Из Питера в Питер
Шрифт:
Даже у мистера Крука вид был угрожающий, и это совсем сбило с толку их шефа. Он мрачно пробормотал:
— Миссис Крук, прежде всего будьте любезны прочесть вот это. — Он швырнул через стол бланк радиограммы. — Вслух, пожалуйста... Полагаю, что вам это будет еще интереснее, чем вашему супругу!
Энн Крук машинально взяла бланк, но тут же глаза ее вспыхнули. Она едва удержалась от невольного восклицания. Привыкнув все делать методично, особенно когда дело касалось такого удивительного документа, какой оказался у нее в руках, она достала сумочку, открыла ее, покопалась,
— «Радиограмма Центрального Комитета Российского общества Красного Креста Центральному Комитету Красного Креста США и Международному Комитету Красного Креста...»
Миссис Крук невольно сделала паузу.
— Они обратились и в Международный Красный Крест! — возмущенно поднял руку шеф, но, не обращая на него внимания, Энн Крук читала дальше все быстрее:
— «По сведениям, полученным Центральным Комитетом Российского Красного Креста, петроградские дети, насильственно вывезенные из России Северо-Американским Красным Крестом, подвергаются плохому обращению со стороны его агентов и должны быть отправлены во Францию. В настоящее время эти дети находятся на борту парохода «Нотр Мэри», пункт следования которого нам неизвестен.
Центральный Комитет уже неоднократно протестовал против возмутительного насилия представителей Северо-Американского Красного Креста, жертвами которого явились дети русского пролетариата. Он считает своим долгом вновь поднять голос против действий, несовместимых не только с правилами работы обществ Красного Креста, но и с самыми элементарными принципами гуманности.
Центральный Комитет от имени самого общества Красного Креста и родителей увезенных детей с негодованием отвергает претензии какой бы то ни было иностранной организации на право распоряжаться судьбой и жизнью русских детей, он требует признания их естественного права жить со своими семьями в своей стране и считает своим долгом настаивать на немедленном возвращении детей в Петроград...»
Шеф посмотрел на Круков, и у них создалось впечатление, что он про себя выругался. Впрочем, они не обратили на это внимания: у обоих были хоть и напряженные, но счастливые лица, и это особенно раздражало шефа. Он схватил радиограмму и еще раз прочел:
— «...дети, насильственно вывезенные из России Северо-Американским Красным Крестом, подвергаются плохому обращению со стороны его агентов...» Вас, кажется, радует эта наглая ложь? Так они пишут, еще не зная о смерти мальчика...
Миссис Крук сняла очки, строго взглянула на начальство и твердо сказала:
— Полагаю, что в радиограмме речь идет о нашем сотруднике Майкле Смите...
Шеф вытаращил глаза, но взгляд Энн Крук был настолько ясен и требователен, что он невольно отвернулся:
— При чем здесь Смит? — Он теребил в руках радиограмму. — Сплошные выдумки! Будто дети на борту какого-то парохода «Нотр Мэри».
— Этот пароход действительно зашел недавно в порт...
— Ну и что? Какое вам до этого дело?
— Детей действительно задерживают, не разрешают отправить на родину...
— Задерживают! Кто задерживает? Я? Это все ваши затеи, миссис Крук, я знаю, это вы притащили сюда детей...
Он еще долго шумел, фыркал, возмущался поведением Круков, чего-то от них ждал, но так и не дождался. В настольном аппарате послышался голос секретарши:
— К вам мистер Мартенс...
Шеф так и подскочил, будто его подстрелили:
— Этого только не хватало!
Круки вздрогнули и потупились...
Вошел элегантный, высоколобый блондин лет сорока, похожий на почитаемого и любимого студентами профессора. Он официально-холодно назвал себя:
— Мартенс, представитель Народного Комиссариата иностранных дел Российской Советской Федеративной Социалистической Республики при Северо-Американских Соединенных Штатах. Я желал получить ответ на переданную вам радиограмму Российского Красного Креста. Теперь, когда дошло до убийства мальчика, в атмосфере всячески подогреваемой ненависти к Советской России...
Шеф замахал руками:
— Мистер Мартенс, я не хочу иметь с вами никакого дела!
Видимо, Людвиг Карлович предусмотрел и такой ход. За ним в комнату проникли с десяток репортеров нью-йоркских газет. Увидев их, шеф вовсе расстроился:
— Господа, господа!.. Еще ничего не решено.
Мартенс так же сухо и четко заявил:
— Японский сухогруз «Асакадзе-мару», на котором наши дети прибыли сюда, зафрахтован, чтобы вернуть их на родину. Советское правительство настаивает, чтобы «Асакадзе-мару» вышел в этот рейс теперь же, не позднее двадцатого сентября... Любой, кто попытается снова задержать отъезд детей после гибели Аркадия Колчина, возьмет на себя чрезвычайно тяжелую ответственность... — Он добавил несколько мягче: — Советское правительство не возражает, если для передачи детей нашим представителям вы командируете мистера и миссис Крук, которых я, если не ошибаюсь, имею честь видеть...
Мартенс поклонился Крукам. Джеральд Крук инстинктивно сделал было движение, чтобы протянуть руку, но не совсем ловко удержался... Миссис Крук невольно повторила странное полудвижение мужа. Кажется, Мартенс не заметил их замешательства. Он улыбнулся им печально и светло и вышел.
20 сентября 1920 года «Асакадзе-мару» отплыл из Нью-Йорка с Круками, преподавателями, обслуживающим персоналом колонии и всеми ребятами на борту. Возвращался домой и Ростик с его гоп-компанией. После смерти Аркашки они притихли, испугались...
Еще далеко не все было ясно. Например, «Асакадзе-мару» направлялся почему-то не в Эстонию, как говорили, а в Финляндию, с которой только шли переговоры о мире... Утешало, правда, что от финского порта Койвисто, куда их должны были доставить, до Питера оставалось каких-то сто верст.
Но Ларька, Гусинский, Катя и другие ребята хорошо помнили, как дважды их отделяли от красных полков какие-то шестьдесят — восемьдесят верст, но так и не удалось преодолеть этот кусочек, пришлось проехать в другую сторону тысячи и тысячи верст... Кто знает, как оно будет теперь?