Избранница звёзд

Хольмберг Чарли

Возвращаясь в спальню, я обнимала свой живот, своего ребенка, хотя бы для того, чтобы напомнить себе, почему я здесь и что я вовсе не одна.

* * *

К счастью, Фосия в конце концов сдалась.

Я ее не донимала, только всегда здоровалась с ней при встрече и благодарила. И она ко мне привыкла. Возможно, еще и Эльта замолвила за меня словечко. Во всяком случае, так мне хотелось думать.

Что меня удивило, так это то, насколько Фосия расслабилась. Ко второму месяцу моей беременности она уже общалась со мной,

как со старой подругой. Фосия разговаривала, как старушка, и ворчала так же.

– Дитя, вам не нужно купаться, – сказала она в ответ на мою просьбу о ванной. Мой живот все еще был плоским, но теплым, и порой в темноте под одеялом я различала слабое мерцание, пульсирующее под кожей у пупка. – Не здесь. Тут! Нет! Грязи!

Я улыбнулась.

– И все же мне хотелось бы принять ванну.

Во взгляде ее ярко-голубых глаз, вполне человеческих по виду, читалось удивление.

– По-вашему, Вселенная мечтает о том, как бы наколдовать вам ванну?

– Вреда в этом не будет, Фосия, – в не-комнату вошла Эльта с охапкой чего-то, в чем я почти сразу распознала нитки всех цветов радуги. Вскочив с не-стула, я бросилась к ней навстречу:

– Ты нашла нитки! – я затанцевала вокруг нее, пока она не переложила свою ношу мне на руки: некоторые клубки припали к груди, некоторые полетели на пол.

У меня было так много времени и совсем нечем его занять, поэтому я не раз спрашивала, можно ли мне вышивать. Я и не думала, что Эльта восприняла мои просьбы всерьез.

Фосия поджала губы.

– От смертных? Что на тебя нашло?

Эльта передернула плечами.

– Ведь она – избранница звезд.

Скрестив руки на груди, Фосия отвернулась. Она словно не хотела слышать напоминаний. Однако, заметив мой взгляд, рявкнула:

– Не воображайте, будто вы мне теперь нравитесь, Церис Вендин!

Я аккуратно отнесла нитки к своему не-креслу и, сев, принялась перебирать цвета. Пальцы наткнулись на желтую, такую яркую, что она казалась почти белой, тонкие нити мерцали на свету. В груди запульсировало знакомое чувство – смесь страха и желания, парадокс в неладах с самим собой.

– Когда… Когда я увижу Его вновь?

С нашей совместной ночи я не видела Солнце даже мельком. Следовало, пожалуй, радоваться, однако было непросто отмахнуться от привязанности первой любви, пусть любовью это и не назовешь.

Тем не менее все тело содрогнулось от полузабытой боли. Мелодия тех ощущений запечатлелась в самом моем естестве.

И вновь божки посмотрели на меня так, словно я была чем-то иным, чем-то хуже смертного. Словно я была жалко уродлива или у меня были тяжелые увечья.

– Вы увидите Его на середине срока, – ответила Эльта.

– Лишь тогда?

Она кивнула.

Я почувствовала гнев.

– Значит, он возлежит с женщиной, а потом не приближается к ней почти пять месяцев?

– Дитя! – упрекнула меня Фосия.

Эльта покачала головой, затем посмотрела на небеса. Я проследила за ее взглядом, и глаза мгновенно устремились к месту погибшей звезды. Я всегда могла его отыскать.

– Звезд великое множество, – прошептала Эльта. – Множество и звездных матерей. По одной на каждую. Слишком… тяжело вынести, даже для бога.

От ее слов в сердце кольнуло. Я даже не подумала. Смертные… мы – ничто в сравнении с богами. Тем не менее, было ли Солнцу больно оттого, что матери Его детей всегда умирали? Были у Него чувства к ним? Не потому ли Он казался таким печальным?

А ко мне у Него были чувства?

Он не давал Себе возможности их развить и, похоже, не хотел.

И тогда я поняла, почему Эльта с Фосией не решались со мной заговорить: боялись подружиться.

Я положила ладонь на теплое местечко на животе и улыбнулась, чувствуя пусть и призрачное, но родство с ребенком.

– Ладно. Осталось всего три месяца.

Фосия поднялась со стула и как-то умудрилась приготовить мне ванну.

Всякий раз, когда мне становилось скучно или от вышивки начинали ныть пальцы, я принималась бродить по дворцу Солнца. Он не сильно отличался от собора, пусть и гораздо, гораздо больше, чем у нас у Эндвивере. Казалось, вечная архитектура чувствовала пределы моего сознания и пыталась подстроиться под что-то, что я могла осмыслить. Окна – эти яркие пятна света – просто появлялись, когда я приближалась к любой не-стене, и я выглядывала из них на небеса, на невероятные завихрения цвета с бесконечными звездами позади. Любуясь ими, я клала ладонь на живот и с восхищением думала о божке, растущем внутри.

Все звезды божки – третий ярус небесных существ. Поговаривают, что они живут на Земле, но редко раскрывают себя перед смертными. На следующем ярусе находятся полубоги вроде Луны. Вот они бессмертны, пусть и далеко не такие могущественные, как боги. Если смертные – мыши, то божества – собаки, а полубоги – медведи. А вот боги – буря, совершенно отдельный класс, обладающий, казалось бы, бесконечной силой. Матушка-Земля тоже бог, но считается, что Она дремлет, утомленная вечными склоками на небесах, именно поэтому позволяет столь многим существам жить на Ней. Только полубог Терет, живущий в великом океане, может шептать Ей во сне, ибо они любят друг друга и посему едины: Земля и вода.

Во время моих странствий мне никогда не попадался Солнце: ни в коридорах, ни за окнами. О Его присутствии или отсутствии говорило лишь освещение стен.

Я вышивала целыми днями, как никогда прежде. Кончики пальцев вновь медленно покрывались твердыми корками. У меня были нитки всех оттенков, иголки двадцати размеров и длинные тюки ткани, сделанные руками человека. Я трудилась с пылом и восторгом одинокой женщины, отчаянно нуждающейся в занятии.

Первым делом я вышила изображение Солнца.

Я изо всех сил старалась передать Его этим примитивным способом, используя ярчайшие нити – белые и желтые, – чтобы запечатлеть Его величие, ибо именно с Него началась эта новая история. Несмотря на то что Его образ накрепко отпечатался в сознании, воссоздать Его было почти невозможно, и я не раз распускала работу, прежде чем результат меня удовлетворил.

– Это твой отец, – я поймала себя на том, что обращаюсь к животу, который в ответ вспыхнул волной жара. – Ты – дитя великого короля. Никогда об этом не забывай.