Иван Берладник. Изгой
Шрифт:
– Не я, - прошелестел далёкий голос Ивана.
– А там, в Курске… красиво?
– Да, - много лет не бывавший в Курске, кивнул Святослав.
– В рощах по весне соловьи поют… Только небось потоптал те рощи Изяслав с Давидичами…
Сказал - и сам осёкся. За окном темнело, в ложнице сгущались тени. Было тихо, только слышно, как потрескивают в печи дрова. Не хотелось в такое время думать о другом. Подумаешь - рощи. Всё не вытопчут, а порубленный лес скоро вырастет. Придут новые весны, прилетят соловьи и заведут свои
Очнувшись от дум, Святослав встрепенулся, взглянул в лицо княжича - и обмер. Иван лежал, вытянувшись, пустыми глазами глядя вникуда.
После морозов оттепель была желанна. Запрокинув голову, Иван Берладник ловил разинутым ртом мелкий дождик. Весна наступила сразу и дружно. Когда были на Оке под Рязанью, ещё совсем была зима, а несколько дней спустя, когда поднялись по Осётру, тут-то и застигла их в маленьком безымянном Городце Остерском весна. Потеплело, дороги размякли, а дожди подъели весь снег.
Всю зиму скитались они по землям вятичей. Юрий Долгорукий словно забыл о своём подручнике, только заехали два его сына, Борис и Глеб, - забрали тело брата Ивана да увезли в Суздаль хоронить. С той поры побывал Святослав в Рязани и Туле, в Дубке на Дону и Ельце, заходил в Пронск к тамошним князьям Ярославичам. Метался из края в край, и всюду за ним ездили жена, дети и дружина. Где-то там, в вятичских дебрях, родила княгиня Мария сына, но вскорости помер младенец, не успев даже получить имени.
Иван не отставал от князя. Но кочевая жизнь, когда только и делали, что скрывались по лесам и пережидали непогодь в маленьких городах, с каждым днём всё больше томила его. Половцы давно уже отъехали восвояси, забрав дары. Понемногу отстали и бояре - брошенные вотчины показались им милее. Лишь один, старый Пётр Ильич, бросил князя не по своей воле - в дороге ослабел старик и тихо помер в возке где-то между Мченском и Тулой. На ночёвке узнали о его кончине, и отроки повезли забитое в колоду тело старого боярина в его родовую вотчину близ Гуричева.
В Городце Остерском задержались на несколько дней. Тягостно было всем. Даже дети, устав, не радовались солнышку и теплу. Смурной Олег Святославич не мог сидеть в крошечном тереме посадника. Он вышел на крыльцо, где на ступеньке стоял Берладник, ловя дождь.
– Чего скалишь зубы-то?
– огрызнулся княжич на Ивана.
– Радуешься?
– Чему радоваться-то?
– в тон ответил тот.
– Разве что теплу…
– Оно и впрямь хорошо, - кивнул Олег.
– Скоро Можно будет на земле спать, как диким зверям. К новой зиме совсем одичаем в этих лесах. В шкуры оденемся, речь людскую забудем…
– Отец-то твой чего думает?
– Иван поднялся на крыльцо, подальше от дождевых капель, тряхнул намокшими волосами, как конь гривой.
– Ничего он не думает, - бросил княжич.
–
Он со злостью глянул на лепящиеся друг к другу домишки. Городец Остерский был невелик, в каждой избе ныне гостевало по два-три дружинника, разоряя хозяев и подъедая их скудный припас.
– Чего делать-то, Иван?
– вдруг воскликнул Олег с жаром.
– Не могу я боле тута! Хоть в леса, хоть в петлю головой! Все про нас забыли, никому мы не надобны! Придётся теперь пропадать ни за что!
– Ты помолчи, - оборвал его Иван.
– Не дери глотку зря. На тебя глядят. Помни - ты князь, - он кивнул на нескольких дворовых людей и дружинников.
– Князь, - с горечью скривился Олег.
– Князь тот, у кого княжество есть. А тот, кто без приюта скитается, тот никто…
Последние слова больно резанули по душе Берладника. Пусть Святослав Ольжич ныне изгой, а он-то тогда кто? Ему-то за что такая участь? Сперва надеялся он, что вот-вот всё переменится, поможет Долгорукий воротить Ольжичу земли, а теперь чего ждать? Крути ни крути, а путь один - самому выбираться из ямины.
Оставив юного Олега на крыльце, Иван сошёл на раскисший грязью двор, пересёк его к гриднице, где скучились дружинники. Обычно на привалах привычные к походам берладники развлекали остальных долгими песнями, припоминали байки и былины, но сейчас притихли и они. Захолустный городец, где торчали уже несколько дней, пережидая распутицу и понимая, что застряли здесь надолго, томил всех.
Вопросительные взгляды обратились на Ивана.
– Сколько тут торчать? Чего ждём?
– спросило сразу несколько голосов.
– Промолви, княже! Аль так и загинем в этих лесах да болотах?
– Как князь Святослав порешит… - начал было Иван.
– Ты на Святослава не кивай, - остановил его угрюмый берладник со смешным именем Мошка.
– Ты наш князь. Мы за тобой пошли, не за Святославом.
– Точно ли за мной?
– А то! Каб не ты, давно бы уже отстали. В ватагу какую ни на есть сбились бы - дело, чай, привычное, - Мошка оглядел своих, и берладники закивали головами.
– Тебя ради тут сидим, порты на лавках протираем. Вот и ответствуй - чего делать будем!
Иван глянул через оконце, затянутое пузырём, на грязный двор. В такую непогодь ни зверь, ни птица носа из гнёзда не высунет, да и люди попритихли. Даже тати забились в чащобах в шалаши да землянки и клянут непогодь.
– А кликну - так пойдёте?
– спросил он.
– Хоть сейчас!
– загомонили люди, придвигаясь ближе.
– Чего дождь? Чай, не растаем!
– Ну, тогда… - Иван резко встал.
Замысел родился в голове и зрел, пока он отдавал приказы, пока шёл через двор к крыльцу и с немногими верными людьми - Мироном, Степаном, Бессоном-купцом и Мошкой - поднимался по всходу.