Избранная лирика

Вордсворт Уильям

НАПИСАННОЕ В МАРТЕ [64]

Петух ликует, Ручей воркует, Щебечут птицы, Вода искрится, Земля ожидает зерна. И старый, и малый Бредет усталый. На травке новой Пасутся коровы, Все тридцать жуют как одна. Снегов остатки Бегут в беспорядке, И гибнет зима На вершине холма, И пахаря песня слышна, слышна. В горах высоких Звенят потоки. А дождь как не был, Синеет небо, И тучи уносит весна.

64

Перевод Игн. Ивановского

TO A BUTTERFLY

I've watched you now a full half-hour, Self-poised upon that yellow flower; And, little Butterfly! indeed I know not if you sleep or feed. How motionless! — not- frozen seas More motionless! and then What joy awaits you, when the breeze Hath found you out among the trees, And calls you forth again! This plot of orchard-ground is ours; My trees they are, my Sister's flowers; Here rest your wings when they are weary; Here lodge as in a sanctuary! Come often to us, fear no wrong; Sit near us on the bough! We'll talk of sunshine and of song, And summer days, when we were young; Sweet childish days, that were as long As twenty days are now.

"Над

желтым наклонясь цветком…" [65]

Над желтым наклонясь цветком, Тобой, малюткой-мотыльком, Я любовался и не знал, Нектар вкушал ты или спал. И был ты неподвижней вод объятых льдом морей. Счастливым будет ли полет, Когда внезапный ветр найдет тебя среди ветвей? Останься с нами! Мы с сестрой Тебе подарим садик свой. Здесь отдохнут твои крыла. Тебе не причиним мы зла! Будь гостем нашим дорогим, присядь на куст близ нас. О детских днях поговорим, Их летний свет неповторим, И каждый долгим был — таким, как двадцать дней сейчас.

65

Перевод И. Меламеда

THE GREEN LINNET

Beneath these fruit-tree boughs that shed Their snow-white blossoms on my head, With brightest sunshine round me spread Of spring's unclouded weather, In this sequestered nook how sweet To sit upon my orchard-seat! And birds and flowers once more to greet, My last year's friends together. One have I marked, the happiest guest In all this covert of the blest:. Hail to Thee, for above the rest In joy of voice and pinion! Thou, Linnet! in thy green array, Presiding Spirit here to-day, Dost lead the revels of the May; And this is thy dominion. While birds, aid butterflies, and flowers, Make all one band of paramours, Thou, ranging up and down the bowers, Art sole in thy employment: A Life, a Presence like the Air, Scattering thy gladness without care, Too blest with any one to pair; Thyself thy own enjoyment. Amid yon tuft of hazel trees, That twinkle to the gusty breeze, Behold him perched in ecstasies, Yet seeming still to hover; There! where the flutter of his wings Upon his back and body flings Shadows and sunny glimmerings, That cover him all over. My dazzled sight he oft deceives, A Brother of the dancing leaves; Then flits, and from the cottage-eaves Pours forth his song in gushes; As if by that exulting strain He mocked and treated with disdain The voiceless Form he chose to feign, While fluttering in the bushes.

ЗЕЛЕНЫЙ РЕПОЛОВ [66]

В тот час, как лепестки весной Ложатся наземь пеленой И блещет небо надо мной Веселыми лучами, Мне любо отдыхать в садах, В блаженных забываться снах И любо мне цветы и птах Звать юности друзьями. Но ты, кто скрашивал мне дни, Как изумруд, сверкал в тени, Чьи веселы, как ни одни, И песнь и оперенье, — Привет тебе, о реполов, Ты — голос Духа меж певцов, Ты — радость праздничных часов В моем уединенье. Все в хоре гимн любви поет: Зверь, птица, мотылек и плод. Но в одиночестве плывет С ветвей твоя рулада. Ты — воздух, жизнь и благодать, Ты в мир пришел, чтоб радость дать, И друга нет тебе под стать — Ты сам себе услада. Когда при ветре лес шумит, Мне так его любезен вид! Все кажется, что он парит, Хоть отдохнуть присел он. Я вижу спинку меж ветвей И крылья быстрые за ней — Ковром из света и теней Всего себя одел он. Сейчас он различим едва, Такой же темный, как листва, Но солнцем вспыхнет синева — И в небеса проворно Со стрехи он тогда спорхнет И в звонкой песне осмеет Немой, невзрачный облик тот, Что принимал притворно.

66

Перевод А. Шараповой

THE SOLITARY REAPER

Behold her, single in the field, Yon solitary Highland Lass! Reaping and singing by herself; Stop here, or gently pass! Alone she cuts and binds the grain, And sings a melancholy strain; О listen! for the Vale profound Is overflowing with the sound. No Nightingale did ever chaunt More welcome notes to weary bands Of travellers in some shady haunt, Among Arabian sands: A voice so thrilling ne'er was heard In spring-time from the Cuckoo-bird, Breaking the silence of the seas Among the farthest Hebrides. Will no one tell me what she sings? — Perhaps the plaintive numbers flow For old, unhappy, far-off things, And battles long ago: Or is it some more humble lay, Familiar matter of to-day? Some natural sorrow, loss, or pain, That has been, and may be again? Whate'er the theme, the Maiden sang As if her song could have no ending; I saw her singing at her work, And o'er the sickle bending; — I listened, motionless and still; And, as I mounted up the hill The music in my heart I bore, Long after it was heard no more.

ОДИНОКАЯ

ЖНИЦА [67]

Ты слышишь голос там, во ржи, Шотландской девушки простой, Но, чтобы песню не спугнуть, Ты на виду не стой. И жнет, и вяжет — все одна, И песня долгая грустна, И в тишине звучит напев, Глухой долиной завладев. Так аравийский соловей В тени оазиса поет, И об усталости своей Не помнит пешеход. Так возвещает о весне Кукушки оклик, нежный зов В пустынной дальней стороне Гебридских островов. О чем же девушка поет, Все заунывней и грустней? О черных днях былых невзгод, О битвах прежних дней, Старинной песней хороня Невзгоды нынешнего дня. А может, боль былых утрат Пришла непрошеной назад? Но песне не было конца, И жница молодая Все пела, пела, над серпом Спины не разгибая. Я молча слушал, а потом Нашел тропинку за холмом. Все дальше в горы я спешу И в сердце песню уношу.

67

Перевод Игн. Ивановского

TO THE CUCKOO

O blithe New-comer! I have heard, I hear thee and rejoice. O Cuckoo! shall I call thee Bird, Or but a wandering Voice? While I am lying on the grass Thy twofold shout I hear, From hill to hill it seems to pass, At once far off, and near. Though babbling only to the Vale, Of sunshine and of flowers, Thou bringest unto me a tale Of visionary hours. Thrice welcome, darling of the Spring! Even yet thou art to me No bird, but an invisible thing, A voice, a mystery; The same whom in my school-boy days I listened to; that Cry Which made me look a thousand ways In bush, and tree, and sky. To seek thee did I often rove Through woods and on the green; And thou wert still a hope, a love; Still longed for, never seen. And I can listen to thee yet; Can lie upon the plain And listen, till I do beget That golden time again. О blessed Bird! the earth we pace Again appears to be An unsubstantial, faery place; That is fit home for Thee!

КУКУШКА [68]

С восторгом слышу голос твой, Кукушка, гость весны! О, кто ты? — птица, иль пустой Лишь голос с вышины? Я слышу твой двухзвучный стон, Здесь лежа на траве; Вблизи, вдали — повсюду он В воздушной синеве. Долинам весть приносит он О солнце, о цветах, А мне — волшебный сладкий сон О прошлых чудных днях. Пленяй, как некогда, мне слух! Доныне, гость долин, Ты мне не птица; нет, ты дух, Загадка, звук один, — Тот звук, который в прежни дни, Как школьник, я искал, Везде, и в небе, и в тени Дерев, и в недрах скал. Бывало, целый день везде В лесах, лугах брожу; Ищу повсюду, но нигде Тебя не нахожу. Так и теперь я слушать рад Твой крик в лесной тени. Я жду: не придут ли назад Давно минувши дни. И снова кажется мне мир Каким-то царством снов, Куда принесся, как на пир, Ты, вешний гость лесов!

68

Перевод Д. Мина

"She was a Phantom of delight…"

She was a Phantom of delight When first she gleamed upon my sight; A lovely Apparition, sent To be a moment's ornament; Her eyes as stars of Twilight fair; Like Twilight's, too, her dusky hair; But all things else about her drawn From May-time and the cheerful Dawn; A dancing Shape, an Image gay, To haunt, to startle, and way-lay. I saw her upon nearer view, A Spirit, yet a Woman too! Her household motions light and free, And steps of virgin-liberty; A countenance in which did meet Sweet records, promises as sweet; A Creature not too bright or good For human nature's daily food; For transient sorrows, simple wiles, Praise, blame, love, kisses, tears, and smiles. And now I see with eye serene The very pulse of the machine; A Being breathing thoughtful breath, A Traveller between life and death; The reason firm, the temperate will, Endurance, foresight, strength, and skill; A perfect Woman, nobly planned, To warn, to comfort, and command; And yet a Spirit still, and bright With something of angelic light.