Из Питера в Питер
Шрифт:
— Ты что? — ахнул Ларька.
— Я говорю серьезно! И если хочешь знать, твои вечные оглядки, недоверие просто смешны! Революцию не делают, повторяя тригонометрию! Долбя о дисциплине! Чтобы все тебя слушались! Революция — это порыв! Тем более — мировая! Мы захватим «Асакадзе-мару», поднимем пиратский флаг...
Ларька переглянулся с Гусинским и захохотал. Катя не выдержала и тоже засмеялась.
— Красный пиратский флаг! Мы красные пираты, — поправился Аркашка. Остановить его было невозможно...
Пришлось даже
Несколько позднее, в тот же день, Аркашка встретился с другим японским моряком, боцманом.
Конечно, матросы знали, что за пассажиры на их судне. Знали, что это ребята из Петрограда и Москвы, оттуда, где Ленин. Поэтому вахтенный так смело спрашивал Аркашку, не большевик ли он. Ребята к тому же выросли. Большинству шел семнадцатый год...
Матросы сочувствовали подросткам, понимая, как трудно даже взрослым на долгие месяцы отрываться от родины. А тут такие молодые, почти дети, и третий год в пути. Только боцман, широкоплечий, пышущий здоровьем, держался особняком. Он охотно отвечал на вопросы Круков, Смита, учителей, но к ребятам относился высокомерно. Сам задавал вопросы.
— С утра до вечера слышу — домой, домой, — сказал он Аркашке. Боцман хорошо говорил по-английски. — Понимаю, девочки... Но вы, мальчишки! На что это похоже? Стыдитесь! Дом, родина, государство — чепуха!
— Как — чепуха? — нахмурился Аркашка.
— А так! Моряку везде родина! Каждый корабль — его дом. И только слабые, никчемные присасываются к одному месту, как слизняки. Чего вы не видели дома? Что там?
— Революция! — весело сказал Аркашка. — У нас — революция.
— Революция? — презрительно сплюнул боцман. — Это для всех! А я хочу — для себя! Человек — ветер, человек — птица... На что мне революция?
— Простите, — уловив что-то знакомое, спросил Аркашка. — Вы анархист?
— Я — никто для всех. И я все — для себя!
— Вы, наверно, пират? — с надеждой осведомился Миша Дудин, как всегда околачивавшийся поблизости от Аркашки.
— Пиратов теперь нет, — с некоторым сожалением отмахнулся боцман от Миши.
— Очень жаль, — посочувствовал Миша. — Они бы вас приняли.
По ночам, когда все спали, дежурство несли только вахтенные. Они следили за бесперебойной работой машин и правильным курсом корабля. А за чем им было еще следить? Ведь это был обычный рейс для «Асакадзе-мару», он не раз ходил этой дорогой.
И когда утром на корме, там, где висел японский флаг, обнаружили над ним другой, кумачовый, сильно потрепанный, японцы не сразу поняли, что это настоящее боевое красное знамя..„ На нем все еще можно было разобрать серп и молот и даже буквы, которые Торигаи-сан, капитан «Асакадзе-мару», хоть и с трудом, но прочел: «Мир — хижинам, — написано было на флаге, — война — дворцам! Через труп капитализма — к царству труда!» А на обратной стороне флага и того хуже: «Да здравствует всемирный коммунизм!»
Торигаи-сан был не то что возмущен, а взбешен. Откуда взялся этот флаг? Кто осмелился его поднять над «Асакадзе-мару»? Да еще повесить выше законного судового флага! Капитан приказал немедленно сорвать красное знамя. Повинуясь ему, матросы побежали на корму. Но Торигаи-сан остановил их и велел попросить на палубу американцев, мистера и миссис Крук. Пусть полюбуются, на что способны их воспитанники!
Нет нужды говорить, что за всем этим переполохом украдкой наблюдал не только Аркашка (это, конечно, он поднял над «Асакадзе-мару» боевое знамя краскома), но и Ларька, Гусинский, Катя, другие члены штаба красных разведчиков и с ними Миша Дудин.
Аркашка твердил, что красное знамя над кораблем будет сигналом для всех матросов — большевиков... Когда капитан распорядился сорвать знамя, Аркашка да и другие ребята впились глазами в матросов. Сейчас начнется восстание! И они к нему присоединятся, все, как один человек!.. Почему-то ничего не началось. Матросы послушно помчались срывать флаг... Аркашка расстроился, все приуныли. Но когда Торигаи-сан отменил свой приказ, ребята воспрянули духом.
— Боится! — прошептал Аркашка. И ему поверили.
Но дальше все пошло не так, совершенно несерьезно.
Приглашенные на палубу Круки присоединились к негодованию капитана, хоть и пытаясь как-то смягчить происшествие.
Красный флаг был тут же снят. Никаких волнений на «Асакадзе-мару» это не вызвало.
Более того, Круки принесли капитану свои извинения за недопустимую шалость ребят... Аркашка был потрясен. Вот это повернули! Такое дело — в шалость! Ларька, глядя на него, скривился от презрения.
Потом они разобрали, что мистер Крук осторожно пытается взять у капитана красное знамя, но тот не дает.
В этот момент ребят обнаружил Смит. Он предложил им покинуть укрытие и подойти к капитану.
— Это те, — сказал Смит, глядя в глаза капитану и упорно игнорируя мистера и миссис Крук, — кто пытался обесчестить ваш флаг, Торигаи-сан.
Капитан носил небольшие усики. От гнева они у него едва не стали дыбом.
— Кто повесил эту красную тряпку? — как-то просвистел он, задыхаясь.
— Я! — немедленно шагнул вперед Аркашка.
— А я помогал, — гордо признался, вставая рядом, Миша Дудин.
Капитан уже хотел дать какую-то страшную команду, может, заковать в кандалы, но его опередила миссис Крук:
— Под арест! — решительно произнесла она и потащила Аркашку с Мишей в свою комнату.
Между тем боцман и Смит делали что-то непонятное со знаменитым красным знаменем краскома... Ухмыляясь и посвистывая, они завернули его вместе с кусками ржавого железа в старые мешки. Потом связали все это хорошей, крепкой веревкой. Оглянулись на Торигаи-сан. Тот нетерпеливо дернул рукой...