Избави нас от зла
Шрифт:
Он упал на пол, царапая себе живот, словно невыносимая боль была чем-то таким, что он мог вырвать из себя руками. Жжение было столь сильным, что он совершенно не воспринимал окружающее, но сквозь давящую пелену боли смутно расслышал настойчивый и чистый, словно звон серебряного колокольчика, голос:
— Лекарство. Дайте ему его. Быстро!
Роберт почувствовал, что его поддерживали чьи-то руки, потом ощутил возле губ горлышко бутылки. Он глотнул. Какая-то палящая жидкость обожгла ему горло. Он снова глотнул, стараясь не поперхнуться, и почувствовал, как боль в его внутренностях постепенно стала уступать место тупому онемению.
—
Роберт огляделся. Он находился в комнате, окна которой были открыты звездам. Просторная и широкая, она не выглядела такой же невозможно громадной, как помещение внизу, и Роберт подумал, что, перешагнув ее порог, он вернулся в обычный мир. И все же убранство этой комнаты, когда он присмотрелся к нему внимательнее, поразило его своей диковинной необычностью. Всюду были стопки подушек, толстые узорные ковры; украшенные драгоценностями золоченые курильницы наполняли помещение ароматом ладана. Не было никакой мебели, кроме низких, обитых шелком кушеток. На одной из них, скорчившись, лежал мужчина. Его тело содрогалось, словно от приступов ужасной боли. Создавалось впечатление, что он не в состоянии двигаться. Подойдя ближе, чтобы рассмотреть лицо незнакомца, Роберт понял, что это и был Паша. Его глаза были глазами вампира, горящими и выразительными. Его кожа поблескивала, словно подсвеченная изнутри, но она была натянута и столь плотно облегала тело, что сквозь нее четко обозначались все кости. Его можно было бы назвать красивым, не будь лицо изможденным и таким смертельно бледным, что он почти не походил на турка. И все же, перемежаясь с явными признаками испытываемых страданий, в выражении его лица читалась такая мудрость и такой громадный опыт несчетного числа прожитых лет, что Роберт опустился перед его кушеткой на колени. У него возникло ощущение присутствия рядом с ним могущественного ангела, хотя и павшего с Небес, но еще несущего на себе печать величия былого положения.
— Не ангел, — проговорил Паша, — но всего лишь человек, много лет, столетия, тысячелетие назад появившийся на свет.
Потрясенный Роберт бросил на него взгляд, потом сощурился.
— Вы можете читать мои мысли? — спросил он. — А я до сих пор полагал, что мой разум закрыт для существ вашей породы.
Паша вяло улыбнулся.
— Как я уже сказал, нас с вами связывает общее страдание и, похоже, что-то еще большее.
— Тогда, скажите мне… — заговорил Роберт, глядя на него с внезапно вспыхнувшей надеждой. — Скажите, что это… Расскажите, что вам известно…
— Во-первых…
Голос Паши, казалось, охрип от боли и угас, сменившись звуками частого прерывистого дыхания. Он попытался дотянуться до высокой гофрированной бутылки, но был слишком слаб, и бутылку взял лорд Рочестер. Она была наполовину наполнена вязкой черной жидкостью. По ее запаху Роберт понял, что именно это средство давали и ему, когда он вошел в комнату. Словно священник, державший кубок с вином для причастия, лорд Рочестер поднес бутылку к губам Паши и стал осторожно наклонять ее по мере того, как тот пил.
— Должно быть, это чудодейственное средство, — сказал Роберт, увидев, что Паша стал приходить в себя. — Оно так легко и быстро излечило и меня, и вас.
— Не только чудодейственное, — ответил лорд Рочестер, — но еще и таинственное средство. Кроме того, представляет собой большую редкость. Я уже говорил вам о нем, Ловелас. Это и есть мумие, которое я дал Маркизе.
Роберт с восхищением посмотрел на бутылку.
— И что же, — прошептал он, — дает ему такую чудодейственную силу?
Лорд Рочестер ответил ему холодной улыбкой и жестом показал на бутылки, расставленные возле стены. Роберт подошел к ним. Каждая была наполнена светлым густым веществом, и в каждой находилась часть какой-нибудь конечности. Роберт опустился на колени возле ближайшей бутылки. В ней плавала кисть руки, такая черная и сморщенная, что походила на когтистую лапу. Она была почти полностью погружена в жидкость, словно какое-то слепое, морем рожденное существо.
— Она раздроблена, — объяснил Паша, — и пропитана вином. Вино облегчает прием внутрь и приглушает вкус.
— И… — Роберт еще раз с отвращением посмотрел на плавающую руку: — И все это — остатки от трупов ваших жертв?
Паша отрицательно покачал головой.
— Если бы, — ответил он. — Какая получилась бы экономия сил и средств! Но в действительности в мире нет ничего ни столь же редкостного, ни так же трудно добываемого.
— Что же такое есть в этих кусках плоти, что делает их столь бесценными?
Паша улыбнулся.
— Вы вторгаетесь в темные и очень древние таинства, мой друг.
— Вторгаюсь? — Роберт зловеще рассмеялся. — Нет. Я давно блуждаю среди них.
Улыбка на худом лице Паши стала шире. Он поднял бутылку с жидкостью вверх, подставив ее лунному свету, и некоторое время смотрел сквозь нее.
— Я называю это мумие, — заговорил он наконец почти шепотом, — потому что это то название, под которым снадобье можно заказать у купцов. Они привозят мне его из могил Египта. Вы, Ловелас, наверное, знаете, что у древних было принято бальзамировать мертвых. Так вот, этих мертвых крадут и торгуют частями их тел на каирских базарах. Их используют для изготовления лекарств или просто носят как амулеты. Так что мне достаточно легко купить их. Истинное же положение дела таково, что для моих целей подходит только один из бесконечного числа бальзамированных трупов.
— Но, сэр, какими же необходимыми вам качествами они должны обладать, — спросил Роберт, — если подходящие трупы так редко обнаруживаются?
— Секрет давно погребен в пыли покинутых, засыпанных песками храмов. Он забыт много столетий назад. В Египте он охранялся, был известен в Уре халдеев и на Индостане, где еще находят тела умерших и выкапывают из заброшенных могил. Древние индусы называли такие трупы рактавья — «семя крови». Подходящее название, Ловелас, потому что линия по крови взращивалась и охранялась священнослужителями из поколения в поколение, чтобы кровь каждого родителя служила семенем крови ребенка. Эти линии давно вымерли, и, хотя они были царствующими, их могилы иногда удается обнаружить нетронутыми и продать тем, кто в состоянии оценить их по достоинству.
Паша сделал жест в направлении окон и нескончаемого множества мачт, растянувшегося до самых дальних подступов к докам.
— Вот почему, — прошептал он, — я жду удачи в Амстердаме, на этом громадном рынке мира, где рано или поздно можно купить все что угодно.
Роберт молча сидел на корточках, уставившись на ряд бутылок с кусками иссушенной плоти. Потом отвернулся от них и снова посмотрел в измученные болью глаза Паши.
— А с какой целью, — зашептал он, медленно выговаривая слова, — взращивалось это «семя крови»?