Избранник ворона
Шрифт:
– Гражданин, а гражданин, вы бы поднимались. Прибыли уже.
– М-м-м...
Упитанный брюнет характерного московско-грузино-еврейского обличия зачмокал пухлыми губами, но глаз так и не раскрыл.
– Нажрался, паразит! – Настя вложила в свой свистящий шепот всю рабоче-крестьянскую ненависть.
И впрямь, гражданин, похоже, провел веселенькую ночку. Откидной столик был завален элитарными ошметками – шкурками сырокопченой колбасы, апельсиновой и банановой кожурой, обертками шоколадных трюфелей, тут же банка из-под камчатских крабов, пустая сигаретная пачка с иностранными буквами, опорожненная бутылка дорогого коньяку. На одеяле бесстыдно валялась упаковка известного резинового изделия. Дух стоял соответствующий – окна в поезде не открывались, а кондиционер был уже отключен.
– Гражданин, я вам русским языком говорю! Настя дернула за рукав куда решительней. Толстая волосатая пятерня плавно приподнялась, пошарила в воздухе и замерла на груди проводницы. Этого Настя не выдержала, с маху шлепнула по руке и заорала благим матом:
– Глаза разуй, кобелина!
Брюнет затряс головой, разлепил наконец мутные очи и с тупым недоумением уставился на Настю. – Эт-то... Ты кто вообще?
– Во нажрался, а? Проводница я!
– Проводница? А где Аня? Аня где?! Аня!
– Чего разорался?! Нет тут никакой Ани! А вот милицию позвать – это мигом! В пикете отоспишься! Брюнет растерянно захлопал глазами.
– В каком пикете?
– В вокзальном!
– Так мы что, приехали уже?
– Приехали! – со злорадной усмешкой заявила проводница. – Вы бы еще дольше дрыхли, гражданин, так и обратно бы в Питер уехали. Давайте-ка, выметайтесь по-быстрому!
Заспавшийся пассажир дернулся и поднес ладонь к виску.
– Болит? – с иронией осведомилась Настя. – Неудивительно. Вон как гульнули. – Она показала на захламленный стол. – Совсем наглость потеряли.
– Погоди... Минуточку, минуточку... – Брюнет усиленно заморгал. – А где Аня? Ушла, что ли?
– Да какая тебе еще Аня? Если ты про рыженькую, попутчицу вашу, так она в Бологом вышла и очень просила не будить.
– Что!!! – взревел брюнет так, что Настя отпрянула и перекрестилась. – А вещи?! Вещи где?
Он ухватился за край полки, надсадно крякнув, рванул ее вверх и вытащил на свет Божий серый пластмассовый портфель-"дипломат" с номерным замком, прижал к сердцу.
– Все... Все... – с натугой проговорил брюнет. – Не сердись, хозяюшка, дело такое... Слушай, у тебя в заначке граммулек сто не найдется? Я заплачу.
Настя мгновенно успокоилась и, оценив ситуацию по-новому, вновь шагнула в купе.
– Я тебе что, корчма?
Ох и перепугал же ее этот деляга холеный! А с другой стороны, вон как страдает человек, бодун его бодает нешуточный, видать, не слабей, чем любого пролетария. Проводница сжалилась:
– Ладно, на Ярославском в буфете тетю Асю найдешь, скажешь, от Насти со «Стрелы», она тебя остаканит.
– Вот спасибо! – Брюнет достал из кармана кожанки желтый пакетик жвачки и дрожащей рукой протянул ей. – В знак благодарности.
– Иди, иди!
Проводница вытолкала его сначала в коридор, потом и вовсе на перрон. Брюнет потряс в воздухе портфелем, прислушиваясь к чему-то, и нетвердой походкой двинулся к зданию Ленинградского вокзала.
Дойдя до начала перрона, он двинулся не на Ярославский, а к телефонам-автоматам.
– Вадим Ахметович? Доброе утро, это Яков Даниилович. Я в Москве. Наша договоренность в силе?
– Разумеется, Яков Даниилович. Вас не затруднит подъехать ко мне на службу часикам, скажем, к пяти?
– Нисколько, Вадим Ахметович. Буду ровно к пяти.
– Адрес знаете?
II
(Ленинград, 1982)
– Ну-ну, успокойтесь, Мария Кирилловна, вот, хлебните водички и давайте продолжим. Итак, вы говорите, что мужчина садился в поезд один?
Пожилая проводница всхлипнула и протерла глаза рукавом. Капитан Самойлов одновременно с ней смахнул со лба обильный пот – и тоже рукавом.
– Один, один, – закивала проводница. – Веселый такой, обходительный. Когда я зашла к нему, он на оба места билеты предъявил, попросил никого не подсаживать, сказал, что в Бологом друг присоединится... Чаю заказал, с сухариками...
Мария Кирилловна вновь опустила голову и шмыгнула носом.
– Понятно. И багажа, значит, при нем, кроме ременной сумочки-визитки, не было?
Проводница кивнула, подтверждая – не было, мол.
– И в дороге, говорите, никто к нему не подсаживался?
– Не видела. В Бологом, правда, меня бригадир к себе в третий вагон вызывал, так что, может быть...
Дверь служебного купе приотворилась, в щели показалась стриженая голова и лацкан милицейского мундира.
– Разрешите, товарищ капитан.
– Что там? – недовольно спросил Самойлов.
– Да вот, пассажиры... по домам просятся.
– Фамилии, адреса, телефоны у всех записал?
– Так точно!
– Предупредил, что вызовем в ближайшее время? Так точно!
– Иди... Ну все, Мария Кирилловна, спасибо вам.
– Не за что. – Проводница отвернулась.
– Да, и вот еще что – вы точно ничего там не трогали, не убирали? Ну, когда...
– Да что вы! Только вошла сказать, что подниматься пора, приезжаем скоро... Подошла, за ручку тронула...
Проводница прикрыла глаза рукой и заплакала. Капитан Самойлов встал и вышел в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Там было уже пусто, только у ближнего тамбура дежурил милиционер, да возле прикрытой двери седьмого купе нервно курил высокий мужчина в штатском. Капитан подошел к нему.
– Ну что, Феденька, отдыхаем?
– Да, там теперь эксперты колдуют.
– А ты уже отстрелялся?
– Отстрелялся... Похоже, Коля, в этом деле все мы уже отстрелялись.
– То есть? – нахмурился Самойлов.