Избранное
Шрифт:
— Да почти ничего. Монархия рассыпалась сама собой.
— Но были все же какие-нибудь вооруженные акции?
— Гм… Одну, пожалуй, можно назвать таковой.
Пауза.
— Мне поручили захватить редакцию самой крупной буржуазной газеты — «Нейе Фрейе-Прессе». Со взводом красногвардейцев я ворвался в здание газеты, где к нам вышел главный редактор, приходившийся, к слову сказать, мне родным братом.
— Именем революции я конфискую помещение редакции и типографии! — заявил я.
— Попробуй только! — ответил главный редактор.
— Если не отдадите добровольно, вынужден буду сделать это силой оружия! — повысил я голос.
— Силе я вынужден подчиниться, — сразу сбавил тон редактор. —
Мы смеялись от души. Только сам Киш не смеялся.
— Во второй мировой дело будет потруднее, — сказал он, — и в Вене и повсюду…
Во время войны он работал в Мексике, как всегда много и целеустремленно.
Он умер в Праге в возрасте шестидесяти трех лет.
Его репортажи, которым критика сулила короткую жизнь, оказались непреходящей ценностью.
«Надо учиться у стариков»
Это я цитирую самого себя. Мудрость сию я изрек на днях одному моему товарищу. Нет, я не хотел его поучать, я просто хотел его успокоить, увидев в его глазах недоумение и упрек.
Случилось мне прочитать теплую, даже восторженную рецензию на первую книгу одного молодого писателя, — предположим, его звали Алайош. Вслед за тем я попросил автора этой рецензии, очень милого и способного критика, — для удобства будем в дальнейшем называть его просто Горацио, — познакомить меня с этим Алайошем. Я сказал, что хочу его лично увидеть и поговорить о некоторых проблемах нашей литературы. Несколько дней спустя мы действительно оказались за одним столиком в артистическом клубе «Фисек»: Алайош, Горацио и ваш покорный слуга. К тому времени, однако, я успел прочитать саму книгу. Ужин был отменный и длился долго. Но Алайош все время нервничал, ждал чего-то, возможно, чтоб я объяснил, по какому поводу пожелал с ним встретиться. А может быть, он просто хотел, чтобы я похвалил его публично, так сказать, отозвался вслух о его удивительном даре песнопевца. Не исключено, что он готов был услышать и несколько моих малозначащих замечаний критического порядка, наверняка решив для себя, что похвалу мою он примет со смущенной улыбкой, а критику благоразумно пропустит мимо ушей.
Ужин подходил к концу, а я еще ни единым словом не похвалил, не подбодрил молодого автора. Наконец я предложил Алайошу отличную гаванскую сигару. Подождав, пока молодой автор раскурит ее, я со свойственной мне предупредительностью сказал, что ему пора уходить, иначе, мол, можно и на последний автобус опоздать. Алайош взглянул на меня удивленно и с явной укоризной и ушел, вернее сказать, удалился. Горацио же остался со мной и теперь тоже смотрел на меня с упреком. Естественно, он не понимал, зачем понадобилась мне эта встреча, если я даже не поговорил с Алайошем. Не мог же Горацио предположить, что я, даже будучи уже старым, лысым и толстым, мог пригласить на ужин молодого, подающего надежды писателя только затем, чтобы угостить его гаванской сигарой. Он ждал разъяснений, и я, разумеется, дал их ему, в свою очередь, рассказав случившуюся однажды со мной анекдотическую историю.
Году в 1930-м или в 31-м я тоже написал теплую и даже восторженную рецензию в немецкий журнал, издававшийся в Москве, на первую книгу новелл одного немецкого писателя-эмигранта. Мартин Андерсен Нексе, тоже в ту пору находившийся в Москве, прочитал мою статью и по телефону сообщил, что желал бы познакомиться с молодым талантом, которого я так высоко превознес. Спустя пять дней мы вместе ужинали в ресторане «Националь»: Нексе, превознесенный мною писатель
— Ты, конечно, недоумеваешь, почему я захотел встретиться с твоим немецким коллегой, а встретившись, ни словом не обмолвился о том, что его интересовало более всего, — о книге его новелл. Я должен тебе это объяснить, чтобы ты не счел меня круглым идиотом.
Итак, послушай: я только начинал свой литературный путь, когда Брандес, самый известный датский критик, написал очень похвальную рецензию на мою первую книгу. Его статья появилась в «Политикен» — самой влиятельной датской ежедневной газете. Спустя несколько недель после выхода статьи я поехал в Стокгольм, и по этому поводу многие шведские газеты перепечатали столь лестную для меня рецензию Брандеса. Вскоре я получил телеграмму от старика Стриндберга: он хочет со мной познакомиться. В телеграмме был указан адрес, число и час, когда я должен был посетить его. Стриндберг не торопился. Он заставил меня ждать целую неделю. Я тогда никак не мог понять, почему ему понадобилось так долго готовиться к встрече со мной. Наконец настал долгожданный день, и я в условленный час позвонил у двери квартиры Стриндберга. Даже на мой третий звонок дверь не отворили, а открылось лишь маленькое круглое окошечко в ней, и в этом окошечке показалась голова самого Стриндберга. Я сразу узнал его, и мы молча уставились друг на друга.
— Я — Мартин Андерсен Нексе! — сказал я громко и уверенно.
— Можете идти домой, мой друг! — ответил Стриндберг.
— Как так? — вскинулся я. — Ведь вы просили, чтобы я зашел к вам. Вы хотели говорить со мной.
— Да, хотел, — ответствовал Стриндберг. Он, по всей видимости, старался говорить громко, но через толстую дверь доносился лишь шепот. Впрочем, я услышал каждое слово.
— Когда я послал вам телеграмму с приглашением, — продолжал Стриндберг, — то читал только статью Брандеса о вас. А за эту неделю успел прочитать и вашу книгу. Можете идти, мой друг!
Стриндберг без дальнейших объяснений захлопнул окошечко в двери, и мне осталось лишь уткнуться взглядом в толстую, тяжелую дубовую доску. Несколько минут я еще ждал, сам не зная чего. Но когда немного успокоился, то постарался взять себя в руки и взглянуть на происшедшее не с трагической, а с комической стороны. Я солгал бы, если бы стал уверять, что мне это полностью удалось.
— Понимаешь, — после короткой паузы продолжал Нексе, — надо учиться у стариков. Ты, конечно, далеко не Брандес, но и я, по правде говоря, не Стриндберг. Твоей статьи оказалось мне достаточно, чтобы захотеть увидеть этого молодого немца, поговорить с ним… Но за несколько дней до встречи мне удалось прочитать и саму его книгу, которая тебе так понравилась. Ну и, как я уже сказал, надо учиться у стариков, и я в данном случае взял пример со Стриндберга. Почти точь-в-точь скопировал старика.
Наступила тяжелая пауза.
— Значит, учиться у стариков? — повторил я слова Нексе, без особого воодушевления. — Всегда и во всем, по-твоему?
— Этого еще не хватало! — воскликнул Нексе непривычно громко. — Во всем и всегда учиться у стариков было бы еще большей ошибкой, чем вообще не принимать во внимание их опыт. Учиться у них надо с толком, критически, понемножку. И ни в коем случае не подражать им, кроме, пожалуй, таких безобидных случаев, как этот. На-ка закури!