Избранник ворона

Вересов Дмитрий

– Надо, понимаешь, форму держать, – объяснил он сыну.

После этого они каждое утро делали основательную, до пота, зарядку, сопровождаемую спартанскими водными процедурами, в течение которых Нилушка беспрерывно верещал, а бабушка, проходя мимо ванной, недовольно хмурилась.

Потом побывали в магазине «Юный техник» на Садовой, где накупили такую кучу заготовок для авиамоделей, что домой пришлось возвращаться на такси.

Под руководством отца Нилушка, высунув от старания язык, вырезал, клеил, прилаживал к тонким деревянным планочкам проволочные нервюры, аккуратно, чтобы без морщин, обтягивал каркас крыльев тонкой папиросной бумагой... Первый планер пошли испытывать в Михайловский сад всей семьей, только

бабушка отказалась. Как было радостно, когда легкая, белоснежная модель, сделанная собственными руками, взмыла в небо и не спеша поплыла над лужайкой, над скамейками, где все сидящие дружно, как по команде, подняли головы и посмотрели вверх, над кронами деревьев. И как горько, когда внезапный порыв ветра подхватил его гордую птицу и безжалостно швырнул на середину Мойки, и достать ее оттуда не было никакой возможности.

Мама гладила плачущего Нилушку по головке, но он никак не мог остановиться. Отец долго глядел на это, а потом тихо сказал:

– Мужчины не плачут.

Слезы мгновенно высохли, только по инерции пару раз всхлипну лось.

Зато потом были новые планеры, и самолетики на резиновом моторчике, и маленькие, но точные копии настоящих боевых машин, сделанные из картона по чертежам журнала «Моделяж». Они приступили к работе над серьезной радиоуправляемой моделью «По-2», но дело заглохло из-за отсутствия в магазинах необходимых деталей.

При отце бабушка не так свирепствовала с музыкой, и занятия как-то сами собой свелись к минимуму. Уроки же французского отец попросту отменил волевым решением:

– Франция? Да одна наша Таманская дивизия всю эту Францию за три дня возьмет! А вот с янкесами придется повозиться. Нет уж, пусть-ка парень изучает язык потенциального противника!

И сам не поленился сходить в школу с углубленным изучением английского, что возле метро «Чернышевская». В результате этого похода Нилушку, предварительно и очень благосклонно проэкзаменовав, в школу записали, хотя по микрорайону он не подходил...

Как-то днем они вдвоем сели на трамвай и доехали до стадиона Кирова. Вообще-то собирались на футбол, которого отец не видел все семь китайских лет, а Нилушка – и вовсе никогда, если, конечно, не считать дворовой разновидности. В газете прочитали, что «Зенит» принимает сегодня «Кайрат» из Алма-Аты. Выехали заранее, чтобы не давиться в переполненном трамвае и погулять перед матчем по парку. Нилушка, понятное дело, имел в виду и всякие аттракционы.

Сезон только-только начался, и некоторые из аттракционов еще не работали, в том числе и знаменитые американские горки, на которые мальчик возлагал особые надежды. На парашютной вышке заело лебедку, между небом и землей из-под опавшего парашюта болтались чьи-то ноги в пижамных штанах и слышалась громкая брань. Возле механизма толкались служители, а наверх никого не пускали.

– А ты с такой вышки прыгал? – спросил Нилушка отца.

– С такой? – Отец задрал голову, прикинул. – Нет, с такой не прыгал, У нас в училище пониже была. С нее и прыгали.

– А-а... – протянул Нилушка с явным разочарованием.

– Только без парашюта, – добавил отец.

– Так разобьешься.

– А мы в воду, на растянутый брезент, на сено. Летчик, он должен быть ко всему готовым...

Зато, к неописуемому счастью взгрустнувшего было Нилушки, на полную катушку работала «мертвая Петля», а народу около нее было совсем мало. «Дрейфят», – не без злорадства подумал он и потащил отца занимать очередь. Они забрались в гондолу, крепко-накрепко пристегнулись ремнями и понеслись, сначала медленно, раскачиваясь вверх-вниз, взад-вперед, как лодка, оседлавшая штормовую волну, потом все быстрей, быстрей и выше. Сердце то уходило в пятки, то поднималось к самому горлу. Когда гондола сделала полный круг, и Нилушка оказался на мгновение висящим вниз головой на умопомрачительной высоте,

он едва не зашелся пронзительным девчоночьим визгом, но сдержался и только ухнул утробно. Визжать было стыдно – хорош тот летчик, который визжит, исполняя фигуры высшего пилотажа! Он даже нашел в себе силы самостоятельно выбраться из гондолы, когда та остановилась, и, пошатываясь, спуститься с помоста, но когда он почувствовал под ногами твердую землю, его вдруг так качнуло, что он упал на непросохшую дорожку.

– Мотает? – спросил отец, помогая подняться.

– Да есть маленько, – по-взрослому ответил он. – Ничего, сейчас оклемаюсь.

Отец усмехнулся, и они пошли к тиру. По дороге Нилушка и вправду оклемался. Зайдя в открытый павильончик тира, первым делом схватился за винтовку, прикованную к барьеру металлической цепочкой. Винтовка оказалась неожиданно тяжелой и длинной.

– Погоди, – сказал отец и по-хозяйски бросил помятому служителю: – Мишень. Стрелки есть? – Служитель кивнул. – Три штуки. Оперение белое. – Только три? – разочарованно протянул Нилушка.

– Погоди, – повторил отец. – Всякое новое оружие сначала надо пристрелять.

Он подкинул винтовку на ладони, со щелчком разломил надвое, вставил стрелку – длинную пульку с белым пучком перьев на конце, – обеими руками облокотился о барьер, тщательно прицелился. Белый хвостик появился точно в центре черного кружка мишени, но отец остался чем-то недоволен – поставил винтовку перед собой, потрогал черный винтик, расположенный над стволом, прицелился снова... Три белых пятнышка на мишени слились в одно.

– Годится, – сказал отец.

Он поставил Нилушке под ноги низенькую табуретку, показал, как ставить руки, как держать винтовку. Оказалось, что если Нилушка упрет приклад в плечо, то ему будет не дотянуться до спускового крючка, так что пришлось положить край приклада на плечо.

– Это ничего, – утешил отец и встал сзади, направляя движения сына. – Главное, правильно прицелиться и правильно спустить курок. Оружие – это естественное продолжение мужской руки, запомни, а ствол – это как указательный палец. Куда покажешь этим пальцем, туда и полетит пуля. Теперь смотри: вот эта пипочка на самом конце называется мушка. Ловим ее в прорезь... вот так... и все вместе направляем... На медленном выдохе, палец ведем плавно, не дергая... Стой, куда это целишь?

– Буржую в брюхо.

Нилушка показал па толстопузого жестяного капиталиста, обнимающего атомную бомбу. И капиталист, и бомба были облезлыми и пятнистыми от множества прямых попаданий.

– Не так, – сказал отец. – В пневматическом тире, если хочешь попасть, надо целиться не в саму фигуру, а вот в тот кружочек на железке, сбоку от цели.

Кружочек возле буржуя оказался очень маленький, и Нилушка выбрал другой, самый большой, даже не посмотрев, к чему он присоединен. Сосредоточился, поймал мушку в прорезь, навел, медленно выдохнул...

Дзынь! Это раскололся надвое зеленый металлический арбуз, показав красное нутро.

– Папа, я попал, попал, слышишь?! На большее его не хватило. Промазав дважды, он со вздохом протянул винтовку отцу.

– Все.

– И правильно. На первый раз хватит. Мне тряхнуть стариной, что ли? Еще десять пулек.

Он взял винтовку совсем не так, как учил Нилушку, а на одну вытянутую руку, как держат пистолет, выпрямился, расставил пошире ноги. Выстрел – и на пол упала большая звезда из фольги, второй – упала другая. Только на третьем выстреле Нилушка сообразил, что отец стреляет не по самим звездам – это было бы слишком легко, они большие, – а по почти невидимым ниточкам, за которые эти звезды прицеплены. Остальные посетители прекратили стрельбу и наблюдали, затаив дыхание. Восемью выстрелами отец сбил все восемь звезд, а две оставшиеся пульки высыпал в ладошку восторженно глядящему на него конопатому мальчишке постарше Нилушки года на три.