Итальянец
Шрифт:
Инквизитор голосом, способным вселить трепет в менее стойкое сердце, вновь приказал Вивальди принести клятву, подав одновременно какой-то знак человеку, сидевшему за противоположным концом стола, — по всей видимости, нижестоящему чиновнику.
Вивальди не прерывал молчания, но начал осознавать, что, поскольку ничего не знает о преступлении, которое ему приписывают, то и не способен возвести на себя напраслину даже под пыткой; а кроме того, чему бы он ни оказался свидетелем, никакое возмездие нельзя будет остановить, ни от какого зла нельзя будет удержать, даже если он не поклянется хранить тайну, — ибо все равно даже самые страшные из его разоблачений бессильны
Инквизитор выслушал клятву, секретарь сделал соответствующую отметку в своих книгах, и допрос начался. На обычные вопросы касательно своего имени, звания, семейства и места жительства Вивальди дал подробные ответы, а затем инквизитор справился, знаком ли он с обвинениями, послужившими причиной его ареста.
— В приказе о них было упомянуто, — отозвался Вивальди.
— Обдумывай свои слова, — сказал инквизитор, — и не забывай о данной клятве. О чем шла речь в обвинении?
— Насколько я понял, меня обвиняют в похищении монахини из обители.
На лице инквизитора отразилось легкое удивление.
— Стало быть, ты признаешь это обвинение, — проговорил он после короткой паузы и сделал знак секретарю, мгновенно принявшемуся записывать слова Вивальди.
— Напротив, я его торжественно отвергаю как ложное и злонамеренное.
— Помни о своей клятве, — повторил инквизитор, — и знай, что милосердие оказывается лишь сознавшимся; тех же неразумных, кто упорствует в сокрытии истины, ожидает пытка.
— Если вы силой станете добиваться от меня признания, то убедитесь, что я скорее умру под пыткой, чем соглашусь лжесвидетельствовать. Ваша цель не в том, чтобы обнаружить истину и покарать виновного, жертвы вашей бесчеловечности — невинные люди, которым не в чем сознаваться, и вы не оставляете им иного пути спасения, кроме как стать преступниками, возвестив ложь.
— Опомнись, — провозгласил инквизитор сурово, — ты призван сюда не обвинять, а ответствовать на обвинение. Ты не желаешь признать себя преступником и в то же время безошибочно называешь преступление, в коем ты повинен. Что, как не отягощенная совесть, подсказало тебе нужные слова?
— Ваш собственный приказ об аресте, а также чиновники, меня задержавшие.
— Как? — воскликнул инквизитор и, обращаясь к секретарю, добавил: — Отметь: он ссылается на приказ, но мы знаем, что эти приказы никогда не читаются. Он также ссылается на слова наших чиновников, по незнанию упуская из виду, что чиновник, злоупотребивший таким образом доверием вышестоящих, подлежал бы смертной каре.
— Я не читал приказа, это верно, как верно и то, что я ни разу не утверждал, что прочел его самолично. Это сделал брат-бенедикгинец и затем рассказал мне, в чем меня обвиняют, а чиновники подтвердили его слова.
— Довольно рассуждений вокруг да около, отвечай прямо на поставленные
— Я не допущу, чтобы мои заявления искажались неверным толкованием и обращались мне во вред. Я поклялся говорить только правду; если вы полагаете, что я нарушаю клятву, а мои прямые и бесхитростные свидетельства подвергаете сомнению, мне остается только умолкнуть.
Инквизитор, заметно побледнев, приподнялся со стула.
— Наглый еретик, так ты оспариваешь, оскорбляешь и нарушаешь распоряжения святейшего суда! Пусть же последствия твоей кощунственной дерзости падут на твою голову… Пытать его!
С бесстрашной улыбкой Вивальди взирал прямо в лицо инквизитору, его поза выражала непреклонность. Храбрость и холодное презрение, отразившееся в его чертах, по-видимому, задели чиновника; он понял, что перед ним натура незаурядная и обычные приемы тут бессильны. Инквизитор предпочел отложить крайние меры и как ни в чем не бывало продолжил допрос:
— Где ты был арестован?
— В часовне Сан-Себастьян на озере Челано.
— Ты на этом настаиваешь? Ты уверен, что это произошло не в деревне Легано, на дороге, ведущей из Челано в Рим?
Вивальди подтвердил свои слова; одновременно он не без удивления вспомнил, что именно в Легано произошла смена охранников, и сообщил об этом обстоятельстве. Инквизитор, однако, не обратил внимания на его слова и невозмутимо продолжал:
— Был кто-нибудь еще арестован вместе с тобой?
— Вам должно быть известно, что одновременно со мной была схвачена синьора ди Розальба по ложному обвинению в том, что она является монахиней, нарушившей обеты и бежавшей из монастыря, а также что Пауло Менд-рико, мой верный слуга, бьиг лишен свободы заодно с нами, но на каком основании — мне неведомо.
Несколько минут инквизитор оставался в молчаливой задумчивости и затем осведомился кратко о семье Эллены и ее обычном месте жительства. Винченцио, опасаясь неосторожным словом бросить на нее тень, предложил задать этот вопрос ей самой, но чиновник настаивал.
— Поскольку синьора ди Розальба пребывает ныне в этих стенах, — начал Винченцио, втайне рассчитывая, что поведение собеседника либо подтвердит, либо опровергнет его опасения, — она лучше меня может ответить на ваш вопрос.
Инквизитор распорядился, чтобы секретарь записал имя Эллены, а затем ненадолго задумался. Наконец он сказал:
— Известно ли тебе, где ты сейчас находишься?
Вивальди с улыбкой отвечал:
— Как я полагаю, в Риме, в тюрьме инквизиции.
— Ведомо ли тебе, какого рода преступления подсудны Светой Палате?
Вивальди молчал.
— Твоя совесть говорит тебе «да», и то же говорит мне твое молчание. Призываю тебя еще раз чистосердечно покаяться в своей вине; не забывай, что суд инквизиции не чужд милосердия и оказывает снисхождение тем преступникам, которые сознаются в содеянном.
Вивальди улыбнулся, но инквизитор продолжал:
— Священный трибунал не следует уподоблять тем судам, что подкрепляют справедливость суровостью и вслед за признанием вины незамедлительно казнят преступника. Нет! Трибунал инквизиции — суд милосердный, он наказует виновных, но никогда не применит пытку без надобности, если сей меры не диктует упорное запирательство преступника. Знай же, чего следует избегать и чего ожидать.
— Но если задержанному не в чем признаваться? Или вы полагаете, что ваши пытки сделают из него преступника? Ну что ж, слабого духом они принудят к лжесвидетельству, и, чтобы избавить себя от мук, человек сам подписывает себе смертный приговор! Я не таков, и вы в этом убедитесь.