Иван Молодой. "Власть полынная"
Шрифт:
– Разве на брачные союзы есть запрет?
– Запрета нет, но для Москвы такой брак означает противостояние Твери. Казимир всегда был недруг Москве. За Литвой и Польшей вон ещё сколько наших городов и земель…
Бревенчатый город Ростов Великий тесно прижался к ледовому полю озера. Застыло озеро Неро до весенней оттепели. В зимнюю стужу ветер подгоняет к его обрывистому берегу снег, ставит сугробы. Ветер свистит по-разбойному, вольготно гуляет на его сторожевых башнях, проносит порошу по городским стенам.
В такую пору караульные, что на городских стенах, одевались в овчинные тулупы до пят, нахлобучивали волчьи шапки-ушанки, а руки прятали в меховые рукавицы. Ноги обували в высокие валяные катанки. Они топтались, пританцовывали, с высоты стен с завистью поглядывали, как воротные мужики отогревались у костра.
Лютые морозы навалились на землю, и это в феврале какой на Руси бокогреем кличут.
Посмеивался народ:
– Вот тебе и бокогрей, береги носы и уши. Мужики переговаривались:
– Долго такие морозы не продержатся, выдохнется зима. Лютуй не лютуй, а конец ей, на то и Сретение, чтоб весна зиму поборола…
И впрямь, неделя минула, стих ветер, и потеплело.
В тёплую пору явился в Ростов Иван Третий в сопровождении конных рынд из дворян. Государев поезд остановился у городских ворот. Вылез Иван Третий из санной кареты и, велев князю Холмскому и городскому воеводе дожидаться внизу, вместе с тверским князем Михаилом поднялись на угловую башню.
Великий князь Иван Васильевич и тверской князь встретились как чужие.
С башни, что смотрит на запад и на озеро Неро, даль лесная чернела. Неподалёку от берега мужики столпились, пешнями лёд прорубали, сети в полынью завели. Государю видно, как темнеет вода и суетятся рыболовы. Вот они принялись вытаскивать невод, и вскоре на льду засеребрилась рыба. С берега подъехали сани с корзинами, мужики забросили в них рыбу и сети и направились в город.
Первым молчание нарушил Иван Третий:
– Я, Михаил, тебя сюда зазвал не рыбной ловлей любоваться.
– Догадываюсь.
– До меня слухи дошли, ты жениться намереваешься?
– Слухами земля полнится. Аль мне жениться запрещено?
– Отчего же!
– Ты вот, Иван, сестру мою Марью, сказывают, любил, но кто помешал тебе взять царьградскую царевну?
Нахмурился Иван Третий:
– Я, Михаил, не укоряю тебя. В выборе укоряю.
– Отчего же? Когда ты, государь, сына Ивана Молодого женил и невесту ему искал, я ведь не противился. И ты не случайно Елену Стефановну нашёл. Знал, господарь Стефан крепкая опора Москве.
Князья спустились с башни, прошли мимо караульных у ворот. От ближних кузниц тянуло окалиной, стучали молоты. Михаил сказал:
– Ты меня в выборе укоряешь, а ведь любовная страсть не нами дадена, Господом!
– Ох, Михайло, да видел ли ты ту невесту? Тверской князь промолчал.
– Избрал бы невесту по себе, такую, какая твоему княжеству подпоркой служила бы. Аль забыл, сколько зла причинил Руси Казимир?
– Ты, великий князь, меня не укоряй. Мы полюбовно с тобой речь ведём, для того и уединились в другой город от московских и тверских бояр.
– Это ты, Михаил Борисович, верно заметил: от людских глаз. Но почему же ты, выбирая себе невесту, не посоветовался со своими боярами? Да и со мной мог поговорить.
– А когда ты с Софьей в брак вступал, разве ты меня спросил? Мы ведь с тобой в родстве состоим.
Иван Третий остановился, долго смотрел на тверского князя:
– Ну, Михайло, кажется, мы и договорились… Открыв дверцу кареты, уселся.
Санька дверцу закрыл, рукой махнул:
– Трогай!
Кони взяли в рысь. Скакали по бокам кареты рынды. Иван Третий откинулся на сиденье, повернулся к князю Холмскому:
– Видит Бог, хотел добром убедить Михаила, ан не внемлет. А ведь знает, повяжет его Казимир и поведёт в омут…
Тверь стороной миновали. Холмский было заикнулся:
– Может, свернём, государь? Глядишь, поостыл Михайло. Не чужой ведь, понимать должен, время разбрасывать камни кончилось, пора и собирать. Эвон сколько земель наших под чужими властителями.
– Нет, Даниил, у князя Михаилы ретивое взыграло. Да как ему умалиться? Ведь он меня прежде за ровню считал.
Холмский вздохнул:
– Как-то великую княгиню Елену Стефановну повидал, лебедем плыла. Огорчалась, что тверской князь с Москвой в мире не живёт.
– Разума великого Елена Стефановна, Ивану добрая помощница будет. Она мне Марью в молодые лета напоминает.
И государь вытянулся в санной карете. Холмский разговор прервал.
У великих государей московских Ивана Третьего и Ивана Молодого с боярами сидение. Съехались именитые со всей Москвы. Площадь, какая перед дворцом и вокруг неё, запружена: кареты, колымаги, челядь и слуги конные и пешие. Гул голосов и конское ржание.
По высоким ступеням дворца степенно поднимались важные бояре, бородатые, в дорогих шубах, в высоких шапках, хоть и дни тёплые, направлялись в думную палату.
Знали, зачем званы, однако до поры молчали, ждали слова государева. И едва Иван Васильевич промолвил, что тверской князь Михаил намерился жениться на внучке великого князя литовского Казимира, палата загудела. Никто на Думе не подал голоса в защиту тверского князя. Все шумели, Михаила обвиняли.
– Ладно, задумал жениться, но почто в родство с Казимиром входит?