Из Питера в Питер
Шрифт:
Иногда в открытом окне школы показывался шланг, который держали несколько рук. Вверх взлетала и падала серебристая струя, отчего пыль на тротуаре темнела и взбухала, как тесто. Этот шланг в мирные дни использовали, чтобы поливать школьный сад. Ларька велел втащить его в здание и буркнул:
— На случай обороны...
Энтузиасты осваивали шланг, стараясь все же не слишком щедро поливать прохожих.
Капитану «Асакадзе-мару» было сообщено о непредвиденных обстоятельствах. Он потребовал выплаты компенсации: выход судна в море задерживался не по его вине. Мистер Крук, и без того осунувшийся за сутки, побледнел, понимая, что, если «Асакадзе-мару» не уйдет в течение двух-трех дней, он останется без гроша. Все попытки как-то договориться с ребятами, хотя бы вступить с ними в переговоры, оканчивались ничем. К тому же они продолжали голодовку и, наверно, от этого становились все сердитее.
Мистер Крук строго-настрого предупредил Смита и Валерия Митрофановича, чтобы они не втянули в конфликт японцев или белых; запрещено было давать какие-нибудь сведения местным газетчикам.
Самое неприятное объяснение пришлось выдержать со Смитом. Он не принимал упреков, что все неприятности возникли из-за его нелепой затеи; нелепостью он, наоборот, считал поведение Круков.
— Вот ваша книга, — сунула ему миссис Крук томик Киплинга. — Она отвратительна. И чем талантливее, тем отвратительней. Воспевать мальчишку за то, что он предает свою родину, свой народ, — это же гнусно!
— А если народ сбился с дороги? — пожал плечами Смит. — Вы же видите, что происходит в России! Народ, как стадо, шарахнулся с пути. Истина в том, чтобы помочь ему вернуться в семью цивилизованных наций.
Джеральд Крук поморщился:
— Майкл, вам не нравится русская революция. А русским она нравится.
— Не уверен.
— Не уверены? — Крук вытаращил добрые глаза. — Тогда объясните, пожалуйста, почему эти несчастные ребята так рвутся домой? Почему не хотят отправиться в путешествие? Почему не доверяют нам? — И, не слушая сбивчивых возражений Смита, пророкотал, как труба: — Все вышло из-за вас, Смит. Извольте это исправить.
Смит ничего не собирался исправлять, но знал, что у Ростика остались в школе дружки... Попытались установить с ними связь. Из этого тоже ничего не вышло. Ларька не спускал глаз с дружков Ростика...
Школа выглядела все суровее. Никто не выходил на балкон. Окна были закрыты. Голоса ребят не слышались. Может, они ослабели от голода? Лишь к вечеру второго дня Круки, дежурившие у здания почти бессменно, услышали знакомую им песню про «Варяга», который не сдается, даже погибая... Им показалось, что они различают голоса.
— Слышишь? Катя! — встрепенулась миссис Крук.
— И Аркашка! — подхватил мистер Крук.
— Очень мрачно поют...
— Еще бы! Вторые сутки не ели...
Им так хотелось увидеть ребят, что они подошли к двери и осторожно не то постучались, не то поскреблись... За дверью шевелились, но не отвечали.
— Пустите нас, пожалуйста, — попросил мистер Крук, прижимая ладонь к толстой груди. — Мы вам ничего не сделаем. Мы только хотим на вас посмотреть...
— И кончайте эти фокусы с голодовкой! — потребовала миссис Крук. — Если кто-нибудь заболеет, я не стану лечить, так и знайте!
— Позвольте нам войти, — умолял глухим басом мистер Крук. — Мы только взглянем на вас и сейчас же уйдем...
— Нельзя, — строго прозвучал из-за двери голос Гусинского. — Теперь не о чем говорить...
— Но ведь вы ошибаетесь, честное слово! — заторопился мистер Крук.
— Это глупо! И невежливо! — подхватила миссис Крук. — Шпионы! Возмутительно! Как вы смеете думать такие гадости обо мне и мистере Круке!
Гусинский не отвечал.
— Неужели вы нас не пустите? — продолжал уговаривать мистер Крук воркующим, как у голубя, голосом. — Хотя бы на минутку...
— Перестань, Джеральд, так просить, — сухо сказала миссис Крук. — Они унижают себя неблагодарностью и бессердечностью...
И тут в них ударили струи холодной воды. Послышались гогот и крики:
— Долой Круков!
Мистер Крук невольно шарахнулся, но сейчас же заслонил жену. Их поливали, как клумбу. В них попали не случайно, а целились...
Послышался грозный окрик Ларьки: «Перестать!», чей-то вопль; шланг из окна, извиваясь, исчез...
— Что это, Джеральд? — Голос у Энн Крук дрогнул. — Благодарность?..
Она не успела договорить, он не успел ее утешить... Из переулка у аптеки выскочил худенький человечек в холщовой блузе. Он пробежал мимо Круков. Это был Джером Лифшиц, тот самый Джером Лифшиц, который должен был сопровождать детский эшелон из Владивостока до границы Дальневосточной республики и сдать ребят представителям Советской власти...
Он исчез немедленно после того, как город захватили японцы. Его разыскивали. Он был объявлен вне закона. Белые поклялись пристрелить его, как собаку... Но крепко уважали большевика Лифшица в рабочих кварталах Владивостока, и до сих пор ему удавалось скрываться... А теперь он бежал.
Из переулка со стороны аптеки доносились беспорядочные крики, и Лифшиц бегло улыбнулся Крукам, пожал плечами и подскочил к двери в школу. Она тотчас открылась. Он исчез. И тут же из переулка высыпал японский патруль с карабинами наперевес. Вытянув длинные руки с револьверами, рядом с японцами бежали белые офицеры.
— Твоя барсука? — крикнул, будто завизжал, первый японец, подскакивая вплотную к Круку. Это значило: «Ты большевик?» Японец, как ни тянулся, приходился Джеральду едва по плечо. Какую-то секунду мистер Крук помедлил и затем жестом, полным достоинства, молча указал на флаг американского Красного Креста над зданием.
Это произвело отрезвляющее впечатление. Однако японцы и белые настаивали, что разыскивают опаснейшего преступника, что, по сведениям контрразведки, он мог скрыться в этом здании, где бывал и раньше... При этом они рассматривали мистера и миссис Крук хоть и вежливо, но с явным недоверием.
— Здесь никого не было, — твердо заявил мистер Крук. — Сюда никто не входил.
— Мы должны произвести обыск!
— Я протестую! — гулко, на всю улицу объявил мистер Крук. — Это неслыханное нарушение суверенных прав Соединенных Штатов!