Из Питера в Питер
Шрифт:
— Как? — загорелись ребята.
— Выступите в Сан-Франциско и в Нью-Йорке со своими концертами.
— Вы что! — удивился Володя. — Кто нас станет слушать?
— Станут, — заверила миссис Крук. — Еще как!
Среди путешественников были не только русские, но и украинцы, и белорусы, евреи, поляки, латыши, эстонцы... Решили разучивать любимые народные песни. Обнаружилось такое количество талантов, что пришлось организовать два хора — смешанный и женский. Среди солистов блистала Тося. Ее подруга, когда-то разукрасившая Библию Круков, теперь, не разгибаясь, готовила декорации для
Были, конечно, и такие, кто не находил себе никакого занятия. Ростика поймали, когда он перочинным ножом на деревянном поручне «Асакадзе-мару» старательно увековечивал свою фамилию, имя и отчество.
В первые дни японские моряки словно не замечали ребят, особенно пока не миновали родных островов. Наверно, моряки огорчались, что не смогут побывать на родине, что путь их корабля лежит из Владивостока прямо в Сан-Франциско.
Между островами Хонсю и Хоккайдо, составляющими почти всю Японию, «Асакадзе-мару» вышел в пролив Цугару, или Сангарский.
Пока шли этим проливом, моряки с глубоко скрытой, ревнивой нежностью скупо объясняли Крукам и учителям, что остров Хоккайдо богат лесами, обладает замечательным климатом. На нем много больших городов, как Хакодате или Саппоро, великолепные железные и шоссейные дороги. Здесь из каждых трех взрослых — двое рыбаки...
Еще нежнее заговорили об острове Хонсю, Старой Японии, колыбели Страны восходящего солнца. Здесь климат был еще лучше, города — больше, среди них — Токио, но это далеко на юг. Моряки шептали: «Тохоку, Оу, Исиномаки, Китаками» — это были места, мимо которых проходил корабль...
На третий день плавания «Асакадзе-мару» вышел из Сангарского пролива в Тихий океан. Это произошло очень рано; все ребята спали и только после завтрака узнали, что плывут уже по Тихому океану... Переживаний по этому поводу хватило ненадолго, у каждого находилось дело, тем более что вода за бортом не изменилась, а то, что теперь они входят в самую обширную водную пустыню земного шара и много дней не будут видеть никакой земли, дошло далеко не сразу...
Свободного времени оставалось вообще-то немного, и все же мальчишки пытались играть в футбол, а девочки затевали на палубе игру в «классы»... Несколько не по возрасту для пятнадцатилетних девиц, но так как палуба то кренилась, то уходила из-под ног, получалось весело. Оправившись от болезни, Аркашка шнырял по кораблю, не слушая запретов, забрался даже на пост управления, ухватил без спроса секстант, о котором имел некоторое представление. Потом Аркашка с гордостью рассказывал, как помощник капитана позволил ему определить положение «Асакадзе-мару», причем выяснилось, что корабль находится в Тихом океане на сорок шестом градусе широты и сто шестьдесят третьем долготы... Там были еще минуты и секунды, но их Аркашка не запомнил.
В дождь уходили «домой» — так назывался теперь твиндек, где висели их койки; толпились в каютах у Круков и учителей; репетировали на нижней палубе. Иногда вспоминали, что с ними едет Смит. Поглядывали на него с опаской, интересом и некоторым вызовом: примерно как на встречных акул. Он держался так, будто ничего не случилось — посмеивался, пошучивал. Ларька и его компания со Смитом вовсе не общались, а другие скоро отходили... Даже Ростик уже не лез к Смиту, остерегался ребят.
Скоро выяснилось, что многие завели дневники. Начало этому увлекательному занятию положила Катя. Узнав, что она ведет дневник, Ларька поднял брови.
— Зачем?
Она сразу насторожилась, потому что не терпела его насмешек.
— Для мамы.
Но Ларька спокойно кивнул: Катя теперь не казалась ему чужой.
— Вашей матери будет интересно.
— Конечно, — оживилась Катя. — Заведите и вы.
— Моя неграмотная. Да и о чем писать?
— Вы ей прочтете! — Катя чуть покраснела при мысли, что по ее вине Ларька упомянул о неграмотности матери. — Ей будет интереснее! И приятней... А писать можно обо всем — как называется наш корабль, какой он, как мы уходили из Владивостока, как увидели открытое море, первую акулу — ну, обо всем!
Как-то утром Катя не нашла свой дневник. Она торопилась завтракать, но исчезновение дневника ее смутило... Катя расправилась с завтраком побыстрее и вернулась в отведенную для девочек часть твиндека... К ее удивлению, из женской половины выскользнул Ростик... Катя подошла к своей койке и через минуту обнаружила дневник на месте. Она отлично знала, что только что, до завтрака, его там не было...
Впрочем, Смит напрасно изучал Катин дневник. Там ни слова не было о деятельности красных разведчиков. Даже Катю Ларька все же обучил простейшей конспирации. Между тем влияние красных разведчиков на ребят ощущалось все сильнее. И чувствовалось, что они готовят какой-то новый номер.
С особым возмущением Смит наблюдал за тем интересом, с каким японские матросы осторожно присматриваются к своим юным пассажирам. Моряки решили, что самый главный среди ребят — Аркашка, и уже через несколько дней плавания его неожиданно окликнул вахтенный:
— Твоя барсука?
Это было сказано с надеждой. Аркашка всюду лез, всем интересовался, и вахтенный решил, что заговорить с ним — безопасно. Аркашке очень хотелось сказать, что никакой он не большевик, а настоящий анархист, но он почувствовал, что это не прозвучит... И кивнул, не смущаясь:
— Большевик.
Вахтенный хотя и обрадовался, но посмотрел на Аркашку с недоверием, объясняя на ломаном языке, что если Аркашка большевик, почему не носит красную ленточку, как все партизаны-большевики?..
После этой дружеской встречи Аркашка заверил всех красных разведчиков, что ему удалось установить тайные контакты с командой «Асакадзе-мару», что это надо использовать...
— Как? — удивился Ларька.
— Ну, как... — Аркашка томился, боясь открыть свой необыкновенный план.
При следующей встрече Аркашка подарил вахтенному красную ленточку. Тот, смеясь от удовольствия, радостно принял ее и приколол под блузу, так, чтобы не видно было снаружи.
— Моя не може, — объяснил он. — Капитана сердита!
Аркашке стало ясно, что дело сделано. Он потребовал внеочередного сбора штаба красных разведчиков. И когда ребята собрались, заявил о том, что матросы «Асакадзе-мару» за большевиков, что терять время нечего, надо ковать железо, пока горячо, и захватить корабль.