Избранники вечности. Книга 1. Смерть – это лишь начало
Шрифт:
Пожалуй, самую большую роль в формировании моей личности сыграл отец. Именно ему я обязан как никому другому.
Насколько знал из его рассказов, Гаэтан Ансело родился в Лотарингии в 1846 году в семье обнищавшего дворянина шевалье Луи Д`Ансело. Мать он потерял в возрасте семнадцати лет, а через год умер и отец, беспробудно пивший после похорон обожаемой жены. Кажется, не осталось и других близких родственников.
Рассчитывать Гаэтану было не на кого. Луи умудрился пропить, промотать и проиграть в карты большую часть его наследства. Оставшись в одиночестве, юноша рассудил, что единственным источником благосостояния для него сможет стать только труд. А значит, необходимо получить образование и забыть дворянские замашки предков.
Для осуществления замысла он продал практически все, что оставалось от семейного имущества, оставив лишь небольшую, тщательно подобранную библиотеку, начало которой положил его дед, старинное обручальное кольцо матери, а также орден Почетного легиона и саблю «Оружие чести» (Armes d’honneur – фр.) которую моему прадеду-офицеру в награду за мужество и храбрость вручил Наполеон Бонапарт.
На вырученные средства Гаэтан смог окончить юридический факультет Сорбонны. Однако не успел магистр юриспруденции сменить студенческую мантию на адвокатскую, как пришлось отдавать долг Родине в качестве боевого офицера. Конфликт между империей Наполеона III и германскими государствами во главе с Пруссией закончился для Франции совсем не так, как мечтали соотечественники. Опасность голода и эпидемии в отрезанном и запертом, охваченном кровавым восстанием Париже вынудило нашу страну заключить позорное перемирие.
После войны, как и остальным горожанам, молодому юристу пришлось нелегко: экономика оказалась почти полностью уничтожена, времена наступили не самые подходящие для карьеры начинающего помощника адвоката. Иногда мой отец буквально оказывался на грани голода, и вскоре понял, что на этом поприще вряд ли сможет много заработать, и финансовый взлет в ближайшее время не предвидится.
Когда Гаэтану исполнилось тридцать, ему посчастливилось познакомиться с прекрасной девушкой – стройной темноглазой бельгийкой Селестой – и он потерял голову. Со всей страстностью и галантностью мужчина принялся ухаживать за возлюбленной, которая, к его величайшей радости, согласилась выйти за него замуж.
Теперь Гаэтану приходилось содержать семью. Он хватался за любые, в том числе, невыгодные дела, однако средств все равно не хватало. Но тут произошло событие, в корне изменившее судьбу нашей семьи. В один обычный день к скромному юристу приватно обратился незнакомец с просьбой весьма специфического характера – помочь приобрести фальшивые документы.
Поняв, что дельце сулит немалые деньги, отчаявшийся Гаэтан согласился. За первым заказом последовали другие, еще более щекотливого характера. Предприимчивый француз приобрел хватку, открыл юридическую контору, и дела пошли в гору. Вот только из фамилии он убрал приставку Д‘, чтобы не пятнать честь предков.
Материальных проблем Ансело больше не испытывали. Только с появлением наследника не получалось почти двенадцать лет, что принесло супругам много горя. До моего рождения все беременности матери заканчивались выкидышами. И когда они почти смирились, Гаэтан решился на последний отчаянный поступок. Видя, как Селеста мечтает стать матерью, он обратился за помощью к целебным свойствам крови Гэбриэла. Конечно же, последнее я недавно узнал из отцовского дневника. Сейчас это казалось особенно символичным – дважды своим существованием я обязан древнему вампиру.
Я появился на свет восьмого августа 1888 года – здоровый и крепкий младенец, к тому же, копия Гаэтана. Это было подлинное счастье для родителей. Надо ли говорить, что они не чаяли в отпрыске души и, конечно же, возлагали большие надежды на мое будущее. Рос я настоящим озорником, обладал немыслимым любопытством и морем энергии, поэтому постоянно попадал в переделки, заставляя маму хвататься за сердце, а отца хмурить брови.
Довольно долго я оставался единственным ребенком, надо сказать, порядком избалованным, но добрым и веселым. Только через восемь лет после моего рождения, появилась на свет сестренка Ноэми. В то время я ничуть не сомневался, что мир вертится исключительно вокруг меня. Впрочем, впоследствии это убеждение претерпело лишь незначительные изменения.
Отец прилагал все усилия, чтобы дать мне приличное образование, обучая всему, что пристало юному аристократу: от фехтования, верховой езды и танцев до иностранных языков и литературы. Учеба давалась очень легко: я никогда не засиживался за уроками. Оставалось много времени на шалости, приводившие в отчаяние педагогов. Ситуация не изменилась и в престижном лицее, куда меня зачислили по достижении двенадцати лет.
Там я подружился с Лукой – сыном успешного банкира месье Дюкре, найдя в нем лучшего друга и соратника в мальчишеских играх. Мы были неистощимы на выдумки еще и потому, что на уроках я часто откровенно скучал, имея отменную долицейскую подготовку, да и новый материал понимал и запоминал с первого раза.
Однако доказать багровому от возмущения преподавателю, что он в чем-то неправ, или попросту сорвать урок дурацким розыгрышем стало нашим с Лукой привычным и наиболее любимым занятием. Но, когда приходилось отвечать за содеянное, я всегда брал ответственность на себя, прикрывая друга, потому что у его отца оказалась тяжелая рука и весьма суровые и консервативные взгляды на воспитание отпрыска.
Детство мое практически не омрачалось неприятными событиями. Успехи сменялись победами, росло самомнение, шлифовалась гордыня, ничто не затмевало безоблачный горизонт.
Сомнений в выборе жизненного пути у меня не возникало, с юных лет я впитал уважение к достойной и благородной профессии юриста. Окончив лицей, легко поступил в Сорбонну на тот же факультет, где в свое время учился и Гаэтан, что вызвало в нем большую гордость. В мыслях он уже видел меня блестящим адвокатом или государственным прокурором.
Однако у меня были другие планы. Еще в школьные годы, благодаря наблюдательности и природному любопытству, я понял, что не вся деятельность отца легальна и связана иногда далеко не с обычными людьми. Но началось мое знакомство с мистическим миром еще раньше, в младших классах, когда после рассказов педагога о парижских катакомбах нас строго-настрого предупреждали держаться как можно дальше от этих мест, что, конечно, лишь подстегивало любопытство и подогревало интерес к «запретному плоду».
Когда в спальнях пансиона гасили свет, наступало самое интересное время. Со сладко замирающими от ужаса сердцами мы начинали делиться страшными историями о жутких чудовищах, населяющих подземный Париж и выбирающихся на поверхность по ночам, чтобы напиться человеческой крови.
Возможно, на этом бы все и закончилось. Как и многие другие, я стал бы считать рассказы о монстрах детскими страшилками, если бы не некоторые странности, которые замечал пытливый ум. В целом Гаэтан был очень либеральным в отношении моего воспитания и крайне редко запрещал что-либо, больше направлял и деликатно подсказывал, давал мудрые советы. Однако он в категоричной форме требовал избегать вечерами темных закоулков и трущоб и не приближаться к катакомбам. Кроме этого, всем в доме запрещалось после заката впускать незнакомцев, будь это посыльный из магазина или новый сосед.