Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга
Шрифт:
Против входа в Пещеру Гроба Господня находится обширный православный храм греческого духовенства, в котором алтарь отделен старинным иконостасом, и вся вообще внутренность, изукрашенная резным деревом и образами, представляет величественный вид.
Нас водили от одного места к другому, объясняя значение каждого памятника; мы молитвенно прикладывались к каждому из них, и с душой, полной благоговения, разведывали все подробности святых преданий.
В ризнице греческого храма, в числе многих образов, мощей св. угодников и прочих редкостей церковных, архимандрит показал нам частицу честного и животворящего Древа Господня в золотой крестообразной оправе. Чувство истинной, глубокой веры, которым исполнилось мое сердце при приближении к этому кресту, удвоило мое убеждение, что это была действительно частица того креста, на котором распят был Христос.
Яркое солнце уже взошло над Иерусалимом, когда мы вышли из храма. Усталость от дороги и от бессонной деятельной ночи, проведенной отчасти в молитве на коленях, отчасти же в движении для обзора храма, изнурила наши силы, но ум и душа бодрствовали, сердце и воображение, полные любовью к Богу и силой благоговения, не позволяли нам искать отдыха. Возвратясь в дом, мы только успели умыться и вслед за тем пошли искать по городу других воспоминаний о Том, Кем полон Иерусалим, вся Палестина, весь свет, вся наша жизнь и небо… Мы посетили Крестный Путь (La voie douloureuse), простирающийся от развалин дома Пилата до Голгофы. Развалина эта состоит из одной отдельной стены, где еще видно отверстие окна, сквозь которое Пилат, обращаясь к собранному перед домом народу, показывал ему Христа, облеченного в багряную ризу, покрытого терновым венцом, и произнес слова: «Се человек!»…
Шатобриан, говоря о терновом венце Спасителя, замечает, что нельзя утвердительно сказать, из какого он дерева был сплетен. Одни называют это растение латинским наименованием: «Lycium spinosum», другие же, и между прочим знаменитый ботаник Гасельквист, иолагаютъ, что венец был сплетен из так называемого «арабского нобка» (Nobca des Arabes). «По всем вероятностям, – говорит автор, – венец Спасителя был сплетен из этого растения, потому что оно, во-первых, весьма обыкновенно на востоке, а во-вторых, нельзя приискать для предположенной жестокой цели растения более колючего и гибкого». Цвет его листьев темно-зеленый и походит на плющ, а потому весьма быть может, что враги Иисуса Христа, желая соединить казнь с поруганием, избрали для тернового венца нарочно дерево, походившее своим наружным видом на растение, из которого сплетали торжественные венки царям и знаменитым полководцам.
С вышины этой развалины видно обширное место, где некогда возвышался великолепный храм Соломона, а ныне стоит мечеть Омара.
В ста шагах оттуда, на том месте, где Пресвятая Дева, прогнанная воинами Пилата, встретила веденного на казнь Спасителя, изнемогавшего под тяжестью креста, видны развалившиеся остатки небольшой часовни, некогда посвященной Богоматери.
Хотя мы не находим об этом свидетельства в Евангелии, но нельзя усомниться в правдоподобии этого преданья. Вот слова Шатобриана, которые каждый благомыслящий христианин должен разделить с ним: «Это предание св. отцов более чем правдоподобно; оно доказывает, до какой степени дивная история страстей Господних глубоко врезалась в уме человеческом. Восемнадцать протекших столетий, беспрестанные притеснения, губительное пламя войн и возмущений не могли изгладить или скрыть следов Матери, оплакивавшей Сына!».
В пятидесяти шагах оттуда указывают место, где Симон Киренейский, видя Иисуса, изнемогающего под тяжестью древа, понес крест Господень на своих плечах. От этого пункта дорога почти под прямым углом поворачивает к северу; вправо показывают то место, где нищий по имени Лазарь искал насытиться крохами, падавшими от трапезы жестокосердого богача, пока псы лизали язвы, покрывавшие его тело.
Оконечность этой небольшой улицы упирается в дом богача, которого имя Набал сбереглось в летописях иудейских.
Не доходя до этой развалины, улица опять коленом поворачивает вправо, по направлению к западу. При самом ее начале вам указывают место, где Спаситель был встречен святыми женами, рыдавшими от ужаса и сострадания. Здесь Иисус, увидев их слезы, произнес с кротостью эти глубоко знаменательные слова: «Дщери Иерусалима, не плачьте обо мне, рыдайте о самих себе и о чадах ваших!».
Сто десятью шагами далее дом св. Вероники (S-te Veronique), и тут же, по особому преданию, место происхождения нерукотворенного образа, когда эта праведница, видя Иисуса изнеможенного, в поте лица и обагренного кровью, отерла лицо его платком; тогда священный лик Его изобразился на полотне одним лишь прикосновением к нему божественного лика.
Еще сто шагов далее вы подходите к так называемым Судным Воротам, которыми проводили преступников, присужденных к казни на Голгофе. От этих ворот считают еще двести шагов до вершины Голгофы, где оканчивается протяжение Крестного Пути.
Не справедливо ли мое замечание, что эти места вдоль Крестного Пути должно бы освятить престолом для богослужений, а самый путь, обложив крышей, как особый храм, обратить в церковную галерею, по которой бы христиане с молитвой проходили не иначе, как на коленях. Так в Риме в особом строении около церкви св. Иоанна Латеранского (St. Jovanni Laterano) находится лестница (Scala Sancta) из дома Пилата, которую Спаситель, веденный на суд, освятил святыми стопами своими: самая лестница покрыта деревянной обшивкой, чтобы никто не прикасался до священного памятника; но и по этим деревянным ступеням не позволено входить иначе, как на коленях. Я помню, каким глубоким чувством преисполнилась душа моя, когда я с благоговением в молитве передвигал колено за коленом по этой священной лестнице.
Жестокий зной распалял песчаный грунт иерусалимских улиц, но тем не менее, проходя по Крестному Пути, мы шли с обнаженными головами, бросаясь ниц перед вышеописанными местами, наиболее прославленными святостью воспоминаний, и в душевном благоговении прикладывали уста к поверхности земли.
Неподалеку от Голгофы еще видны стены темницы, в которой был заключен апостол Петр, дом Зеведеев, куда удалился Петр, когда ангел вывел его из темницы, развалины дома Симона Фарисея, где Спаситель простил грехи Марии Магдалине; неподалеку от него бывший монастырь св. Анны, матери Пресвятой Девы, и под ним Пещера Зачатья Богородицы – ныне это здание обращено в мечеть; здесь же место мучений св. Иакова: на нем сооружен армянский монастырь с церковью. Далее – место явления Иисуса Христа Марии Магдалине, Марии матери Иаковлевой и Марии Саломии.
У подошвы горы Сиона, около Ворот Царя Давида, находятся остатки дома архиерея Анны, тестя Кайаффы, на развалинах которого построена армянская церковь.
Вот замечательнейшие места, заключенные в стенах города.
Церкви в Иерусалиме и вообще на всем востоке имеют каменные неуклюжие купола и все без крестов и колоколен; то и другое воспрещено турецким правительством, а потому, когда по правилам христианских церковных обрядов надлежит звонить в колокола, то вместо того в самом храме один из монахов колотит палкой в доску; звук этот имеет в себе что-то мрачное и неприятно поражает слух и чувство.
Осмотрев таким образом главнейшие достопримечательности св. города, мы воротились домой около часу пополудни; жар был нестерпимый; в два часа консул повел нас к патриарху, верховному владыке духовенства православного всей Палестины, с принадлежащими к ней пограничными епархиями. Патриарх Кирилл принял нас очень милостиво, и хотя не знал русского языка, однако же говорил с нами очень много через своего переводчика. Наружность его самая приятная и величественная: взгляд кроткий, голос звучный, манеры привлекательные. Обыкновенная одежда его ничем не отличается от прочих греческих митрополитов и архиереев, кроме возложенной на груди панагии, которая несравненно богаче, и кроме того ярко блестят на черной рясе алмазы турецкого ордена «нишам». Странно видеть на груди первосвященника греческого православного духовенства столь противоположные своими значениями знаки! Между тем патриарх, состоя в беспрестанных сношениях с турецким правительством и находясь от него в зависимости, поставлен в необходимость носить на себе этот мухаммеданский орден.