Ивашка бежит за конём
Шрифт:
Немец говорит:
— Я многие товары здешним верным купцам роздал, а деньги не успел получить. Обещаются отдать морген фри, завтра поутру. Вы сегодняшнюю ночь ещё здесь поспите, завтрашний день — морген фри — я с вами рассчитаюсь.
Он достаёт большой кувшин заморского сладкого вина и всем наливает по чарочке:
— С благополучным окончанием!
Все выпили и Ивашке с Ярмошкой дали. Вино сладкое, терпкое, крепкое, в голову ударило. Мужики песни поют, плясать пошли. Ноги у них заплетаются, где стояли, там и повалились, ногами подрыгали, всхрипнули и затихли. И Ивашка с Ярмошкой
Просыпается Ивашка — что такое? Кругом темно. Хочет глаза протереть, руки не поднимаются. Хочет на ноги встать, а ноги не слушаются. Рукой руку пощупал, а они толстой верёвкой накрепко связанные.
Глава девятая
ГОСПОДИН ГЕНЗЕРИХ
Под жарким летним солнцем река текла широкая и спокойная. Господин Гензерих, немецкий купец, засунув руки за пояс, шагал по палубе своей ладьи.
О, хорошая ладья и день хорош, и вчера было хорошо, все дни, как от Киева отплыли. А впереди, о, впереди тоже всё хорошо. Господин Гензерих тихонько загоготал от удовольствия и пробормотал:
— Абер гут! Очень хорошо!
Господин Гензерих думал:
"Я очень умный человек! Я такой умный — все люди должны мне удивляться. Моя добрая покойная матушка очень удивилась бы, если бы могла меня сейчас увидеть".
Ещё бы ей было не удивиться!
Совсем недавно — да неужто только осенью? — был он вовсе не господин, и никому не пришло бы в голову называть его Гензерих. Всего-навсего сидел он, поджав ноги, на столе в лавке мастера Мельхиора и выдёргивал намётку из подкладки чужих штанов или, простр очив шов, выдавливал на нём зубами красивый узор. А мастер Мельхиор кричал ему:
"Эй, Гензель, подогрей утюг! Эй, Гензель, сними мерку с господина заказчика!"
Какой-нибудь глупый парень просидел бы так всю жизнь, пока поджатые ноги не скрючились бы, а пальцы от иголочных уколов стали бы рябые, как тёрка. Другой парень, весь век сидя согнувшись, давно нажил бы на спине горб. О, Гензель был не такой! У Гензеля б ыл предприимчивый ум и высокие стремления.
В его родной город Бремен приезжало много купцов из славянских земель, и многие бременские купцы отваживались в дальний путь на Русь и Царьград. Они приходили в лавку мастера Мельхиора, заказывали богатое платье и с важностью беседовали, хвастаясь почёто м и барышами. Как во всех больших городах на Руси, выстроены для них дома и гостиницы, как на всех переправах и волоках, их очередь впереди других. Долги им уплачивают прежде всех прочих, а на суд им разрешается не являться. Хоть и берут с них тамошние к нязья пошлину за товар, а всё же выгоды велики.
Гензель прилежно тыкал иглой в шёлк и сукно, а сам слушал эти рассказы, мотал на ус. О, Гензель был не простой парень. Умная голова, себе на уме. Гензель мелком обводил выкройку на куске ткани, а сам метал мысли и так и этак, размечал, как ему свою жизнь лучше раскроить.
Наконец, всё обдумав, он пошёл в дом русских купцов, познакомился со стариком приказчиком и обещал сшить ему хороший тёплый кафтан, если тот Научит его русскому языку. Целый год они бились, трудились до изнеможения. Уж приказчик
Теперь он пошёл поклониться тестю и шурину, троим своим дядьям и семерым двоюродным братьям и у всех сколько мог занял денег. Не велики деньги, а со временем нарастут. И жёлудь мал, а прорастёт — будет развесистый дуб. Малого поросёнка раскормить — жирны й боров получится.
Пришёл к мастеру Мельхиору расчёт брать. Тот ему говорит:
— Почему ты уходишь, Гензель? Разве тебе плохо? Я тебе каждый день даю к обеду мясные клёцки и сладкую подливку из слив. А в другом месте тебя будут кормить одной кашей. Оставайся!
— Нет, — говорит Гензель, — у меня высокие стремления.
— Оставайся, — говорит мастер. — Ты хороший подмастерье, заказчикам твоя работа нравится. Если бы ты не был женат на своей Лиспет, я бы за тебя мою Ильзу отдал и моя лавка досталась бы тебе в наследство.
— Нет, — говорит Гензель, — пришло время уходить.
А сам подумал, что при живой жене попы его, пожалуй, на второй не повенчают. К тому же Ильза незавидный кусочек — сухая жердь и зубы, как у щуки. Ее и с приданым никто не берёт. И наследства ждать — не скоро дождёшься. Сам же он, с таким большим умом, ск орей разбогатеет.
— Нет, — говорит Гензель, — уж у меня все решено. Уезжаю я из прекрасного города Бремена.
Вот стали они прощаться, обнялись, прослезились. Мастер Мельхиор уступил Гензелю за его день-ги штуку сукна и ещё дал в придачу ящик с лоскутом и обрезками.
— Из них сошьёшь женские сумки на пояс. Заработаешь.
Гензель взвалил на спину тюк с сукном и ящик с лоскутами. Тяжело, да своя ноша не тянет.
Пошёл он оттуда к знакомому купцу, напросился, но возьмёт ли его с собой, на свою ладью, Балтийское море переплыть и дальше, сколько по пути будет.
За спешкой, за сборами он так и не успел начать шить приказчику обещанную епанчу, а скорей погрузился на ладью, не встретить бы невзначай да напоследок своего учителя. Всё обошлось хорошо — не встретились. Ладья отчалила, и поминай как звали.
Это Балтийское море бурное, беспокойное. Всю дорогу без отдыха тошнило беднягу Гензеля. Уж он думал, его смертный час пришёл. Сколько раз вспоминал он стол в лавке у мастера! Стол — на четырёх ногах, не кренился, не качался. Лучше бы ему было с того стол а не слезать.
А как вспомнит клёцки со сладкой подливкой, ему ещё хуже становится.
Однако же всему приходит конец, и доплыли они до края моря и оттуда реками на Полоцк и Смоленск. Но в Смоленске тот купец не захотел ехать дальше, здесь хотел торговать, обменять свои товары на воск, на мёд, на дорогие пушистые меха. Он взял с Гензеля шт уку сукна в оплату за дорогу и указал от ворот поворот. Как теперь дальше быть?
Это только прилежная девка вдевает в иглу короткую нитку — у ней в запасе ещё целая катушка, У Гензеля в запасе ящик с лоскутом, да здешние женщины сумки на поясе не носят, — и шить не стоит. Просчитался Гензель: купцу с малым товаром делать нечего — про торгуешься.