Итальянские новеллы (1860–1914)
Шрифт:
— Он приедет через неделю… Он ведь судья… Он женится на его матери!
— Тише ты, тише, ребенка хоть пожалей! Дай мне сюда письмо, я пойду с ним к слесарю Симоне: он в этих делах больше всякого адвоката смыслит.
— Ничего вы тут не поделаете! Дети принадлежат родителям — такой уж закон, — сказал слесарь Симоне, который в этих делах лучше всякого адвоката разбирался.
Для них обоих это было все равно что смертный приговор.
— Я его убью, хоть он и судья. Лучше уж пусть я на каторгу пойду, чем сына ему отдам!
— Господи Иисусе, прибери его к себе!
Первое
— А что, если тебе дадут другого папу?
— А что, если у тебя будет другая мама?
— Ты что, пойдешь к ним?
— Тебе не жалко будет нас оставить?
Мальчик отвечал только одно:
— Я тут хочу остаться. Но почему вы меня из дома не выпускаете?
Они боялись, чтобы за ребенком не пришли в их отсутствие и не похитили его. В их представлении судья мог приказать своим жандармам учинить над ними любое насилие. Напрасно адвокат, к которому они обратились за советом и защитой, убеждал их, что все должно происходить законным путем и что отец не может предъявлять никаких прав на подкинутого ребенка, прежде чем не будут соблюдены все необходимые формальности. Мальчика все это время держали взаперти в комнате; ему не позволяли даже выглядывать в окно.
И вот муж, которому уже было не до работы в поле, и жена, которая никак не могла смириться со своим горем, — оба по нескольку раз в день стали бегать к адвокату.
— Сделайте милость, найдите хоть какое-нибудь средство, чтобы не допустить этого!..
— Какое средство, как это так не допустить? У отца есть законное право потребовать назад своего ребенка.
— Давайте будем с ним судиться и затянем это дело подольше. Ведь стоит только начать. Закон должен сказать ему: «Ах, так ребенок, когда родился, тебе не нужен был? Ты его подкинул и не подумал о том, что он может умереть от голода или от холода на руках у этих бессовестных нянек?.. За тринадцать лет ты даже и не поинтересовался, жив твой сын или нет, как с ним обращаются, хорошо или плохо… А теперь он тебе понадобился, и ты хочешь его забрать к себе. Теперь, когда я знаю, какую ты подлость совершил, я прежде всего схвачу тебя и посажу в тюрьму!» Вот что должен сказать закон! Интересно, кто это писал ваш закон? Это для басурманов закон, а не для христиан. Кто же его сочинил? Король? А у короля детей нет, что ли?
Несчастная женщина начинала говорить все убедительнее и удивлялась, что адвокат не находил никакого повода, чтобы повести длинный судебный процесс; тогда дело пошло бы в окружной суд, потом в верховный, а потом можно было бы еще обжаловать приговор… Кто же придумал этот безбожный закон?
— Ну, уж во всяком случае, не я! — смеясь, ответил адвокат.
— Но как же это? Сколько ведь крови нашей на него ушло! Сколько мы на него забот положили, с каким трудом вырастили! Теперь ведь он уж в школу ходит. Будь это мой родной сын, он, верно, со мной бы землю ходил пахать, простым крестьянином бы стал, как я. А мы ему вместо этого книжки завели, тетрадки, перья… На что только мы денег не тратили! И все ради него!
— А теперь отец вознаградит вас за все ваши траты; не понимаете вы, что ли? — повторял адвокат, несколько уже раздраженный тем, что этот тупоголовый крестьянин все время твердит ему одно и то же.
Когда они вернулись домой, жена в отчаянии снова принялась рвать на себе волосы; муж тяжело опустился на стул, положил локти на стол, обхватил голову руками и только бормотал:
— Видит бог, я убью этого негодяя! Ребенок теперь по праву наш!
Но в самый канун приезда человека, который одним листиком бумаги разрушил все их счастье, мысль о том, что надеяться больше не на что, потому что в дело вмешался закон, до того извела их, что они решили уже броситься в ноги этому судье, как только он приедет, и просить его и умолять… Кто знает? Может быть, он увидит, что мальчику у них хорошо, и даст себя умилостивить. Да и как он может любить ребенка, которого за всю жизнь ни разу даже не видел?
— А если мальчик не захочет пойти к чужому для него отцу? Если он во что бы то ни стало захочет остаться с нами?
На какую-то минуту они вообразили, что это было бы самое справедливое решение. Они спросят ребенка, и пусть он сам выбирает. Разговаривали они громко, так, как будто судья стоял перед ними. Роза прижимала мальчика к груди, гладила ему волосы, брала его за подбородок и спрашивала:
— Кого он себе хочет в папы и мамы: нас… или других?..
— Да нет же, он не понимает. Давай лучше я его спрошу.
Мальчик, сбитый всем этим с толку, попав теперь в объятия того, кого он считал своим отцом, внимательно слушал.
— Если кто-нибудь приедет и скажет тебе: «Я твой отец, твой настоящий отец; пойдем со мной, а их оставь здесь!» Что ты тогда сделаешь?
— Я останусь тут, с вами. А кто же это должен прийти?
— Никто не придет, ангелочек ты наш, ведь это сам Иисус Христос научил тебя так ответить.
Роза осыпала его всего поцелуями.
— Вот так, правильно! Пускай спросят ребенка, и пусть он сам выбирает!
На следующее утро она снова пошла к адвокату, чтобы все это сказать и ему.
И кого же она в этот день встретила у адвоката? Его самого, судью! Он был весь в черном, высокий, худой, рыжебородый и в очках… Так, значит, их обманули! И этого-то человека им надо было разжалобить! Судьи! Адвокаты! Все они одного поля ягоды!
Но Роза не упала духом. Она вдруг вскричала:
— Это ваш сын? А кто это вам сказал? За тринадцать лет вы о нем ни разу не вспомнили? Вы сюда одни заявились, потому что, видно, в жене совесть заговорила. Что же это она сама не приехала? Тоже, мать называется! Только теперь, когда она замуж выходить собралась, она вспомнила, как тогда живое существо на улицу выкинула!..
Адвокат старался уговорить ее, успокоить.
— Нет, ни за что, не отдам я вам ребенка! Что вы со мной сделаете? В тюрьму посадите? Да вам самому там место, и сию же минуту!.. Подумать только, что он еще других в тюрьмы сажает! Вот она, справедливость! Нет, ребенка я вам не отдам. Напрасный труд, синьор адвокат.
И вдруг этот светловолосый высокий господин, одетый во все черное, закрыв лицо руками, заплакал. Всхлипывая, он повторял:
— Вы правы!.. Вы правы!.. Но, знаете, так уж жизнь сложилась… Ах, если бы вы только знали!..