Из ворон в страусы и обратно
Шрифт:
Какая же она дура! Вечно лезет со своими вопросами и желаниями. То ей одно, то ей другое. Почему ей все время что-нибудь нужно?
В детстве ей все время что-нибудь нужно было от родителей, теперь от Вадима. Что она за идиотка? Просто тихо стоять рядом и чувствовать его тепло – разве этого мало?
Нилке безудержно захотелось все исправить, загладить свою вину, убедить своего покровителя в любви и преданности, и она со сдержанной страстью сказала:
– Вот увидишь, я буду много работать. Я тебя не подведу.
Вадим поднял чуть раздраженный взгляд:
– Ты себя не подведи, солнце мое. О себе я сам как-нибудь позабочусь.
Нилка так стиснула кулачки, что пальцы побелели, а ногти впились в кожу.
– Да, конечно, – прошептала она. Нос предательски захлюпал.
– Только соплей твоих не хватало, – поморщился Вадим и оглядел стоящие на площади такси.
– Я не буду, – выдохнула Нилка и зажала рот ладонью. Рвущаяся изнутри любовь саднила горло. Она не позволит себе все испортить. Не-по-зво-лит.
Школа моделек, как ласково называл ее Валежанин, осталась в прошлом.
На руках у Нилки был сертификат, подтверждающий ее окончание, а в сердце огромное желание угодить любимому мужчине.
С этим багажом Нилка и оказалась в модельном агентстве Look.
Сразу начались первые разочарования. Стало ясно, что школа почти ничего не дала. Как и то, что на встречи с Вадимом времени нет. Его просто не оставалось физически.
В агентстве откровенно злых взглядов Нилка не встречала, может, потому, что на ней были розовые очки, может быть, потому, что часть девушек помнила ее по конкурсу в техникуме и не считала чужой.
Со всей неистовостью первой молодости Нилка окунулась в работу, которую, строго говоря, и работой-то назвать было сложно – это была бесконечная смена причесок, нарядов и макияжа. Взрослая игра в дочки-матери – девчоночья «Зарница».
Только изнурительные репетиции показов тянули на то, чтобы называться работой, и съемки тех самых «лукбуков» – готовых ансамблей. Здесь тупо приходилось работать манекеном, часами выстаивать на одном месте, следя только за тем, чтобы не умереть прямо в
Ноги затекали и с трудом вспоминали себя.
– Кончик языка на нёбо, – раздавалось время от времени, – держать лицо!
Нилка вспоминала о языке, упирала его в нёбо (этому приему не учили в школе) и продолжала изображать радостного истукана.
В Нилкином активе было уже три рекламных ролика – творожка, тренажеров и шуб – и безжалостно посеченные стилистами волосы. И не только.
Ролик с тренажерами снимался на рассвете – это была находка режиссера – мятого субъекта с неизменной сигаретой в зубах.
Через три дня съемок Нилка с ужасом обнаружила синяки под глазами от недосыпа.
Тщательно замаскированные, синяки не укрылись от тренера по дефиле и от Тамары.
– Спать не меньше восьми часов! – рявкнула на Нилку хореограф.
– Ты что? Тебя же дисквалифицируют, – предупредила подруга.
Разный тип красоты не оставлял им с Тамарой повода для склок. Была еще одна причина для дружбы: их объединяли… разные цели.
Для Тамары, как для большинства девушек, участие в показах было побочным заработком.
Нилка с удивлением узнала, что Тамара, например, работает ведущей прогноза погоды на телевидении. Были учителя, бухгалтеры и менеджеры. Никто из них всерьез не рассчитывал стать топ-моделью. Никто, кроме Нилки.
Тамара хоть и относилась скептически к Нилкиной страсти, но не высказывала своего мнения, справедливо полагая, что это не ее дело.
Разгорающуюся Нилкину страсть подогревал Валежанин.
– Все эти лапотницы тебе в подметки не годятся, – нашептывал по ночам он, – в тебе есть шарм и эпатаж.
Загипнотизированная искусными речами, Нилка бегала по утрам, плавала по вечерам, танцевала по воскресеньям, а в промежутках еще и качалась. Она не разочарует Вадима, он будет ею гордиться.…Нилка вскинулась и открыла глаза.
Тело было сведено судорогой, пижама – влажной от пота, и Нилка еще несколько мгновений не могла понять, спит она или уже проснулась. С недавних пор ее мучил один и тот же сон: она искала и не находила выхода из какого-то полутемного коридора. Металась от одной двери к другой, пока не просыпалась. Осознав реальность, тихо, стараясь не разбудить Вадима, выскользнула из спальни.
За окнами серело предрассветное небо.
Около пяти, на глазок определила Нилка.
Прошел месяц, как она перевезла сумку с барахлом и машинку «Зингер» в двухкомнатную квартиру Вадима. Квартира находилась в центре, в двух шагах от агентства – это было главное ее достоинство, неоценимое, потому что экономило время.
Квартира представляла собой студию, отделанную в светлых средиземноморских тонах.
Нилке ужасно нравилась ванная комната, выложенная узорчатой плиткой.
Сидя в ней, она вспоминала летний душ у бабы Кати и шершавую ванну в рабочей общаге.
Как все кардинально переменилось в ее жизни! Она и сама переменилась. Не столько внешне – по большей части она как раз оставалась все той же спирохетой и тлей. А вот внутренне…
Внутренние перемены были глубинными: Нилка почти не думала о магии тканей, все реже вспоминала радость от колдовства над отрезами.
За редким исключением, тряпки, которые примеряла Нилка, не волновали ее. То ли в ней самой что-то умерло, то ли ей не попадались вещи, сшитые с душой.
Несмотря на занятость, Нилка скучала по бабушке и кормила себя сказочкой, что вот-вот навестит ее.
Разговоры по телефону заканчивались слезами – баба Катя жаловалась на здоровье и одиночество и не понимала, куда Нилка исчезла, почему бросила техникум. К тому же Катерина Мироновна разговаривать по телефону не умела, частила, нервничала.
– Зачем только деньги тратишь, – отчитывала она внучку, – лучше бы приехала. Почти год не виделись.
А в последнем разговоре баба Катя неожиданно с гордостью сообщила:
– Недавно Веня приходил, спрашивал, как тебя найти в городе. Дать ему твой адрес?
– Нет, ба, – струсила почему-то Нилка, – не давай. Я приеду – увидимся, а здесь у меня нет времени встречаться с ним. Он еще обидится, не поймет. Так что пусть ждет, когда я приеду.
…Нилка включила душ, шагнула в ванную, задернула шторку и закрыла глаза. Под теплыми струями тело расслабилось, стало легким, почти невесомым. Невесомым. Весомым. Какое странное слово, подумалось вдруг Нилке.
«Вес, – побежали дальше мысли, – у меня отличный вес. А все потому, что у меня есть Вадим».
Сентенцию Вадима о весах Нилка восприняла дословно.
Весы стояли в спальне у кровати, Нилка фанатично взвешивалась два раза в день: утром после сна и вечером перед сном. Как жокей перед скачками.
Результат не замедлил сказаться – она потеряла почти два килограмма, но не замослачилась по причине мелкой кости. Критически разглядывая себя в зеркалах, заключила, что можно смело худеть дальше.
Выдавив на ладонь, Нилка растерла тягучий, прохладный гель по животу. Живот почти прирос к спине. Бабушка будет ругаться, как о чем-то далеком подумала она, продолжая себя намыливать.
Бабушка бы вообще не одобрила эту жизнь – сожительство и все такое, – как Нилка ни храбрилась, в глубине души считала их с Вадимом связь чем-то греховным.
Почти полгода они спят в одной постели. Относится Вадим к ней хорошо, ровно. Правда, без особой нежности, но и без претензий. Разумеется, Нилка до одури боялась раздражать Вадима в те редкие часы, когда они бывали вместе. Но ведь массе мужчин не нужен повод, чтобы охладеть, думала она.
Страх, что Вадим ее разлюбит, отравлял Нилке кровь, порождал мучительные сомнения и вопросы.
Почему он с нею живет? Вокруг Валежанина вертится столько длинноногих карамелек, а он выбрал ее. Почему? Иногда Нилка объясняла себе этот казус занятостью Валежанина. Бедный, ему даже на сторону некогда взглянуть, тянет в рот, что под руку попадет. Может быть, Томка права?Что касается занятости – это была истинная правда. Вадим был на пике формы, успевал все и с гордостью говорил, что он мультифункционален. Эта многоликость делала его незаменимым не только для Нилки, но и еще для нескольких десятков моделей, одна моложе другой.
На месте Вадим не сидел. Он постоянно мотался в командировки, часто – за рубеж.
Возвращаясь, вел Нилку в какой-нибудь клуб или ресторан, покупал цветы.
…Под шум воды Нилка не услышала шагов и вздрогнула, когда Вадим отдернул шторку:
– Опять не спишь?
– Да. Душно, – виновато улыбнулась она.
– Ну-ну.
Мазнув по Нилке равнодушным взглядом, Вадим исчез, не задернув занавеску, и Нилке пришлось тянуться на угол ванной.
В зеркале на стене выплыло ее отражение.
Бледная тень. Тля. Спирохета. Этим и берет. Ведь главное требование к модели – не затмить собой наряд. С Нилкой – можно голову дать на отсечение – этого никогда не произойдет. Она никогда не затмит собой ни один наряд, пусть это будет даже купальник. В любом мейкапе она останется идеальной вешалкой – незаметной и жизнерадостной. Не это ли держит возле нее Вадима?
– Поздравляю, ты прошла кастинг, – сказал Вадим.
Нилка подпрыгнула и прикусила язык.
Не первый раз слышала эти слова, а привыкнуть все равно никак не могла.
– Когда показы?
– В феврале.
Стоял октябрь. Порыжевшие деревья роняли на асфальт сухие листья.
Всего-то времени прошло – весна и лето, и вот он – момент торжества.
Каких-то полгода, и Неонила Кива едет на Неделю моды в Мадрид. Это, конечно, еще не эксклюзивные контракты, но все только начинается!
Часто Нилке становилось страшно: как она без Вадима?
Он как-то незаметно захватил в свои руки все ниточки, связывающие ее с фэшн-бизнесом.
Портфолио Нилки было у Вадима. Все контакты с заказчиками были у Вадима.
Выход на модельные дома тоже был у него. Не доверяя никому, Вадим сам отбирал лучшие и отправлял Нилкины особенно удачные работы – «буки» – в международные агентства. Нехитрую Нилкину бухгалтерию тоже вел Вадим.
Нилка заметила: чем профессиональнее она становится, тем внимательнее к ней относится любимый. Сама бы Нилка, может, и не дошла до таких психологических глубин – ей в этом безвозмездно помогала Томка.
– Пока он от тебя зависит – он твой, – дула в уши подружка, – все просто, девочка моя, все просто.
– Я тебе не верю, – вяло сопротивлялась Нилка. Может быть, в их безжизненном, лишенном страстей союзе и было что-то неестественное, как у Любови Орловой и Григория Александрова, но обращались они друг к другу все-таки на «ты» и спали в одной постели.
– Дело твое, – Тамара грустно усмехнулась, – одно могу сказать: Вадик с тебя купоны стрижет, тупо использует тебя – невооруженным глазом видно. Вот откуда это ровное отношение. Ему на Неонилу Кива начхать. Ему важно, чтобы модель номер сто двадцать семь пахала, как раб на галерах. Пока ты идешь в гору, он с тобой, стоит тебе оступиться – вот тогда ты узнаешь, какая это бездушная скотина.
В потемневших от невысказанного горя Нилкиных глазах читалась мольба.
– Врешь.
– Наивняк ты, Кива.
Нилке хотелось зажать уши, она всем существом противилась Томкиным словам.
Использует и вышвырнет – что-то похожее она уже слышала. Что-то похожее прорицал недоумок Веня.
Яд Томкиных речей заполз в душу, сопротивляться ему было трудно. Нилку раскачивало, как на качелях.
То она спрашивала себя: «Много ты видела таких мужчин, как Вадим?» И сама себе отвечала: ни одного. Вадим – мужчина, каких не бывает.
Кто, как не Вадим, оплатил обучение в школе моделей и подогнал жилье? Какая ему выгода была от этого? Даже будучи богочеловеком, Вадим ставил на темную лошадку, потому что не мог с уверенностью предсказать Нилкино будущее. И она клялась себе, что всем докажет, как они ошибаются. Вовсе Вадим не бездушная скотина. Он самый нежный и заботливый.
То снова одолевало сомнение: не такой богатый у тебя опыт, дорогуша, чтобы судить о мужчине.
И опять: «Все у нас с Вадимом супер. И Вадим супер».
Велик был соблазн Томкины выпады списать на женскую зависть, но даже Нилка понимала, что это не избавит ее от мучительной ревности, сытой коброй свернувшейся на сердце.
Есть только один способ удержать возле себя Вадима – стать топ-моделью. Уж она постарается, уж она выложится, чтобы остаться на подиуме. Она из кожи вон вылезет и перелицуется. Ради Вадима она будет бегать, плавать, качаться и танцевать, но…Курсы вождения Нилка тоже окончила ради Вадима.
Теория давалась ей без особых усилий, но практика…
Дорожные знаки и разметки вызывали одну реакцию – истерично жать на тормоз и глушить мотор.
Но так же как на подиуме и перед камерой, Нилка научилась не трястись на дороге, не впадать в панику перед знаками и разметками, зато теперь во дворе стояла «мазда» – ее собственность, и это было одно из чудес света.
Просыпаясь, Нилка вспоминала о машинке, вскакивала и неслась к окну – любоваться. Пока еще процесс ей не наскучил, пока сердечко подпрыгивало в радостном изумлении: неужели это моя красавица?
За рулем Нилка чувствовала себя все увереннее, дошло до того, что Вадим доверил ей отвезти себя в аэропорт – вот какой она водитель!
Красавица мокла под дождем, и Нилка послала ей воздушный поцелуй и пообещала, что скоро купит гараж.
Из-за дождя пробежка отменялась. Значит, сегодня на выбор или тренажеры, или танцы.
Полюбовавшись на «мазду» и зарядившись оптимизмом, Нилка встала на весы, боясь дышать, ревниво следила, пока стрелка замрет на цифрах «пятьдесят четыре с половиной», после чего сверилась с таблицей.
В таблице совершенно недвусмысленно был указан допустимый вес при ее росте. Никаких пятьдесят четыре с половиной. И даже не пятьдесят. Сорок семь – не хотите? Поначалу Нилке приходило в голову, что составлял таблицу импотент-женоненавистник. Но только поначалу. Раз надо – значит, надо. Колхоз, как говорит бабуля, дело добровольное.
Не хотите – забудьте о дефиле, Неонила Николаевна, идите в промомодели за тридцать баксов в день или в хостес.
Нилке не хотелось ни в хостес, ни в промо. Нилке хотелось стать женой Валежанина Вадима, а для этого нужно что? Для этого нужно стать топ-моделью.
Как раз сейчас у нее появится шанс. Она покажет себя на подиумах Европы, она войдет сначала в топ 100 Models.com, потом… Потом еще куда-нибудь войдет.
Кстати, – Нилка повертелась перед зеркалом, – она вчера съела яйцо. Вон даже намек на складку появился. Брр! Теперь придется подкачать пресс и несколько дней посидеть на диете.
Необыкновенная машина, необыкновенная престижная работа, необыкновенный мужчина в ее постели… Ах, ну почему ее никто не видит?
Все эти атрибуты взрослой жизни давали невероятное, пьянящее ощущение свободы. Нилка чувствовала себя крылатой птицей – большой и сильной.
Еще пару сезонов, и она станет настоящей девушкой с обложки. У нее для этого есть все: упорство, грациозность, притягательность и невесть откуда взявшаяся порода – тот самый «Х-фактор», о котором так любят рассуждать журналисты.
И Вадим! У нее есть Вадим!
Завернув краны, Нилка перешагнула через край ванны и наступила на махровый коврик, повторяющий узор на кафеле. Все-таки вкус у Вадима – не подкопаешься.
Намокшие пряди выглядели непривычно темными, и Нилка улыбнулась отражению – никакая она не тля. Улыбка сделалась шире, когда Нилка поняла, что любуется собой. Если бы не Вадим, так и прожила бы в неведении, что хорошенькая.
Улыбаясь, набросила тонкий махровый халат, прошлепала на кухню, по очереди заглянула за тугие дверки всех подвесных шкафов и постояла в задумчивости.
Есть почти не хотелось. Разве что совсем чуть-чуть. Капельку. Слишком рано для завтрака – всего лишь шесть утра. И потом – у нее диета!
Нилка перепробовала разные, пока подобрала себе самую эффективную – из очищающего овощного супа и запеченной тыквы.
Тыква – потрясающий продукт. Тыкву с полным правом можно назвать царицей овощей и лучшим другом желудка. Никаких усилий диета не требовала: Нилка обожала «зеленку» и готова была целыми днями сидеть на силосе. Эффективнее этого была только диета от экспрессивной Майи Плисецкой под названием «не жрать!». Балетная дива себе это могла позволить – и экспрессию, и «не жрать», и Нилка себе это позволит.
Решая, какую форму брать с собой, Нила задержалась у шкафа.
На средней полке аккуратными стопками лежали вещи Вадима, от них исходил еле уловимый аромат его туалетной воды, вызвавший моментальный прилив любви.
Как завзятая фетишистка, Нилка не удержалась, взяла в ладони верхнюю футболку и зарылась в нее лицом. Откуда-то выскользнул и спланировал к Нилкиным ногам белый квадратик, похожий на визитку.
Это и была визитка. Она приземлилась обратной стороной.
На то, чтобы поднять и прочитать ее, у Нилки ушло несколько секунд.
Но от той крутой Неонилы Кива, почти замужней дамы, почти топ-модели, почти аса-водителя, что стояла у шкафа несколько секунд назад, не осталось и следа.
Едва взяв визитку в руку, Нилка отчетливо услышала колокола судьбы.
Строчки не отпускали. Написанные на латинице, они источали таинственную энергию и околдовывали.
С трудом разобрав чужие буквы, Нилка скорее угадала, чем поняла: Мерседес Одди. Дизайнер-модельер.
Кто такая? Сердце кольнуло, и руки стали как лед.
Подобных визиток у Вадима сотни, и ни одна не вызывала у Нилки такого зудящего желания увидеть женщину, чье имя было написано на визитке. Или разорвать кусок картона на мелкие кусочки и спустить в унитаз. Или развеять с балкона.
Нилка не могла понять, откуда взялось это неврастеническое желание, почему таинственная Мерседес Одди вцепилась ей в горло и держит мертвой хваткой.
Что у них с Вадимом?
Нилку замутило от страшного подозрения. Они любовники? Если да, то что она может предпринять? И что с нею будет, если Вадим уйдет к этой итальянской или французской дряни?
А если дрянь Одди вовсе не дрянь – тем хуже для Нилки.
Вот они – ее повторяющиеся сны, ее коридор с закрытыми дверями.
Томка права. Слишком Вадим красив, чтобы быть верным. Ничего удивительного. Они так мало времени проводят вместе, несмотря на то что он ее агент.
У нее – бесконечные съемки, а Вадима влекут новые лица, и это не прихоть – это его работа. Как тут быть?
И снова, как стрелка весов на цифре «пятьдесят четыре», Нилкины мысли заплясали вокруг карьеры. Она удержит Вадима, если станет топ-моделью. А она станет. Не сойти ей с этого места.
И никакая Шанель-Одди ее не остановит. Нилка покрутила в пальцах визитку. Внезапное желание уничтожить ее сменилось таким же внезапным желанием спрятать от Вадима и сохранить. Так, на всякий пожарный……Свет софитов слепил глаза, мягкий искусственный ветерок овевал разгоряченную Нилку, платье от-кутюр из невесомой ткани пузырилось, создавая ощущение полета.
Под саундтрек из фильма «Шербурские зонтики» Нилка вихлялась по подиуму, уверенно ставя ноги внахлест, успевала на ходу кокетничать с камерой и представляла Вадима в конце дорожки. Как в первый раз, он протянет ей руку, подхватит и унесет.
Вадим, Вадим, Вадим.
Мысли были редкими и коротенькими, как у Буратино, и Вадим фигурировал в них в соотношении три к одному. Любимый. Поводырь и сиделка в одном лице.
Всю неделю Неонила носилась по кастингам, но результат того стоил.
Расписание показов, примерок и всевозможных шоу было настолько плотным, что вырваться в центр и погулять с Вадимом по Мадриду Нила сумела только в последний день, перед самым завершением Недели моды, и всего на три часа.
Три незабываемых часа!
Клумбы буйствовали красками, ветер трепал волосы и доносил брызги фонтанов, ладонь приютилась в руке Вадима, Нилка куталась в накидку и каждой клеткой излучала счастье. В какой-то миг на глаза набежали слезы, дыхание перехватило от пронзительного предчувствия: больше ничего этого в ее жизни не будет. Захотелось, как на снимке папарацци, с Вадимом за руку, замереть в центре Мадрида.
– Кто такая Мерседес Одди? – как можно безмятежней спросила Нилка. Страх в зрачках вытеснил облака и отражение костела.
Брови Вадима взлетели.
– Откуда ты взяла это имя?
– Видела у тебя визитку.
Возникла пауза, во время которой Вадим щурился и смотрел куда-то вдаль: то ли на гряду кучевых облаков, то ли на шпили соборов. Нилка успела забыть, о чем спрашивала, рассматривала проступившие от прищура морщинки на родном лице и умирала от любви.
– Так, один малоизвестный модельер, – наконец лениво отозвался он.
– Красивая?
– Брось. Это старая грымза.
– Как хорошо, – только и могла выговорить Нилка – голос от нахлынувших чувств не слушался.
Потом они что-то ели недалеко от бульвара Прадо, что-то пили на какой-то узенькой улочке, отметившей не одно столетие, а потом заблудились. Это было восхитительно, и даже Вадим попал под очарование дня.
Хихикая и целуясь, поймали такси, продолжая целоваться, помчались назад, в выставочный центр, на шоу, где Нилке предстояло появиться в наряде от испанского дизайнера.…Неделя пролетела, как один день, от угара дефиле опомнилась Нилка только в такси по дороге в аэропорт Барахас.
И тут вдруг Нилку словно черт дернул за язык:
– Вадюш, а сколько я получила за все? – Вопрос еще не отзвучал, еще последние звуки не растворились в воздухе, а Нилку уже окатил холодный взгляд.
Резким, хриплым голосом Вадим спросил:
– Ты хочешь пересмотреть условия сотрудничества? Учти, – тут же предупредил он, – на улицах полно девочек, которые будут рады работать и за половину тех сумм, что ты получаешь.
Нилка была в курсе отечественных расценок: агентства демпинговали, и девочки работали за копейки, потому что всегда находились менее гордые. Правда, они были и менее молодыми, и менее красивыми, но они были.
Обругав себя кретинкой, Нилка жалостливо зачастила:
– Прости, прости. Ничего такого я не имела в виду, ты же знаешь, меня все устраивает. Прости, пожалуйста.
Конечно, ее все устраивало! Нилку устроило бы, даже если б она вообще ничего не получала за свою работу – лишь бы Вадим был рядом. А он был рядом! Что еще нужно для счастья?
К тому же, сколько ни шарилась в памяти, она не могла припомнить, о каких условиях говорит любимый. Они никогда ничего не обсуждали.
Еще в самом начале Нилкиной карьеры Вадим подсунул на подпись какие-то бумаги – Нилка, не глядя, подмахнула их и забыла, как о чем-то ненужном.
Ей вообще не приходило в голову задавать вопросы своему агенту о его процентах и своих – ей казалось, что она зарабатывает невероятные, запредельные суммы. Никто в ее окружении никогда таких денег не держал в руках.
И потом, не доверять мужчине, с которым живешь, – это пошлость.
Нилка физически не могла не доверять Вадиму, она так была устроена – и она доверяла безоговорочно.
Собираясь в Мадрид, не интересовалась, сколько получит, а отработав на показах, не спросила, сколько положил себе в карман ее любимый букер.
Банковский счет приятно радовал глаз и слух, и Нилка размечталась: как только сможет, она купит квартиру и заберет к себе бабушку. На старости лет пусть порадуется на внучку.
Нилка представляла момент их с бабушкой воссоединения, и острая радость разливалась по телу до самых кончиков пальцев.
Но когда она поделилась планами с Вадимом, он не разделил ее оптимизма и на Нилкин восторженный лепет равнодушно буркнул:
– Меня только в это не впутывай.
Прогулка по Мадриду поблекла от его тона, сердце Нилкино сжалось, уловив за этими словами приближение чего-то страшного.