Побудь вблизи, прерви полет! Пусть взор мой на тебе замрет! Тобой воссоздан каждый миг Первоначальных дней моих! И время, что давно мертво, оживлено тобой, Порхающее существо: Отца я вижу своего со всей моей семьей. О, сладость, сладость детских лет, Когда за мотыльком вослед Бежали мы с моей сестрой, Разгоряченные игрой. Я, как охотник, подстерег Добычу — но напрасен был Мой бег, отчаянный прыжок: Оберегал ревниво Бог пыльцу прелестных крыл.
Едва начнешь ты куковать, Я стану беззаботным, О, птицей ли тебя назвать Иль звуком перелетным? Вот я в траве высокой лег И слышу крик повторный, Летит он, — близок и далек, — Тревожа воздух горный. Твердишь ты долам о весне, О солнце и растеньях, Но повесть ты приносишь мне О призрачных мгновеньях. Привет! Ты нам ласкаешь слух Весною не случайно. Не птица, а незримый дух, Бродячий голос, тайна. Все тот же, что меня пленял В далеком детстве, в школе, И вглядываться заставлял В кусты, деревья, поле. Я за тобой в лесу бродил, И, голос перелетный, Ты мне надеждой сладкой был, Прекрасной и бесплотной. И я люблю тебе внимать, Сокрыт травой густою, Пока не оживет опять То время золотое. И мир, где обитаешь ты, Мне кажется, о птица, Чудесною страной мечты, Где сердцу сладко биться.
Я слышу издали сквозь сон Тебя, мой давний друг. Ты — птица или нежный стон, Блуждающий вокруг? Ложусь в траву, на грудь земли, И твой двукратный зов Звучит так близко и вдали, Кочует меж холмов. Привет любимице весны! До нынешнего дня Ты — звонкий голос тишины, Загадка для меня. Тебя я слушал с детских лет И думал: где же ты? Я за холмом искал твой след, Обшаривал кусты. Тебя искал я вновь и вновь В лесах, среди полей. Но ты, как счастье, как любовь, Все дальше и милей. Я и сейчас люблю бывать В твоем лесу весной, И время юности опять Встает передо мной. О птица-тайна! Мир вокруг, В котором мы живем, Виденьем кажется мне вдруг. Он — твой волшебный дом.
Печальным реял я туманом Среди долин и гор седых, Как вдруг очнулся перед станом, Толпой нарциссов золотых: Шатал и гнул их ветерок, И каждый трепетал цветок. Бесчисленны в своем мерцанье, Как звезды в млечности ночной, Они вились по очертанью Излучины береговой — Сто сотен охватил на глаз Пустившихся в веселый пляс. Плясала и волна; резвее, Однако, был цветов задор, Тоску поэта вмиг развеял Их оживленный разговор, Но сердцу было невдогад, Какой мне в них открылся клад. Ведь ныне в сладкий час покоя Иль думы одинокий час Вдруг озарят они весною, Пред оком мысленным явясь, И сердцем я плясать готов, Ликуя радостью цветов.
Охваченный восторгом, свой порыв Я торопился разделить — но ты Спала среди могильной немоты, Привычной скорбью радость угасив. Любовь моя, во мне твой образ жив! Но как я мог забыть тебя? Чья власть Хотя б на миг позволила мне пасть, Своим сияньем лживым ослепив Глаза, оплакавшие твой уход?! Как превозмочь мне боль мою, мой стыд? Храни же, сердце, среди всех невзгод Алмаз, что в глубине твоей сокрыт. Увы, ни этот, ни грядущий год Тот лик небесный мне не возвратит.
О Сумрак, князь одной годины сонной! Приятней ночи, чей удел — чернить, Ты лишь предметов грани хочешь скрыть От зрения. О властелин исконный! Мерцали так же воды, стлались склоны Для взора бритта, что главу склонить Под волчьей шкурой шел и опочить На кругах скал иль сквозь покров зеленый Глядел, пока не засыпал. Ему Был тот же, что и нам, простор открыт, Твоя, о властелин теней, картина. Мы зрим залив и мощных скал кайму, Над гладью звезды — древен этот вид, Как неба и земли первопричина.
131
Перевод А. Парина
ГЛЯДЯ НА ОСТРОВОК ЦВЕТУЩИХ ПОДСНЕЖНИКОВ В БУРЮ [132]
Когда надежд развеется покров И рухнет Гордость воином усталым, Тогда величье переходит к малым: В сплоченье братском робость поборов, Они встречают бури грозный рев, — Так хрупкие подснежники под шквалом Стоят, противясь вихрям одичалым, В помятых шлемах белых лепестков. Взгляни на доблестных — и удостой Сравненьем их бессмертные знамена. Так македонская фаланга в бой Стеною шла — и так во время оно Герои, обреченные Судьбой, Под Фивами стояли непреклонно.
О, не молчи! Или любовь — цветок? И холод отдаленья моего Убил последний слабый лепесток Прекрасного цветения его? Я, словно странник, нищ и одинок. Прерви свой сон, как злое колдовство! Поверь, что счастья твоего залог Лишь в исполненьи долга своего. Откликнись же! Пусть сердце-сирота Печальней опустевшего гнезда, Засыпанного снегом средь нагих И зябнущих шиповника ветвей, — Но тысячью признаний дорогих Сомненья нестерпимые развей!
133
Перевод И. Меламеда
Комментарии
В комментариях использованы собственные примечания Вордсворта, написанные им в последние годы жизни, опубликованные в издании 1857 г. и воспроизведенные в издании: The Complete Poetical Works of William Wordsworth. With an Introduction by John Morley. London, New York, 1891.
FROM "LYRICAL BALLADS" (1798)
ИЗ СБОРНИКА "ЛИРИЧЕСКИЕ БАЛЛАДЫ" (1798)
Сборник "Лирические баллады" вышел в Бристоле в сентябре 1798 г. анонимно. Мы впервые публикуем все произведения Вордсворта, вошедшие в него.
Некоторые из стихотворений в последующих изданиях подверглись существенной переработке, но мы приводим их в окончательной авторской редакции, за исключением стихотворений "Строки, оставленные на камне в разветвлении тисового дерева…", "Странница", "Саймон Ли" и "История для отцов". Помимо баллад и стихотворений Вордсворта в сборник вошли следующие произведения Кольриджа: "Сказание о Старом Мореходе" (The Rime of the Ancyent Mariners), "Рассказ приемной матери" (The Foster-Mother Tale), "Осужденный" (The Convict) и "Соловей" (The Nightingale).