Из ворон в страусы и обратно
Шрифт:
…Слух о том, что у Вадима Валежанина новая пассия, распространился по агентству со скоростью лесного пожара.
Рекрутированные, как и Нилка, из ближайших деревень и поселков, будущие топ-модели обожали сплетни.
– Ну и как наш Бальтазар? – многозначительно улыбаясь, поинтересовалась Полина.
Пролетев с концерном Lida, Полина уже назначила Нилку мальчиком для битья, но та оказалась фавориткой. Вот же непруха.
– Лучше всех, – лениво процедила новообращенная фаворитка.
По многим причинам ругаться у Нилки не было никакого желания.
Во-первых, наученная горьким опытом, она до дрожи боялась увязнуть в дрязгах. Во-вторых, только что она «отстояла» свое первое портфолио и, кроме дикой усталости, ничего не чувствовала.
В-третьих, мысль, что если она здесь не удержится, то до окончания академа будет в лучшем случае шить халаты поселковым кумушкам, а в худшем – мыть посуду
Кроме того, Нилка ждала отмашки для начала рекламных съемок и порядком трусила.
И потом – Валежанин. Несравненный, головокружительный Вадим Валежанин лишил Нилку не только невинности. Он лишил ее всякой агрессии.
Нилка сделалась тихой, как тибетский монах, и точно так же впадала в созерцательность. Ее водянисто-голубые глаза выражали полную готовность подчиниться. Казалось, еще немного, и с ее губ будут срываться только две фразы: «Да, мой повелитель» и «Нет, мой повелитель». На большее она будет не способна.
Если они не виделись с повелителем полдня, начинала тосковать по нему.
Не могла дождаться, когда занятия в модельной школе закончатся и она поступит в агентство. Там они будут рядом. Там они будут неразлучны.В конце курса предполагался экзамен – четыре дефиле: деловое, молодежное, авангардное и вечернего платья.
В качестве делового Нилке был предложен брючный костюм из тонкой шерсти. Это было первое экзаменационное блюдо, которое она должна была подать жюри.
На второе шел довольно скучный комбинезон с приспущенным галифе, что означало молодежную моду.
Перед показом авангардных моделей молоденькая дизайнерша обмотала Нилку газетами, придала лифу форму бюстье и приколола к нему яркий галстук. Нос у начинающей дизайнерши был красный, глаза зареванные, и Нилка решила не лезть с советами.
Впрочем, Нилка почти не замечала, что на ней. Больше того, Нилка почти не думала о предстоящем дефиле.
В голове у Нилки вертелись не совсем подходящие случаю мысли о костюме, платье и комбинезоне.
С вещами была связана одна странность.
Вещи, которые шила Нилке бабушка, сразу обретали статус любимых. Они касались Нилкиного тела, становились продолжением хозяйки, обнимали ее плоть, и Нилка откликалась на эти объятия.
В отличие от бабушкиных, костюм, платье и комбинезон были чужими. Несмотря на всю изысканность, ткани были мертвы, трепета не вызывали и с Нилкой не сливались.
Волшебство из них ушло – наверное, прибилось к чьим-то чужим рукам. Рукам, которые укрощали струящиеся отрезы, приручали ножницы, нитки с иголками и пуговицы. Или волшебства там и близко никогда не было, а было ремесло? Бабушка вкладывала в работу душу, а здесь ее вложить забыли. Или не сумели.
Молчаливые вещи, как молчаливые ягнята, приговоренные на заклание, пугали Нилку. Неужели другие не чувствуют того, что чувствует она, не замечают эту странность? Может, у нее какое-то отклонение? У вещей не может быть души. Или может? Частица души мастера, например?
Четвертый выход подходил к концу, Нилка выбрасывала ноги вперед и вихляла узкими бедрами, как учили, ставила ступни по одной прямой. От подиумной «восьмерки» (ноги внахлест), освоенной в лучшем виде, Нилка умышленно отказалась – не на Неделе высокой моды, обойдутся.
Длинное трикотажное платье алого цвета с разрезом сбоку и открытой спиной красиво оттеняло цвет кожи и волос, а в малиновые замшевые туфли, расшитые стеклярусом, Нилка влюбилась с первого взгляда. «Чтоб мне так жить», – мечтательно думала она.
Короткая дорожка закончилась, Нилка совершила эффектный разворот и увидела Вадима.
Выглядел он безумно сексуально: во фраке, с бабочкой, которую оттеняла ослепительной белизны рубашка, с улыбкой на лице, и улыбка эта была обращена к ней – Неониле Кива! Неужели все это возможно?
От счастья Нилка вся, от макушки до пяток, затрепетала, и это состояние странным образом отразилось на походке – она стала игривой, из нее ушла постановочная неестественность.
Взгляд Вадима прельщал Нилку, она струилась ему навстречу, в разрезе мелькало стройное колено, обтянутое чулком.
Не понимая, чего любимый ждет от нее, Нилка ухватилась за протянутую теплую ладонь, пальцы сплелись. Затуманенный взгляд Вадима на несколько секунд задержался на стройном бедре и потемнел. У Нилки перехватило дыхание.
Стремительно наклонясь, одной рукой Вадим подхватил модель под коленями, другой обнял за спину и под одобряющий возглас и жидкие хлопки преподавателя актерского мастерства, смахивающего на Смоктуновского (единственного, кто оценил мизансцену), вынес из зала.…Нилка обрела голос уже в такси:
– Куда мы
– На одну вечеринку.
Рука Вадима поднырнула в разрез, легла на колено и заскользила вверх, к границе между чулком и кожей.
Нилка и без того была до краев наполнена благодарностью и любовью, а от касаний Вадима горло свело спазмом.
– Устала?
Устала? Как она может устать, если рядом он – ее мужчина, ее богочеловек? Она сейчас умрет от счастья – вот что с нею произойдет.
Я не устала, – отвергла Нилка кощунственное подозрение, – но я даже не переоделась.
– Я купил тебе это платье.
– Купил? Мне? – Нилка растерялась. Никто никогда не делал ей таких дорогих подарков.
Бабушка дарила что-нибудь практичное: тапки, халаты, рукавички.
Вадим выглядел польщенным:
– На память об окончании курсов и начале твоей карьеры.
Прилагая героические усилия, чтобы не разреветься, Нилка подняла глаза и усиленно заморгала:
– А ничего, что мы сбежали с экзамена?
– Не волнуйся, ты уже сдала все экзамены. – Рука выпорхнула из разреза и похлопала Нилку по колену. Этот собственнический жест доконал Нилку, слезы все-таки вырвались наружу. Она принадлежит этому мужчине вся без остатка, и это так же верно, как то, что ее зовут Неонила Кива.
– Откуда ты знаешь?
В скользящем свете уличных фонарей лицо Вадима казалось особенно прекрасным.
– Я тебе это говорю. То, над чем другие бьются месяцами, в тебе есть от природы. Ты не видела себя на подиуме. От тебя глаз невозможно отвести – ты просто вся светишься. Или ты сомневаешься в моем профессионализме? – неожиданно ревниво спросил Вадим.
– Нет-нет, – пришла в ужас Нилка, – я не сомневаюсь. Просто неудобно получилось.
– Все удобно. Не бери в голову, у тебя еще будет много поводов для комплексов.
– В каком смысле?
– Солнце мое, не все кастинги заканчиваются контрактами, – покровительственно сообщил Вадим, – прими это как данность. Чем спокойнее ты будешь относиться к этому, тем быстрее придет успех.
Грудь Нилке сдавило, в глубинах подсознания зародилась паника: а если у нее ничего не выйдет? Зачем она учится этому… моделингу? Вдруг это совсем не ее призвание? Паника приняла устрашающие размеры: чем дольше она пробудет в профессии, тем обиднее будет из нее уходить. Господи, что она делает? Зачем все это?
– Это я так, на всякий случай, – рука снова похлопала Нилку по колену, теперь ободряюще, – психологический тренинг провожу. Тут главное баланс соблюсти между спокойствием и равнодушием.
Вжавшись в спинку сиденья, Нилка нахохлилась, погрузилась в мрачные размышления и не произнесла ни слова, пока такси не подкатило к освещенному вечерними огнями двухэтажному особняку, окруженному кирпичным забором.
– Что я должна делать?
Бросив короткое: «Дефилировать», Вадим подал своей пассии руку.
По оголенной Нилкиной спине прошел нервный разряд.
– Где мы?
– Здесь проводится шоу одного дизайнера, девочка моя. Обычное шоу. Презентация коллекции. Тебя причешут, переоденут, и ты пройдешься по подиуму. Еще вопросы есть? – Нилке показалось, что Вадим подтрунивает над ней.
– Нет, – выдавила она, смутившись, и тут же обозвала себя деревней.
Освещенная дорожка из камня упиралась в широкое крыльцо, уставленное вазонами с юкками и пальмами.
Ведя под руку свою спутницу, Вадим уверенно двигался на звуки виолончели и скрипки.
К своему ужасу, Нилка поняла, что попала в частную гостиницу.
Наслушавшись страшилок о показах, на которых грязные старикашки толстосумы уводят девочек прямо с подиума в номера, Нилка позеленела от страха. Что у Вадима на уме?
Обстановка подавляла: от белого мрамора и зеркал веяло холодом и величием.
Бросая робкие взгляды на присутствующих, Нилка семенила за Вадимом и выискивала грязных старикашек толстосумов, но ни одного не обнаружила. Среди гостей преобладали молодые люди богемного вида и законсервированные в промежутке от тридцати пяти до сорока лет дамы. Большинство уверенных в себе леди прибыло на вечер в сопровождении молодых жиголо, которые в подметки не годились вальяжному Нилкиному кавалеру.
Проходя мимо одного из зеркал, Нилка остолбенела. Господи! Эта яркая блондинка в алом – она?
Кивая и обмениваясь рукопожатиями, Вадим провел Нилку в гримерную.
Через минуту умытая и раздетая Нилка сидела в кресле вихлястого стилиста, который принялся колдовать над сложным этническим макияжем. Затем Нилке на голову напялили экзотический не то парик, не то головной убор.
Увидев свое отражение в зеркале, Нилка даже бровью не повела, хотя на макушке у нее красовался золотисто-огненный шар, а в спускающиеся по плечам шерстяные косы были вплетены змеиные головы. Видела бы ее бабушка, осветила бы крестным знамением.