовали за своим проводником в пещеру, Джеронимо распахнул дверцу в ажурном металлическом ограждении, за которым помещалась статуя, после чего повел своих спутников в наиотдаленнейший угол пещеры, где глубоко в стене виднелась низкая дверь. Охваченная дурными предчувствиями, Эллена затрепетала; Джеронимо ключом отворил дверцу, и путники узрели высеченный в скале проход, узкий и извилистый. Монах устремился было туда, но, разделяя подозрения Эл-лены, Вивальди остановился и спросил, куда ведет их дальнейший путь.
— К месту назначения, — замогильным голосом ответствовал брат Джеронимо. Слова эти испугали Эллену и не удовлетворили Вивальди.
— Я доверил вам, отец мой, бесценное сокровище, которое мне дороже самой жизни. Клянусь, карой за предательство станет смерть. — Юноша тронул рукоятку меча, скрытого под одеждой пилигрима. — Если вы замыслили недоброе, еще не поздно одуматься — в противном случае живым вы отсюда не выйдете.
— Вы мне угрожаете? — Лицо монаха потемнело. — Что проку вам с моей смерти? Знайте, что вся обитель как один человек поднимется, чтобы отомстить за меня.
— Мне ведомо лишь, как я расплачусь с од ним-единственным предателем, буде таковой встанет на моем пути, — сказал Вивальди. — Я намерен защищать эту даму против целого полчища монахов. Теперь вы знаете это — ведите!
В то же мгновение Эллене закралась в голову жуткая мысль: а что, если открывшийся перед ними ход ведет в описанную Оливией темницу, скрытую, по словам монахини, где-то в глухом уголке обители, и именно туда Джеронимо их коварно завлекает? Эллена отказалась двигаться дальше и спросила:
— Если ваши намерения чисты, то почему же вы не ведете нас прямиком к одним из ворот монастыря, а вместо этого мы должны блуждать по каким-то подземным лабиринтам?
— Помимо главного портала, наружу ведет лишь один путь, и он перед вами.
— Но почему бы нам не бежать через портал? — спросил Вивальди.
— Там полным-полно пилигримов и послушников; вам ничто не помешает там пройти, но как же синьора? Но все это вы уже слышали перед тем, как мне довериться. Лаз, которым нам предстоит воспользоваться, выходит на поверхность среди утесов, на некотором отдалении от монастыря. Я уже довольно рисковал и больше не стану терять время попусту, так что решайтесь, или я ухожу и можете поступать как знаете.