Из Черниговской губернии

Челнскій монастырь, 24 іюля 1861 г.

Простясь съ трубчевскими знакомыми, я пошелъ черезъ Челнскій монастырь къ Чернигову. Большая дорога идетъ горой; но пшеходы ходятъ и монастырь лугомъ, т. е. низомъ. Эта дорога очень живописна: справа крутая, отвсная гора, покрытая лсомъ, изъ котораго кое-гд виднются хаты, паски, а слва — ровный лугъ, поросшій кустарникомъ, по которому прихотливо извивается Десна, Десенки, маленькіе ручейки…

— Какая эта деревня? спросилъ я встртившагося мужика старика, указывая на виднвшуюся изъ лсу на гор деревню.

— А деревня Темная.

— Вольная,

или господская?

— Теперь господскихъ деревень нтъ: Господь Богъ положилъ въ сердце царю — вс деревни сдлать вольными.

— Да сперва-то деревня Темная была вольною, или господскою? опять спросилъ я.

— Удльная.

— Должно — быть старая старинная?

— Какъ міръ стоитъ, такъ и та деревня стоитъ, только сперва она не такъ называлась: не называлась Темной.

— Какъ же?

— Называлась Красной деревней.

— Почему же ее стали звать Темной?

— Ты, можетъ, слыхалъ, городъ Трубчесскъ былъ за княземъ Трубецкимъ, не за теперешними Трубецкими, а за прежнимъ, что жилъ лтъ за сто, а то и еще больше, до васъ. Такъ за тмъ княземъ Трубецкимъ былъ и городъ Трубчесскъ и вс села и деревни, что подъ Трубчесскомъ стоятъ, весь Трубческій уздъ, стало быть и Темная за нимъ же была. И былъ у того князя сынъ, княжичъ — большой охотникъ съ малыхъ лтъ за охотою, съ ружьемъ ходить, съ собаками. Пошелъ этотъ княжичъ разъ за охотою, подошелъ онъ къ этому самому мсту, запримтилъ дикую птицу, приложился изъ ружья, выстрлилъ… Только утица та поднялась, перелетла Десну и пала. Княжичъ видитъ: птица пала; раздлся и поплылъ на тотъ берегъ за той утицей. Поплылъ княжичъ черезъ Десну, судорога ногу что-ли свела, это случается… такъ ли ужъ Богъ далъ, только княжичъ не доплылъ до берегу; не доплылъ — утонулъ… Бросился народъ его вытаскивать, побжали къ старому князю… прибжалъ князь… вытащили княжича, а тотъ ужь Богу душу отдалъ: какъ ни качали и на рукахъ и на бочкахъ [1] откачать не могли. «Откуда бросился княжичъ въ Десну?» спросилъ старый князь у народа — «Да вотъ изъ подъ самой Красной деревни», сказалъ народъ въ отвтъ старому князю. — «Какая такая Красная деревня?» — «А вотъ эта самая». — «Какая она Красная! эта деревня Темная!» Съ тхъ поръ и пошла та деревня зваться Темною деревнею, а не Красной. Посмотри: кругомъ деревни Любовно, Хотьяново; все прозвища хороши, одна только эта деревня — Темная.

Дорога шла кустарникомъ, и я, пройдя съ версту отъ Темной, наткнулся на кучу мужиковъ, лежащихъ подъ кустомъ.

— Здраствуйте, братцы!

— Здорово, почтенный!

— Семъ-ко я съ вами отдохну.

Я слъ и закурилъ папиросу.

— Дай ко мн, человкъ почтенный, огоньку, я и себ сдлаю цигарочку, сказалъ одинъ изъ мужиковъ.

— Не хочешь ли моего табаку? спросилъ я у него.

— Нтъ, не хочу; въ вашемъ табаку скусу такого нтъ, какъ въ нашемъ; нашъ будетъ скуснй.

Съ этими словами онъ досталъ изъ кармана лжетъ печатной бумаги, оторвалъ клинокъ вершка въ три отъ него кусокъ, плотно свернулъ его трубочкой, насыпалъ въ эту цигарку табаку.

— Дай-ко огоньку, сказалъ

онъ, кончивъ свою многосложную и довольно трудную работу.

— Изволь, любезный! Да неужели же твоя цигарка лучше моей? въ твоей цигарк больше бумаги, да еще и замасленной, чмъ табаку.

— Бумага не мшаетъ, отвчалъ тотъ ршительнымъ, недозволяющимъ возраженія тономъ, — бумага та и цигарк только больше скусу придаетъ.

— Куды дешь, почтенный человкъ? спросилъ меня, позвывая и крестя ротъ, другой мужикъ.

— Разв не видишь? отвчалъ за меня первый, поплевывая въ сторону, — разв не видишь? въ Челнскій монастырь; тутъ, кажись, дорога одна!

— А вы откуда? спросилъ я, оставшись очень доволенъ отвтомъ за меня.

— Яни (они) деготь гнали.

— А ты, любезный?

— А мы по своей части.

— Гд же вы деготь гнали? спросилъ я, мірясь съ отвтомъ говоруна.

— А все больше по господскимъ лсамъ, отвчалъ тотъ же говорунъ.

— Что-жъ, нанимаетесь?

— Нтъ, сами сидимъ, проговорилъ одинъ изъ работниковъ, — самимъ лучше.

— Яни отъ ведра, прибавилъ говорунъ.

— Какъ отъ ведра?

— Два ведра себ, третье барину.

— Много же можно заработать въ годъ?

— А какъ придется.

— Да сколько же?

— И сказать того никакъ невозможно; деготь гнать — дло огневое, не угадаешь никакъ.

— Да прошлый годъ сколько ты заработалъ? спросилъ я неподатливаго на слова работника.

— Да прошлый годъ я себ рублей пятьдесятъ серебра принесъ домой.

— Прошлый годъ хорошъ былъ?

— Ничего.

— Кабы изъ своего лсу гнать деготь — не въ примръ лучше, заговорилъ опять говорунъ:- изъ своего гонишь все твое; а изъ барскаго — третье ведро: такъ ты такъ себ хочешь, а третье ведро изволь отдать барину, чей лдсъ.

— У васъ своего лсу нтъ?

— Нтъ, есть.

— Отчего же вы изъ своего не гоните?

— Не даютъ.

— Отчего же?

— Да оно только слава, что вашъ, а то не вашъ, даромъ не даютъ, а все купить надо.

— Да вы изъ какихъ?

— Мы изъ удльныхъ.

— Стадо быть и лсъ не вашъ, а принадлежитъ къ удльнымъ имніямъ.

— Стало-быть такъ.

— Что жъ вы, хорошо живете?

Теперь ничего.

— А прежде?

— Прежде всего бывало.

— Отчего же теперь лучше?

— Народъ сталъ обходительнй.

— Какой народъ?

— А начальство.

— Это правда, что правда, заговорилъ опять мой говорунъ:- сперва къ начальству, не то что подойти, да поговорить, а и взглянуть-то не всякій сунется; ну а теперь на счетъ этого стало просто: за своей нуждой иди прямо къ начальнику: нын дурнаго слова не скажетъ начальникъ тотъ.

— Чиновнаго народу много, проговорилъ одинъ изъ артели, до сихъ поръ упорно молчавшій.

— Чиновниковъ? спросилъ я.

— Нтъ, изъ своего брата, изъ мужиковъ, чиновнаго народу ужъ очень много.

— Вдь чиновники изъ мужиковъ везд есть? Безъ чиновниковъ какже быть?

— Везд есть чиновный изъ брата своего мужиковъ, да не столько, сколько у насъ, отвчалъ еще угрюмй тотъ же мужикъ:- у насъ больше.

— Сколько же у васъ?

— Да у насъ на деревн 400 душъ, то есть всхъ жителей 400 человкъ, и сколько ты думаешь у насъ чиновнаго народу изъ мужиковъ?

— Я не знаю.

— Человкъ пятьдесятъ будетъ!

— Какъ 50?

— Пятьдесятъ то будетъ врныхъ, не было бы больше: ты вотъ что скажи!