Из Питера в Питер
Шрифт:
Как ни работали в массе красные разведчики, как ни воодушевляли не отступать, ничего не получалось. Напротив, торопясь исполнить команду Смита, ребята старались, чтобы он заметил их послушание:
— Мистер Смит, я ушел.
— Мистер Смит, смотрите, я бегу спать...
Пришлось уходить и Ларьке с друзьями. На повороте к дортуару девочек Ларька и Катя на несколько минут задержались.
— Вы заметили, как он на нас смотрел? — спросила Катя. — Когда сказал, что письма пришли не всем...
Но Ларька, не отвечая, уставился на нее и о чем-то думал.
— Если из дому не ответили, — еще тише проговорила
Он крепко взял ее за руку. Пальцы у нее были холодные. Ларька сжал Катину руку еще крепче и сказал:
— Погодите. А почему они все собрались?..
У Кати по щекам медленно катились слезы. Она шевельнула ладонью в ладони Ларьки, но не отняла ее и стала вытирать слезы левой рукой.
— Понимаете?.. Собрались все. Что-то обсуждали, — продолжал Ларька, все крепче сжимая ее пальцы. — И Смит сразу признал, что письма у него... Почему?
Катя еще плохо понимала, о чем он говорит, но невольно начала прислушиваться.
— Что-то случилось, понимаете? — уже уверенно усмехнулся Ларька. — И это заставляет Смита отдать письма...
— Вы думаете... — робко начала Катя.
— Погодите распускать нюни, вот что я думаю! — весело сказал Ларька. — Ничего у Смита не получится!
Потом Смит и Американский Красный Крест оправдывали задержку ответов из Питера якобы своей нежной заботой о детях. Смит и его подручные читали эти письма только для того, чтобы выяснить, нет ли там чего печального для детей... И как только удостоверились, что ничего такого нет, письма были розданы...
Кое-что Ларька нащупал правильно. Смит отступал не по своей воле.
В этот день, 24 октября 1920 года, правительство Финляндии получило официальную ноту Народного Комиссара иностранных дел РСФСР Чичерина на имя министра иностранных дел Финляндии Холсти.
Ввиду исключительной важности этого документа для нашего рассказа мы приводим ноту полностью. Вот она:
«Не получив никакого ответа на мою радиограмму от 22 октября относительно советских детей, увезенных в Финляндию Американским Красным Крестом, я только что с удивлением узнал, причем из финляндской печати, что Финляндское Правительство совместно с Американским Красным Крестом якобы принимает меры к задержанию этих детей в Финляндии, по-видимому, на длительный период времени, и что представители Американского Красного Креста намерены «навести справки» о родителях этих детей в России. Представляется, что дети были бы отправлены в Россию только в том случае, если бы Американский Красный Крест «получил бы точные справки о родителях». Все эти меры проводятся без уведомления Советского Правительства, а Финляндскому Правительству, как будто неизвестно, что на самом деле Российское Правительство является единственной властью, ответственной за этих детей перед их родителями и могущей наводить точные справки о последних.
Придерживаясь подобного метода действий, Финляндское Правительство ни в коей мере не проявляет духа умиротворения и взаимного сотрудничества, на основе которого был только что заключен Мирный договор между нашими двумя странами. Принимая во внимание, что Американский Красный Крест является полуофициальным органом правительства Соединенных Штатов Америки, которое столько раз проявляло себя в высшей степени враждебно в отношении Российского Правительства, нам кажется
Ввиду всех этих соображений я имею честь просить Финляндское Правительство соблаговолить устранить впредь какое бы то ни было участие Американского Красного Креста в этом вопросе и разрешить представителям Российского Правительства приехать в Финляндию, с тем чтобы получить возможность произвести немедленную отправку детей в Петроград».
Советская родина требовала своих детей.
Во всем мире коммунисты, рабочие, передовая интеллигенция настойчиво поддерживали это требование. В Соединенных Штатах и в Финляндии ширилось негодование против позорной возни с возвращением советских детей на родину.
После ноты Чичерина было принято наконец решение о немедленной переправе ребят через границу. Переправлять решено было группами по пятьдесят — сто человек.
Первая группа переходила границу еще в октябре. Джеральд Крук и Энн Крук прощались с ребятами на границе. Никому не хотелось с ними расставаться. У Джеральда Крука было такое лицо, что, глядя на него, начинали плакать все девочки, даже Катя. Энн Крук, негодуя, фыркая, кричала на мужа:
— Ты плакса! Мужчина называется! Как не стыдно!
Требовала:
— Прекратите эти отвратительные нежности! Уходите! Уходите скорей...
И в то же время одной рукой держала Мишу Дудина, а другой — Катю. Что-то в горле у нее клокотало, а губы дрожали.
— Чего вы? — спросил Миша Дудин, оглядываясь на мистера Крука. — Даешь с нами!
Катя шепнула миссис Крук:
— Может, это и не так глупо! Вам будет хорошо...
Миссис Крук еще выше вскинула голову и надменно усмехнулась:
— Что бы мы стали у вас делать? Ведь мы не революционеры...
— Мы не революционеры, — прошептал покорно мистер Крук.
И оба они взглянули на Ларьку, который стоял около Кати. У Ларьки в медленной улыбке поползли губы, показался знаменитый белоснежный оскал, но лицо оставалось растерянным.
— Вы не революционеры, правда, — удивляясь, сказал Ларька. — Но без таких, как вы, было бы очень плохо жить. Не пойму, что вы за люди...
И тогда миссис Крук громко всхлипнула и, хотя старалась еще выше закинуть голову, все равно по немолодым щекам покатились крупные слезы. Она неожиданно оставила Катю и Мишу, крепко обняла вконец удивленного Ларьку, толкнула его к мистеру Круку, по лицу которого, к ужасу Ларьки, тоже текли слезы, и тот в свою очередь стиснул Ларьку в объятиях.
— А теперь — марш! — хрипло скомандовала миссис Крук. — Уходите! Ну! Я больше не могу...
И ребята пошли. Сначала — кучей, оглядываясь. Ларька и сердитый Гусинский захлопотали, что-то скомандовали. Круки видели, как первый отряд неумело выстроился по пять человек в ряд. Они шли все скорее, потом побежали. Слезы еще не высохли, но ребята улыбались, протягивали руки... Впереди бежал Ларька. Он что-то шарил за пазухой.
Перед ними в длинных шинелях, в остроконечных шлемах с большими красными звездами расступались советские пограничники. Тогда Ларька обеими руками поднял над головой красное знамя краскома, на котором еще можно было разобрать: «Мир — хижинам, война — дворцам!» Иссеченное под Миассом, тонувшее в Тихом океане, накрывавшее погибшего под Нью-Йорком Аркашку...