Избранное в двух томах
Шрифт:
вось-
77
мидесяти-ста метров над специально размеченным участком — так называемой
мерной базой. Каждая последующая пара пролетов отличалась от предыдущей
некоторым увеличением скорости, вплоть до последней, наибольшей, которую
сумеет развить самолет при работе моторов на полной мощности. И вот дело
дошло до этих последних заходов. Летчик-испытатель Аблязовский издалека
развернулся в сторону мерной базы и перевел секторы управления
положение полного газа. Для ускорения разгона он чуть-чуть снизился — прижал
машину, самолет понесся вперед, с каждой секундой увеличивая скорость, и
вдруг. . разрушился в воздухе. Шесть одинаковых урн, установленных рядом в
нишах стены московского Новодевичьего монастыря, и по сей день напоминают
о происшедшей трагедии.
Более счастливыми оказались наши сослуживцы Александр Петрович
Чернавский и летавший тогда еще только в качестве наблюдателя Федор Ильич
Ежов. Самолет, который они испытывали, также внезапно рассыпался в полете, но оба они сумели спастись на парашютах. Так флаттер пришел и в наш отдел.
Постепенно накапливались факты, и картина флаттерного взрыва стала
обрастать достоверными подробностями. Оказалось, что разрушение происходит
не так уж мгновенно, как поначалу представлялось наземным наблюдателям; до
него некоторое, хотя и чрезвычайно короткое, измеряемое считанными
секундами время происходят вибрации, чаще всего крыльев, а иногда оперения
самолета. Размах этих вибраций возрастает так быстро, что почти сразу же
приводит к поломке колеблющихся частей. Подлинная картина явления
прояснялась. Но оставалось непонятным главное: причины, порождающие это
явление, и способы их преодоления.
В борьбу за раскрытие тайны флаттера включились ученые. И вскоре
физические причины возникновения страшных вибраций, конструктивные
средства их предотвращения и даже методы точного расчета величины
критической скорости флаттера, ранее которой он ни в коем случае возникнуть не
может, были в руках самолетостроителей. Большую роль в этой незаурядной
победе человеческого разума над силами природы сыграли наши советские
ученые Е. П. Грос-
78
сман, С. С. Кричевский, А. А. Борин (авторы первой опубликованной работы о
физической сущности флаттера) и особенно М. В. Келдыш — будущий президент
Академии наук, в то время вскоре возглавивший все исследования флаттера в
нашей стране.
Но победа эта пришла позднее. А пока на пути авиации встал очередной
барьер, преграждавший путь к еще большим скоростям. Говорю «очередной», потому что вся история
от одного такого барьера к другому. Эти барьеры невидимы. Но тем не менее
вполне реальны. И немало сил, средств и даже жертв потребовалось для
преодоления каждого из них. После того как была надежно устранена опасность
флаттера, на сцене появился звуковой барьер. Едва оставили его позади —
уперлись в тепловой. А дальше уже видны пока еще неясные контуры нового —
химического барьера. Но нет сомнения, будет взят и он. Недаром сказал как-то
один из виднейших наших авиаконструкторов, Владимир Михайлович Мясищев, что все эти барьеры существуют не столько в самой природе, сколько в наших
знаниях.
Самый страшный враг летчика в полете — неожиданность.
Даже очень серьезные осложнения можно встретить во всеоружии и успешно
помериться с ними силами, если располагать хотя бы минимальным резервом
времени. Когда же этот резерв равен нулю, никакой самый замечательный летчик
упредить события, понятно, не сможет.
Именно полное отсутствие каких-либо предупредительных признаков и было
едва ли не самой неприятной особенностью флаттера. Вполне естественно
поэтому, что исследователи принялись за создание аппаратуры, способной
сигнализировать о его приближении. Опыты на моделях в лабораториях и
аэродинамических трубах дали довольно обнадеживающие результаты.
Предстояло выяснить, как работает новая аппаратура в полете. Вот это-то и
имел в виду И. Ф. Козлов, предлагая мне «потрогать чудище за бороду».
Излишне говорить, что я решительно отверг предложение «подумать» (пока я
буду думать, кто-нибудь обязательно уведет такую работу у меня из-под носа!) и
тут же дал свое безоговорочное согласие.
— Ну что ж, — сказал Иван Фролович, — тогда
79
знакомься с материалами, посмотри эксперимент с моделью в трубе, в общем
входи в курс дела. Программу полетов обсудим все вместе, с ведущим
инженером и прочнистами.
И я начал знакомиться, смотреть и входить в курс.
Надо сказать, что к этому времени обстановка в отделе сильно отличалась от
той, какая была три года назад. «Доморощенные» летчики-испытатели заняли в
нем если еще не ведущее, то, во всяком случае, весьма прочное место. На их
счету был уже целый ряд сложных и острых работ.
Шиянов испытывал новый опытный самолет — скоростную
экспериментальную машину СК, созданную группой конструкторов ЦАГИ во