Избранница звёзд
Шрифт:
– Я не величайший, – прошептал Солнце.
– Для нас – да, – настаивала я. – Когда Вы будете ужинать со следующей звездной матерью и она попросит Вас рассказать о других, я хочу, чтобы Вы назвали мое имя и мою деревню. Чтобы рассказали ей обо мне.
Мгновение он изучал меня, прежде чем спросить:
– И что именно мне рассказать?
Я опустила вилку рядом с тарелкой и сложила руки на коленях, размышляя.
– Вам следует им рассказать, что я часто высказывалась без разрешения и создавала Ваши непохожие портреты в вышивке, но я была добра к Вашим
Он долго обдумывал мои слова. Затем опустил взор.
– Ты права, разумеется.
– Я не глупая и знаю: Вы – Солнце, у Вас огромная сила и важная задача, нет времени изучать все тонкости моей личности. Но Вам не стоит избегать меня только потому, что моя скорая смерть Вас огорчает.
На миг мне показалось, будто огонь вокруг Его плеч вспыхнул, при этом цвет стал темнее, как сердцевина заката.
Минуло несколько секунд, ни один не притронулся к еде.
Я задумчиво провела пальцем по краю стола.
– Каково это… умирать?
Его бриллиантовые глаза нашли мои.
– Ты спрашиваешь не того. Ибо умереть я не могу.
– Но Вы видели смерть, – заметила я, и Он кивнул, – с самого сотворения мира…
– Я не настолько стар, – возразил он. – Во всяком случае, начала не существует.
Я улыбнулась.
– Ну, значит, просто за свою долгую жизнь.
Он выпрямился в кресле.
– Почему ты об этом спрашиваешь, Церис?
– Разве меня не должно волновать собственное будущее?
Он нахмурился.
– Полагаю, – он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Тебе воздадут почести на Матушке-Земле и на небесах. Твоя душа вознесется на высший слой загробной жизни, где боги и божки живут только для того, чтобы служить тебе и твоим близким.
– Мои близкие тоже вознесутся? – прервала Его я.
– Верно. Всем связанным с тобой после их кончины укажут путь в рай.
В груди расцвело тепло, похожее на тепло моей звезды. Значит, обещания блаженного рая правдивы. Я вновь увижусь с семьей. Увижусь и с Каном, если он выберет этот путь… впрочем, с чего бы ему не выбрать?
– Твое тело отправят обратно домой вместе с дарами в знак благодарности. Твой народ будет тебя почитать. Таков заведенный порядок.
Я знала о своей дальнейшей судьбе, однако она до сих пор казалась мне неосуществимой. И Его слова… Они утешали.
– Спасибо. Позвольте задержать нашу трапезу еще одним вопросом?
Он ждал, как всегда терпеливый.
– Какой она будет, когда родится?
Повернув тарелку на несколько градусов, Солнце спросил:
– Считаешь, что будет девочка?
Я пожала плечами, сама толком не понимая, на чем основано это предположение: лишь на моем желании, чтобы ребенок был похож на меня, либо на материнской интуиции. Все это было для меня в новинку.
Он так долго думал над ответом, что я еще немного поела.
– Не уверен, что тебе по силам это осмыслить.
– Тем более стоит мне рассказать.
Он почти улыбнулся, однако бриллиантовые глаза печально блеснули – не то чтобы бог, сотворенный из огня, способен плакать.
– Она будет яркой и великолепной, – наконец ответил он. – Но будет больно.
Я отложила вилку, горло вновь сдавил спазм. После нескольких мгновений спросила:
– Она увидит мое лицо?
Выражение его лица смягчилось.
– Они всегда видят.
Я кивнула и отрезала кусочек мяса, однако аппетит пропал. Я ожидала, что смерть наступит быстро – смертные не созданы для таких мук. Но я всем сердцем надеялась продержаться достаточно, чтобы увидеть лицо моей малышки, взять ее на руки. Узнать ее.
– Я им расскажу, – осторожно начал Солнце, отвлекая меня от бурного потока мыслей, – что Церис Вендин была мудра не по годам, дерзка и в то же время до дивного очаровательна. И что она любила своего ребенка всей душой.
Мои губы тронула улыбка, я вытерла слезы.
– Рада это слышать.
Женщина всегда интуитивно понимает, что у нее начались родовые схватки, даже когда они у нее впервые, поэтому, почувствовав едва заметные сокращения живота, я замерла и прислушалась к себе. Моя вышивка была готова – я справилась быстро, больше ничего не оставалось, – и я почти закончила элегантную кайму из жимолости, когда возникла первая вспышка боли.
Вторая была сильнее, а третья – еще сильнее. К четвертой я поняла: что-то не так. Не неправильно, но и не нормально, ведь роды у женщины наступают не столь быстро и не столь бурно. В деревне я видела, как появляются на свет дети, и наслушалась рассказов повитухи, которая помогала мне с тканью для моего свадебного платья, так что сомневаться не приходилось.
Я поднялась, схватки стали внезапными и быстрыми, каждая как пинок в живот. При этом меня накрывала волна жара, превосходящего мой собственный, словно в чреве разгорались угли.
Моя звезда. Она была готова вот-вот появиться на свет.
Осознание повергло меня в сильнейшую панику, и я даже не вспомнила, что стою на пороге смерти: что существо внутри разорвет меня на части, как некогда его братья и сестры разрывали своих матерей. Однако я знала, что это существо, этот ребенок, который составлял мне компанию последние девять месяцев, готов заявить о себе. И я надеялась, что он увидит мое лицо и услышит голос, прежде чем мое тело испустит дух прямиком в рай.
Сгорбившись, я добралась до своей не-двери, открыла и прокричала в не-коридор, ведущий в никуда и повсюду:
– Роды начались!
Если бы я знала, что эти два простых слова привлекут ко мне столько внимания, то произнесла бы их в первую же неделю во дворце.
Ко мне снизошли божества. Среди них были и Эльта с Фосией – они не спускали с меня глаз последние три недели, зная, что подходит мой срок. Остальных я видела впервые. Прекрасный причудливый дворец задвигался и забурлил вокруг, словно сама утроба, и я оказалась в комнате, мало чем отличающейся от моей собственной, только более плотной, с непрозрачными не-стенами, наклоненными так, будто в попытке лучше меня рассмотреть. При всем при этом надо мной виднелось открытое небо – никакого потолка, лишь бесконечные звезды и галактики, цвета и формы, которым я тогда не имела названия. Примерно как в комнате Солнца, где я бывала всего раз.