Избранница звёзд

Хольмберг Чарли

Ночное небо надо мной лучилось энергией – одеяло, готовое подхватить свое дитя. Огоньки света плясали в предвкушении встречи с новой сестрой или братом. Пустое пространство, где погасла последняя звезда, словно тянулось навстречу. В своем бреду я представляла, как оттуда вырывается темная рука и хватает мой живот.

Божества едва успели меня уложить, когда я закричала.

У меня было предостаточно времени, чтобы обдумать предстоящие роды. Я видела роды прежде. Видела слезы и мужество, ужас и радость. Я обсуждала с помощницами и самим Солнцем, чего мне ждать. Я считала, что готова.

Однако нельзя подготовиться

к жгучей боли, которая пронзила меня насквозь, словно клещи кузнеца подцепили кожу на ступнях и одним резким, жестоким движением содрали ее до самого лба. Словно меня выпотрошили для того, чтобы поджарить на костре. Словно меня пронзил колом сам Солнце, а плоть обуглилась.

Я полагала, что никогда не испытаю такой невыносимой боли, как во время занятия любовью с Солнцем.

Родить Его ребенка было во сто крат хуже.

Не оставалось никаких вопросов, почему звездные матери умирали на родильном ложе. Ни один смертный не в состоянии пережить такую муку. Даже божество не справилось бы.

Весь мир превратился в сплошную агонию, жгучую и непреклонную, разрывающую меня на части и соединяющую воедино, чтобы растерзать вновь. Я стала бесплотна, и я стала огнем. Я потеряла сознание в том смысле, что перестала думать, однако продолжала чувствовать пытку внутри, медленно, очень медленно подбиравшуюся к бедрам. Боль не уходила ни на мгновение. Я кричала, не ведая ничего вокруг, едва замечая удерживающие меня руки. Если Эльта с Фосией и пытались меня утешить, я их не слышала. Если появился Солнце, чтобы понаблюдать за моей смертью или рождением своего ребенка, я Его не почувствовала. Я была в клетке собственного мирка, раскаленные прутья прижимались к коже, не позволяя вырваться. Не физически. Только моему духу. И я испытала желание, жуткую потребность освободиться от собственной плоти. Я с нетерпением ждала смерти. Я о ней молила.

Время исказилось. Я заживо сгорала годами, десятилетиями, веками, часами, минутами, секундами. Разрывалась на части вновь и вновь, вновь и вновь, пока наконец – о блаженство! – меня не поглотила тьма.

Глава 6

Век вновь коснулся свет – бледный и непритязательный, с легким оттенком розового, однако я не сразу это поняла. Сознание с трудом вспоминало, что такое свет. Моргая сухими глазами, я глядела на него и недоумевала. Долго лежала, силясь понять, кто я такая, что это за тело и как мы связаны. Громоздкие думы терлись друг о друга, словно валуны, тем не менее они двигались, и постепенно я вновь собрала себя воедино.

Церис. Избранница звезд.

В благословенной загробной жизни.

Вот только… загробная жизнь слишком походила на причудливый дворец, в котором я провела почти год. Мало-помалу я нашла в себе силы повернуть шею, взглянула на ночь и звезды над головой и обнаружила неподалеку не-колонну в нескольких шагах от моей не-кровати.

Я лежала навзничь на покрывале, руки раскинуты в стороны, ноги слегка раздвинуты. В белом одеянии, мерцавшем собственным светом, похожим на свет звезды. Ткань, невиданная на Земле, не сотканная человеком. На груди лежали четыре стеклянные розы, а на лбу я почувствовала металлическую корону, теплую от соприкосновения с кожей.

Меня одели как на похороны, на погребение. Как почтенного усопшего. Однако мой дух по-прежнему цепко крепился к телу, одеревеневшему и утомленному, но не болезненному. Хотя, возможно, оно и ныло, просто в сравнении с болью от родов это меня не тревожило.

Сбитая с толку, я подняла взгляд к небу, усыпанному мириадами разноцветных звезд. Взгляд приковала одна из них, белая бусинка на черном фоне, крошечная и мерцающая. Булавочный укол новой жизни на маленьком островке, где ранее затухла старая. Каким-то необъяснимым образом я сразу поняла: то моя звезда. И почувствовала, как она наблюдает за мной, глядит на меня в ответ с… радостью.

Я протяжно выдохнула и улыбнулась. Рядом кто-то ахнул.

– Ох! – Существо уронило кувшин, который исчез в не-полу и вновь появился у нее в руках. – О, Солнце всемогущее, она жива!

Ее крик эхом отразился от не-стен. Она попятилась, словно у меня в волосах притаился дракон, и выскочила из комнаты. Я смотрела ей вслед, сумбурные мысли подсказали имя – Эльта. Затем я попыталась сесть, но организм еще не вполне пришел в себя. Не удавалось даже мизинцем пошевелить.

Эльта вскоре вернулась с тремя спутниками, одного из которых я узнала, но не вспомнила имя. Все уставились на меня круглыми горящими глазами. Самый низкорослый, с лицом, напоминающим медведя, подошел ко мне вплотную и пристально заглянул в глаза. Затем, собрав стеклянные розы с моей груди, прижал к ней широкую ладонь и резко одернул, словно обжегшись.

– Она выжила, – его голос был наполнен воздухом, неосязаемый, как ветер. – Выжила!

– Немедленно сообщите Сатто! – воскликнул другой.

– Н-нужно ее покормить, – прохрипела Эльта.

И все они исчезли, оставив меня в одиночестве смотреть на мою звезду, отчаянно мечтая до нее дотянуться.

* * *

Три дня я провела в кровати со своей вышивкой у изножья, приходя в себя от испытания, которому полагалось меня убить. Я не знала, почему выжила, как и все прислуживавшие мне божки. Один из них, существо с медвежьим лицом, внимательно меня осмотрел и объявил:

– Вы всецело и бесспорно смертная.

И действительно, я шла на поправку так же, как всякая смертная оправляется после тяжелых родов. Даже лучше, ибо из чрева не вытекло ни капли крови, хотя у большинства женщин кровь идет еще несколько недель после родов. Оставалось неясным, связано ли это с тем, что мой ребенок – звезда, или же его рождение прижгло раны.

Я быстро восстанавливала силы благодаря покою и питанию. Мне доводилось видеть, как порой люди продолжают страдать в мыслях долго после окончания физических страданий, однако мои воспоминания о родах были смутными и далекими, словно все произошло во сне. Словно разум не хотел запоминать, хотя позже я заметила, что тело сохранило память о том, что было сложно принять.

Мне казалось, будто руки у меня слишком легкие, будто им чего-то недостает – младенца. Я не могла отделаться от постоянной тревоги, что о чем-то забыла. Просила увидеться с моей звездой, однако никому из божков не хватило бы сил доставить меня к далеким местам, где она жила, а мне еще не представилась возможность попросить Солнце, ибо Его всецело занимали «дела первостепенной важности», как выразилась Фосия. И действительно, стены Его дворца в основном оставались матовыми.