Иван — холопский воевода
Шрифт:
— Да… — помолчав, произнес король. — На Руси мертвых любят больше, чем живых.
— Особый случай, ваше величество. Царевич Димитрий — пострадавший. На Руси жалеют пострадавших.
— Не очень-то они пожалели самозванца.
— Он вел себя недальновидно и легкомысленно.
— К тому же и нас пытался обманывать, — добавил король. — А ведь когда был здесь, наобещал для Речи Посполитой золотые горы. Ничего, подыщем другого…
Не знал король, что в это время уже ехал к Польше Михаил Молчанов, выдававший себя за Димитрия. Он должен был рассказать о своем «чудесном»
И верно, князь Григорий Шаховской, ненавидевший Шуйского, замыслил поход на столицу. Он-то и попросил Молчанова на время стать самозванцем.
Часть четвертая (1606 год, июнь — декабрь)
ДВУМЯ ПУТЯМИ
Через тридевять земель
Отряды приближались к русской границе. Еще пол-дня пути, и начнутся северские земли: Моравск, Чернигов, Путивль.
Вороного жеребца, что был под Болотниковым, приходилось сдерживать. «Вот ведь, — думал Иван Исаевич, — венгерский конь, на придунайских лугах вскормлен, а рвется к русской сторонке, как я, грешный».
Вдоволь насмотрелся заморских стран Болотников. После того как татары захватили его в плен и продали туркам в рабство, побывал он и в Венеции, и в Германии, и в Венгрии, а теперь вот через Польшу домой возвращается.
— Не балуй!.. Уймись! — ласково хлопал он жеребца по шее. — А ежели тебя в степь донскую… Поди, совсем ошалеешь. — Болотников глубоко вздохнул.
Степи, степи… Не наглядишься на них, не надышишься. И почему воздух там так сладок — пить его можно заместо меда. А где сыщешь такие зори малиновые и небо лазурное? В раю? Казакам туда хода нет.
И вспомнил Иван Исаевич… Всяко бывало на Диком поле. Стаями шастали по степи татары и ногайцы. Кто на добычу шел, кто с набега. Разговор с ними был один — на саблях. И победы праздновали казаки, и тризны справляли — многие за обретенную волю платили головой.
Добрая сотня казаков была у Болотникова. Неспроста выбрали его в атаманы: справедлив, на деньгу не падок, в бою отважен и ловок. О своих сотоварищах заботился по-отцовски. Гулял бы он по Дону с казаками. Но кого беда стороной обходит?
…В тот день с четырьмя казаками послал Болотников Павлушу в станицу. Да на полпути возле курганов попали в засаду. Окружили их крымчаки, по десять басурман на каждого. Засвистели со всех сторон арканы.
Повезли татары за собой заарканенных казаков. Потом остановились, поговорили о чем-то в стороне и вдруг развязали одного.
— Вернешься, — сказали, — к своим. Пусть выкуп дают, — татары кивнули на пленников, — золото привози.
— А ежели нету? Чай, мы не купцы-богатеи.
— Нету — башка долой.
Понуро смотрел казак на татар. Поняли они: не видать им золота. Не на тех напали. Опять поговорили в сторонке.
— Якши. Нету золото, кони давай, сабли давай. Один казак — три кони, три сабли. Что смотришь, шайтан? Скачи,
Поскакал казак в обратный путь.
Выслушав его, Болотников задумался. Обойдешься ли выкупом? Крымчаки коварны, на любое могут пойти. Жаль казаков, а пуще всех Павлушу. Был он атаману как меньшой брат. Что делать? Кинуться на басурман всей сотней? Нельзя: татары увидят издалека, сразу же перебьют схваченных. Хоть и мало надежды, что отпустят они пленников за коней, а по-другому не поступишь.
Атаман отобрал пятнадцать человек, велел каждому взять по второму коню и вместе с ними отправился к курганам. В случае чего, посчитал, можно отбиться от пяти десятков татар.
Правильно он прикинул. Да не мог знать главного: за курганами было две сотни крымчаков. Возвращались они после неудачного набега. Поэтому не хотели теперь упускать даже малой добычи: не то прогневался бы мурза, пославший их на грабеж.
В полуверсте от курганов Болотников приказал остановиться. Навстречу им тотчас выехали двое татар, но без пленников. Приблизившись, они, приветливо помахав руками, принялись осматривать коней. Осмотром вроде остались довольны.
— Где казаки? — спросил Болотников.
— Давай, давай… Пошли. Хорош кони.
— Где наши? — Болотников крепко сжал татарину плечо.
— Там, там, — крымчак мотнул головой в сторону курганов.
— Приведи сюда, — потребовал Болотников.
— Якши, арус. Пошли.
— Сюда, понимаешь?.. Сюда веди.
Татары закивали, стали разворачивать лошадей.
Болотников преградил им путь.
— Один пусть скачет. Второй останется с нами.
Тень беспокойства мелькнула в раскосых глазах татарина и хоть тут же исчезла, Болотников уловил эту тень. Когда первый татарин ускакал шагов на сто, атаман сказал:
— Стойте здесь и не двигайтесь.
А сам припустил коня к одному из курганов.
— Я с тобой. — Степан бросился было за ним следом.
Болотников сердито обернулся:
— Кому сказал, стоять!
Казаки смотрели, как их атаман взбирался на холм. На самой вершине он вдруг выдернул саблю и замахал ею:
— Назад, други!.. Назад!
Сверху ему была видна затаившаяся в лощинах татарская конница. Убедившись, что их заметили, крымчаки выскочили и с гиканьем понеслись двумя крылами, чтобы сомкнуться и окружить казаков. И уж приготовились болотниковцы вступить в последнюю сечу, но опять долетел крик атамана:
— Уходи-и-те!..
И не просто крик то был, а приказ. Тоже последний и отчаянный. Ослушаться его никто не мог. Повернули казаки коней.
К Болотникову мчались со всех сторон крымчаки, раскручивая арканы.
…Недолго был он в плену у татар. Через три недели оказался на невольничьем рынке. Болотникова и Павлушу купил одноглазый турок. А потом еще через неделю они уже были на галере, где их приковали вместе с другими рабами к скамье.
Так и плавали несколько лет. Зной ли был, стужа — сидели гребцы, открытые всем ветрам. А чтоб работали проворнее, надсмотрщик угощал их плетью. Умирали гребцы, да хозяину невелик урон: рабы стоили дешево.