Ивана, водяной конь и птица-огонь

Данная история является художественным вымыслом и она адресована исключительно совершеннолетним людям со сформировавшимся мировоззрением, для их развлечения и возможного обсуждения их личных мнений.

Работа не демонстрирует привлекательность нетрадиционных сексуальных отношений в сравнении с традиционными. Автор в принципе не занимается такими сравнениями.

Автор истории не отрицает традиционные семейные ценности, не имеет цель оказать влияние на формирование чьих-либо сексуальных

Но, в процессе развития отношений между героями, может образоваться любовный треугольник или другая геометрическая фигура. А та, в свою очередь, может потом разделиться на банальное М+Ж и кучу лишних элементов, а может не разделиться. Так что если подобное для вас неприемлемо - пропустите эту историю.

Было у отца три сына… Во всех приличных семьях так издревле заведено, чтобы два удались, а один – не получился. Но я у отца по-крупному не получился, потому что… дочка. Вот нет бы жить да радоваться – два сыночка и лапочка-я, но папочке лапочки оказались без надобности. Не на том месте у нас дом стоит, чтобы в нем лапочки выживали.

Изгои мы. Потому что отцу моему на старости лет седина в бороду, бес в ребро… и увел старый ведьмак у молодого вельможи невесту, да не просто увел, а прямо сразу близнецами наградил, братьями моими старшими. А вельможа любимчиком у царя оказался. Вот и выгнали нас прочь на самую окраину, страну от нечисти охранять.

Отец-то рассчитывал жену холить и лелеять, детей в любви растить. Ведь редкий ведьмак до старости доживает, но тот, кто смог, – богаче дракона. Люди за спасение от чудовищ щедро платят, не скупятся, если заранее деньги брать, а не потом, когда все уже хорошо.

И вот вместо счастливой семейной жизни в тепле, уюте и достатке – развалюха на болоте, рядом с полузаброшенными пограничными деревеньками, и набеги нечисти с нежитью, потому как на ничейных землях такие пакости цветут, пахнут и размножаются. Сражаться же с ними некому – земли-то ничьи.

Мать, ясное дело, одной любовью не насыщалась, но это понятно – после столичных радостей в глушь и трущобы свалиться. Не каждая психика выдержит, и здоровье тоже… не каждое.

Как ее угораздило с нашим стариком связаться – не знаю, хотя папка мой и сейчас мужик видный, конечно. А ему до смерти четыре шага осталось… Тридцать лет назад, наверное, еще виднее и завиднее был… Но дурак!.. Кто ж невест у вельмож тырит?!

В общем, прожила мама с отцом десять лет, родила меня и умерла. И осталась я на трех мужиков единственной девкой. Никто, само собой, заморачиваться сильно не стал, и вырастили из меня еще одного пацана, третьего сына.

Я и платьев-то сроду не носила, все время за братьями штаны донашивая… И о себе в мужском роде говорить привыкла. Так что пацан-пацаном, только слабенький да странненький.

– Ивашка, ты тут за главного. Отца без присмотра не оставляй, мы скоро.

Конечно, они скоро… Недельки через две-три вернутся, словно с ярмарки, – с едой, питьем, подарками. Пару дней все вместе побудем, а потом братья снова пропадут.

Мы уже давно решили потихоньку в соседнее государство переехать, для начала нелегалами, а там видно будет. Только отец желал умереть на родной земле, чтобы его прах был развеян теми же ветрами, что разнесли прах его жены.

Вот и жили мы последние пару лет на два дома – братья за пограничной полосой хозяйство отлаживали, молодым девкам местным глазки строили, но осторожно, чтобы греха не вышло.

Про ведьмаковские способности распространяться ни один из нас не любил, хотелось мирным трудом зарабатывать. Так что братья себя за охотников выдавали. И ведь не лгали почти – охотники и есть. Могут живого кабана пристрелить, могут нечисть поймать. За кабана денег мало заплатят, а вот за нечисть – от души… спасенной от лютой смерти.

Заказы на ведьмаковый труд мы на этой стороне границы принимали, так что, пока братьев нет, я тут и правда главной буду. И если что срочное, но не сложное, даже сама взяться смогу, не впервой. Благо отец хоть и старенький, но в своем уме пока, советом поможет.

Заказов, кстати, мало последнее время было – особо наглую нечисть мы повывели, а остальная присмирела и затихла. Людей по округе наглых развелось, но за людьми мы не охотимся, для этого нечисть есть!..

Братьев моих люди еще хоть как-то интересовали, особенно женского пола, а меня из людей, кроме родни, только один волновал.

Девчонки нормальные о нарядах и женихах мечтают, а я прямо вот спала и видела, как приду и отомщу тому вельможе, что отцу жизнь испортил и матери моей… и нам с братьями.

Жили бы мирно в столице, забот бы не знали. Может, дело какое-нибудь купеческое открыли – у братьев задатки хорошие. Счастье той сволочи в том, что лица я его не знала, а то дури б хватило в столицу пешком дойти, прибить его в ночи и обратно домой вернуться. Никто б вины моей не доказал, а мне бы мать по ночам сниться перестала. Вот не видела я ее почти, знать не знала и не помнила, а колыбельные неспетые и слова ласковые несказанные прямо ножом по сердцу. У братьев столько ненависти к тому вельможе не было, сколько у меня.

Дней через пять-шесть после того, как я за главную осталась, ближе к вечеру, заявился к нам в дом заказчик. Сынок старосты, чтобы его волки порвали, дурачину безмозглую. Но заказ сделал и денег отвалил – две горсти золотых. Лапищи у него огромные, так что горка на столе внушительная вышла.

– Поле все истоптала, сволота ночная! Третью ночь глумится… Ладно б жрала только, не так обидно. Дык что не пожрет, то просто вырвет и разбросает. Тварь…

Кельпи – они такие, обидчивые. Староста поляну, веками ими облюбованную, взял и овсом засеял, жадюга старый. И теперь еще убиваются, наивные, что им прежние хозяева поля мстить вздумали.