Избранники времени. Обреченные на подвиг

Решетников Василий

Американское достижение – это наша почти тренировочная дальность, но они еще и баки дополнительные подвешивали! Генерал Таранов важно раскрыл свой штурманский портфель и сообщил, что мы можем пролететь 16 000. Я сказал, что, по моим расчетам, мы должны пройти 17 000. На это и будем рассчитывать.

Никакой особой подготовки самолетов не было. Заправили по пробки горючим, взяли для попутных полигонов по нескольку бомб и в середине ночи двумя экипажами взлетели. Рядом со мной шел экипаж полковника Евгения Александровича Мурнина. Прошли Среднюю Азию, поднялись по

Лене, обогнули острова, спустились вниз. Отмахали 17 150 километров. В воздухе были 21 час 15 минут. Могли пройти на час больше.

После полета зашли в столовую – не то на ужин, не то на завтрак. Зовут к телефону – командующий. Поздравляет, передает экипажам привет, называет молодцами. Значит, следил за нами с прошлой ночи.

Через некоторое время в военных газетах появилась короткая заметка, сообщавшая, что два советских самолета намного превысили официальный рекорд дальности полета, установленный американцами.

Хоть главное было достигнуто – и командующий, и я, конечно, сокрушались, что не выставили на нашем пути спортивных комиссаров: рекорд вышел неофициальным.

С появлением на исходе 50-х годов первых межконтинентальных боевых баллистических ракет военным и государственным руководством было принято, без каких-либо колебаний, совершенно логичное решение – передать их «на боевую службу» и для дальнейшего развития командующему Дальней авиацией. Да и маршал Судец принял всю концепцию нового оружия как свое кровное дело авиационного военачальника.

Немало лучших офицеров отобрал он из авиационных частей и соединений и определил их в ракетные структуры. Больше других туда ушло инженеров – крепких, опытных, умных. Ушли на крупные должности летчики – командиры дивизий – Дворко, Глазков, Пресняков… На новое дело шел отборный состав.

Ракетные комплексы по мере готовности командующий ставил на боевое дежурство. Вырабатывалась идеология применения ракет в оперативной связи с действиями стратегических бомбардировщиков.

«Младенец» рос не по дням, а по часам. Было решено управление и штаб Дальней авиации перебазировать в подмосковное Перхушково. Там закипало огромное комплексное строительство – штабные корпуса, жилой городок, коммуникации, укрытия… Часть офицеров, операторов штаба Дальней авиации, была переселена в новые корпуса. Они же вели повседневный контроль за организацией и темпами стройки.

В штабе Дальней авиации сразу выявились те, кто слишком плотно прилип к Москве и из нее – даже в ближайшее Подмосковье – ни шагу. Ну, так с ними командующий разбирался индивидуально: кого на вольную, а кого до поры до времени на нижние этажи службы. Военные люди – как иначе могло быть?

Не раз навещал Перхушково и маршал Судец – нерасторопным устраивал нагоняй, вносил коррективы, ставил жесткие сроки, приезжал проверять снова.

В эти последние 50-е годы жизнь в управлении Дальней авиации клокотала, как в проснувшемся вулкане. Одни работали в радостном возбуждении, другие – их было совсем немного – столкнулись с драмой своих надежд.

В один из дней – звонок командующего:

– Зайди ко мне в 18 часов.

Я глянул на

часы: было 12, а я под Киевом. Что раньше всего проворачивалось у меня в голове – сейчас не вспомнить. Но я спокойно ответил:

– Есть, товарищ маршал. В 18 буду у вас.

На пассажирском самолете Ли-2, которые были у меня в дивизии, я по трассе в Москву не успеваю. В следующую минуту звоню на КП Дальней авиации. Там ахнули: я просил в течение ближайших двух часов выдать мне для самолета Ту-16 (в те годы в полках стратегических бомбардировщиков были эскадрильи Ту-16 для тренировок) условия полета на Москву, назвать аэродром посадки и прислать к стоянке автомашину. Все!

Времени на подготовку самолета и экипажа мне хватало.

Садился я в Шереметьеве. «Газик» меня поджидал. Ровно в восемнадцать ноль-ноль (я выждал это время в приемной) стучу в дверь и вхожу в кабинет.

Командующий влезает в рукава кителя, здоровается со мной и как ни в чем не бывало произносит:

– Знаешь, сегодня я занят – у меня прием. Я поговорю с тобой в другой раз.

Можете ругать его и судачить о нем как хотите. Но все это зря. Думаете, он не знал, что нужно подавать заявки на перелет, по крайней мере, за сутки? Что вся эта скоростная операция с подготовкой эшелонов, условий посадки, режимов полета и связи – дело внерегламентное и всегда лежит на грани ошибок? Да знал прекрасно! Но именно такие крайние или экстремальные ситуации в работе его увлекали более всего другого.

Но хорош бы я был, если б вдруг заскулил: «Так товарищ командующий, заявки на перелет нет, а на Ли-2 я все равно к вам не успеваю»…

Он мог бы буркнуть мне что-нибудь обидное, вроде «ладно, сиди уж дома»…

Нет, только не это. Меня охватил злой азарт: «Раз со мной так – я тоже не лыком шит».

Думаю, он все это понял.

Командующий действительно вызвал меня еще раз, но уже поздней осенью и загодя. Я приехал поездом.

С полнейшей ошарашивающей неожиданностью он предложил мне перейти в его управление на должность заместителя начальника боевой подготовки.

– Чучев скоро уйдет. Предстоят перестановки, а у нас на его место пока некого ставить, – раскрывал он свои карты.

Чучев – это заместитель командующего по боевой подготовке.

У меня не было ни минуты на раздумья. Идти мне сюда не хотелось: как я буду тут работать без аэродромов и самолетов? Но отвергать предложение командующего – это не к лицу офицеру. Нужно было отвечать:

– Возьмете меня – верой и правдой буду служить делу. А оставите в дивизии – всю жизнь добром вспоминать вас буду.

Командующий, видимо, очень удивился моей неожиданной тираде, поскольку из строевых соединений, особенно из управлений Воздушных армий, крупные начальственные фигуры прямо-таки ломились в Москву, а этот провинциал из захолустного гарнизона…

– Хорошо, – сказал мне на прощание командующий. – Возвращайся в дивизию. Работай.

Может, в те минуты он вспомнил свое назначение на совсем для него неподходящую должность начальника Главного штаба?

Спустя много лет я от него услышал и главную «тайну».