Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
бескрайнюю, еще не успевшую выгореть пустынную степь.
Красиво! На редкость красиво..
— Вряд ли какая-нибудь другая комиссия имеет такие бесспорные основания
именовать себя «высокой», как наша, — замечает один из нас.
Все охотно соглашаются с этим лестным для собравшихся замечанием, и
комиссия приступает к делу.
Я залезаю верхней половиной туловища внутрь корабля (забираться в него с
ногами категорически запрещено!) и поочередно
трехзначные цифровые комбинации, которые мне подсказывают председатель и
члены комиссии. Все в порядке: система блокировки знает свое дело! Я набираю
подсказанные мне, а потом произвольные, первые приходящие в голову цифры: 641, 215, 335, 146, а надпись «управляй вручную» не загорается, ручное
управление не включается. Но стоит набрать 125 — и система оживает!
Тут же мы убеждаемся, что все в порядке и с конвертом.
202 Больше нам здесь делать нечего. Можно спускаться вниз. И тут я вижу, что
все члены комиссии воспринимают это с такой же неохотой, как я. Отрываться от
корабля — первого пилотируемого космического корабля в истории человечества
— очень не хочется!
Но дело есть дело. Мы спускаемся на землю и, вернувшись в монтажно-испытательный корпус, составляем, как оно и положено, акт обо всем, что было
осмотрено, проверено и установлено нашей комиссией, которая так и осталась в
устном космодромном фольклоре под наименованием «высокая».
Поставив свою подпись под актом, я побрел в столовую.
Вроде все сделано как надо, но какое-то внутреннее неудобство не оставляет
меня. Очень уж противоречит вся эта затея с запечатанным конвертом прочно
въевшейся в каждого профессионального летчика привычке заранее, до вылета, иметь в руках максимум возможной информации на все мало-мальски вероятные
в полете случаи.
Но что тут еще можно сделать?
Не знаю, не знаю. .
Неожиданно — по крайней мере, для меня — возникли на космодроме и
некоторые другие вопросы, всплывшие, когда полет космического корабля с
человеком на борту стал совсем уже близок: если не сегодня, то завтра.
Вот один из таких вопросов: как лучше организовать деятельность
космонавта? Как помочь ему не забыть перечень и последовательность действий, которые он должен будет выполнить на разных этапах полета: перед стартом, после выхода на орбиту, перед началом спуска и так далее? Особенно же — в
случае если возникнет ситуация, деликатно именуемая «нештатной»! Высказано
было несколько предложений и самым рациональным из них было признано
перенесенное из опыта авиации: дать космонавту с собой
которых указать в должной последовательности все, что он обязан сделать на
определенном этапе полета или в определенной возникшей ситуации. На
многоместных самолетах такие карточки находятся обычно у радиста; он же и
читает их вслух каждый раз: перед запуском двигателей, перед выру-203
ливанием, перед взлетом и так далее — авиаторы называют эту процедуру
«молитвой».. На космическом корабле читать подобные карточки вслух было
некому. Поэтому решили сделать их перекидными, укрепив на стенке кабины в
удобном для космонавта месте.
Сегодня, когда космические полеты длятся не часами, а неделями и
месяцами, да и загрузка космонавтов работой стала плотна, как, пожалуй, ни в
каком ином деле, наши перекидные карточки трансформировались в толстенные
гроссбухи, в которых подробно расписан каждый шаг и чуть ли не каждое
движение космонавта. И нелегко поверить, что прямыми предками этих
гроссбухов являются наши пять-шесть маленьких перекидных карточек с
несколькими пунктами — «проверить», «включить», «убедиться» и тому
подобное — в каждой.
Еще одно запомнившееся мне с тех дней совещание, в сущности, не очень
подходило под это определение. Во всяком случае, насколько я понял, никто его
заранее не планировал, повестку дня не намечал и состав участников не
определял.
Просто Королев посмотрел на нескольких главных конструкторов и членов
Госкомиссии, собравшихся для каких-то очередных согласований и уточнений, и
сказал:
— Надо составить «Сообщение ТАСС».
Тут же сел за стол и начал что-то быстро набрасывать на листе бумаги
Валентин Петрович Глушко — один из старейших деятелей нашего
отечественного ракетостроения, в далеком прошлом организатор разработок
электрических двигателей и жидкостных ракет в знаменитой ленинградской
Газодинамической лаборатории (ГДЛ), руководитель и главный конструктор
коллектива, создавшего беспрецедентно мощные двигатели первых двух
ступеней ракеты-носителя «Востока».
Говоря о Глушко, я сейчас употребил слова «один из старейших», но, надо
сказать, выглядел он на редкость моложаво, особенно если вспомнить, как много
лет провел он в первой шеренге советских ракетостроителей, как много успел в
своей жизни сделать, как много трудного и тяжелого порой преподносила ему
судьба. Глушко выглядел неожиданно молодо и лицом, и