Итальянская комедия Возрождения

Макиавелли Никколо

Верджилио. Для женщины, мессер Джаннино, это наиважнейшее дело. Коли изыщете способ развеять всякие сомнения, то уж не будете понапрасну обвинять ее в жестокости. Скажите, как уверите вы Лукрецию, что намерения ваши — не притворство?

Мессер Джаннино. Притворство? Неужто способен на притворство тот, кто целых три года снедаем нескончаемым страданием, кто исполнен пылкой страсти, кто отринул всякие утехи и пребывает в полном отчаянии, кто позабыл обо всем на свете — о родном отце, сестре, отчизне, чести и довольстве? Это ли притворство?

Верджилио. Подобное

нередко встретишь и у разных распутников. И слезы, и стенания похлеще ваших. Чем желаннее цель, тем больше напускных страстей.

Мессер Джаннино. О Боже! Когда благоразумна женщина, то разберет, где плевелы, а где пшеница. Ты-то знаешь, Верджилио, притворство это или истинное чувство.

Верджилио. По моему разумению, вам следовало бы испробовать Лоренцино, ибо я немало на него уповаю.

Мессер Джаннино. Ты полагаешь?

Верджилио. Полагаю, что хуже от этого не станет.

Мессер Джаннино. Посулю ему золотые горы, а ежели он откажет в содействии, буду знать наверное, что опасения мои верны. Как ни предан слуга хозяину, а мало найдется таких, кто бы не продался со всеми потрохами за порядочный куш. Вот увидишь, ежели выйдет, что я прав, то гнев мой равен будет любви, что питаю ныне к Лукреции.

Верджилио. Об этом мы еще потолкуем, а покуда будем уповать на лучший исход.

Мессер Джаннино. Сегодня же сыщи этого Лоренцино и приведи его ко мне.

Верджилио. Вряд ли я сгожусь для сей цели; днями мы и так наговорили друг другу немало разных слов. Всего уместнее отрядить Сгваццу, как отобедаем.

Мессер Джаннино. И то верно. Пора домой: он уж, поди, справил все к обеду.

Верджилио. Пойдемте.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Аньолетта, одна.

Аньолетта. Уф, Святая Агата! Скажу без утайки: коль пошла служанка на посылки, не дадут прохода разносчики своей милке! Уж и помяли меня, и потискали! Господи помилуй! До чего надоели мне все эти щипки и сальные словечки! «Мила ты телом, так угоди и делом!»; «Аньолетта, мое сердце, не желаешь ли рыбку с перцем?»; «Эй, молодуха: нужен дружок — заходи на часок!» И ну пощипывать меня да полапывать, и сзади, и спереди — кто во что горазд! Дай им волю, так и взяли б в охапку и потащили бы в лавчонку, а уж там отвели бы душу! Ох, не просыпала ли пудру? Нет, все в целости-сохранности. И так чуть было честь на лесть сегодня не сторговала. Как вошла в лавку, так парфюмер на меня враз глаз положил и давай умасливать: хорош, говорит, товар, да не залежался ли за заветной дверцей? Не пора ли, дескать, в щелку ключик вставить? Ну и разное такое непотребство. Мне этакие прибаутки не впервой слышать, только потом всякий знай рыло воротит. Так что я ему в ответ: товар-то есть, да не про вашу честь. А он меня хвать за руку — и потащил в кладовку; за пазухой шарит, куда поукромнее норовит добраться. Тут, откуда ни возьмись, подоспела его супружница. Ну, парфюмер мой вмиг оправился да и отпустил меня с Богом. Однако, скажу не таясь, еще немного — и разменяла бы

я пудру на любовное семя. Скажу хозяйке, пускай в другой раз сама идет, коль приспичит. Гляди-ка, не Лоренцино ли там, слуга Гульельмо? Так и есть, вот кстати! Битый месяц рвусь с ним повидаться, а он все нос задирает, будто и не замечает. Зато нынче сам не свой от радости. А ну как приветит-приласкает? Вот бы залучить его на чуток в мой погребок! Ужо пришлось бы к месту: распалил меня парфюмер, так что тело пропотело, испить захотело.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Ферранте и Аньолетта.

Ферранте. Что за утро, все идет как по маслу! За каких-то пять скудо отхватил такую кольчугу, что на все двадцать потянет.

Аньолетта. Эй, красавчик, постой!

Ферранте. Вот уж и впрямь, как заладится, так и не разладится.

Аньолетта. Ну что уставился, Лоренцино?

Ферранте. Кто это уставился?

Аньолетта. Да ты.

Ферранте. У тебя прямо нюх, Аньолетта. Я еще и подумать о тебе не успел, а ты уж тут как тут.

Аньолетта. Кое-кто по нему сохнет, а он и бровью не поведет.

Ферранте. Вот те раз! Счастье само в руки плывет.

Аньолетта. Тебе все хиханьки да хаханьки, а я, промежду прочим, всерьез.

Ферранте. Всерьез так всерьез, только не ко мне спрос. Нам сейчас не до служанок!

Аньолетта. Ты, верно, из тех сладкоежек, что кладут на зубок лишь холеный кусок. Задурили вам голову напомаженные да разодетые хозяйки! А того не ведаете, что под юбками наша сестра, служанка, и понежней и посмачней будет. Кто-кто, а я-то знаю, на что они годны, чай, немало их перевидала. Сверху густо, а снизу пусто!

Ферранте. Ох и бедовая ты девка, Аньолетта! Чего ж тебе от меня надо?

Аньолетта. А того, чтоб приголубил меня, а не изводил; чтобы нет-нет да и заглядывал подкрепиться ко мне в погребок. Вот хоть бы сейчас, все равно без дела маешься.

Ферранте. С такой и соблазниться недолго.

Аньолетта. А что, подумаешь, невидаль какая.

Ферранте. Навру ей с три короба, а то ведь не отлипнет. Так и быть, что с тобой поделаешь.

Аньолетта. Вот это я понимаю. Ну так пошли?

Ферранте. Сказать взаправду, сейчас не след мне разгуливаться.

Аньолетта. Когда же будет след?

Ферранте. Завтра.

Аньолетта. Завтра — не сегодня: до завтра дожить еще надо. Чего нам тянуть?

Ферранте. Ладно, сегодня так сегодня.

Аньолетта. Ведь обманешь, не придешь.

Ферранте. Говорят тебе, приду.

Аньолетта. Тогда поцелуй, коль не врешь.

Ферранте. Это можно.

Аньолетта. Тоже мне, поцеловал. Как из-под палки!

Ферранте. Погоди, еще наверстаем сегодня.