Избранное
Шрифт:
Андреа. И он сказал тебе, что хочет вырваться отсюда?
Хилда. Да!
Андреа (настойчиво). Убежать от родителей?
Хилда. И от тебя. Убежать из этого дома, где существуешь ты, из этой удушающей, затхлой атмосферы, в которой ты живешь.
Андреа (почти умоляюще). Как он это сказал? Он сердился или был расстроен?
Хилда. Нет, он успокоился, как только услышал, что мы отправимся путешествовать по Англии. В наше свадебное путешествие.
Андреа. Так вы едете…
Хилда. А ты будто не знаешь! Плетешь потихоньку в уголке свою паутину и ничего на знаешь. Не ты ли все время подслушивала, шпионила за нами и
Андреа. А… о чем ты спрашивала его?
Хилда. Этого я тебе не скажу.
Андреа. Почему вы потом замолчали и наступила тишина?
Хилда. М-м…
Андреа. Ты поцеловала его?
Хилда. Да.
Андреа. И он позволил тебе это?
Хилда. Он поцеловал меня так, как муж целует свою жену.
Андреа. Ты лжешь! Лжешь!
Хилда. Он обнял меня за плечи, целовал меня в шею, а его пальцы скользили по моим волосам, по затылку, спускались все ниже.
Андреа (едва не плачет). Неправда!
Хилда (продолжает о чем-то своем, словно в забытьи). «Любимая», — сказал он и сжал меня в объятьях. Собачья преданность светилась в его глазах. Он сказал, что всю жизнь будет рядом со мной и никогда не оставит меня.
Мать. Кто? Томас?
Хилда (умолкает, сбросив охватившее ее оцепенение). Да, конечно, Томас. А потом вдруг убежал. Вот и все.
Андреа. Ты о чем-то умалчиваешь. Почему он закричал?
Мать. Хватит, Андреа! Твоя кузина все уже мне рассказала, она устала. Сейчас мы ляжем спать. И Томас скоро вернется.
Андреа. Они подрались.
Хилда. Неправда. Он поцеловал меня. Он страстно целовал меня. Мы чуть не упали и опрокинули стул.
Мать. Между вами действительно вышла ссора, Хилда?
Хилда. Нет, конечно, тетя. Я ведь уже вам рассказала.
Андреа. Она разделась перед ним.
Мать. Андреа, как ты смеешь даже думать о таких вещах? Все, что произошло, а вернее, все, чего не произошло, — это по твоей вине. Ты сбивала мальчика с толку, рассказывая ему сказки о том, что вы убежите из дому вдвоем и будете жить в Англии. Ты во всем виновата. Из-за твоего вранья, из-за твоих злобных наговоров на нас, его родителей, и будущую жену у Томаса снова начались припадки. Неужели тебе не совестно? Ты знаешь, насколько он впечатлителен, бедный мальчик, и играешь на его чувствах. У меня сердце замирало, когда я видела, как это невинное дитя запутывается в твоих сетях. Я предупреждала тебя. Я тебе говорила: оставь мальчика в покое.
Андреа (кричит). Да я здесь единственный человек, кто вообще думает о нем. Если кто и виноват в его болезни, так это только ты, мама.
Мать. Болезни? Вы только послушайте.
Андреа. Да, да, именно в болезни. Или, может быть, он абсолютно здоров? Ты и это хочешь скрыть, спрятать истину за ширмой лицемерных слов и красивых выдумок? Стыдишься своего больного сына?
Мать. Андреа!
Андреа. А эта, его будущая жена, разве не стоит предупредить ее и научить, как с ним управляться, как она должна ухаживать за своим женихом? Ибо, дорогая Хилда, с этого дня ему станет хуже. Знай же, дорогая невестка, что за этим припадком последуют другие и мама хорошо это знает. Я не права, мама?
Хилда. Что она говорит, тетя?
Мать. Чепуха, детка. Она бесится оттого, что брат не послушался ее, когда она звала его на улице. Впервые в жизни ее любимый братец наплевал на нее.
Андреа (срывается на крик). А любит он меня! Меня! Одну меня! Она ему не нужна! Он плевал на нее, на эту старуху которая надумала залучить мальчика к себе в постель.
Хилда. О, тетя!
Мать (кричит). Ты… ты бешеная кошка! Это тебя надо было запереть в психлечебницу, посадить за решетку! Да, да, тебя, змею подколодную, тебя, похотливую, грязную девку! И это моя дочь!
Сосед наверху стучит палкой в потолок. На минуту воцаряется тишина. Мать и дочь переводят дух. Короткое перемирие. Когда Андреа начинает говорить, голос у нее срывается. Она откашливается и продолжает, теперь голос ее звучит тише и пронзительнее.
Андреа. Вы с папой оскорбляете меня. Это так называемое счастье, которое вы уготовили Томасу, — самая настоящая низость и подлость, и знайте: вы от этого счастливее не станете. А меня вы ненавидите, потому что я мешаю вам закатить пышную свадьбу с колоколами и органом в церкви: невеста вся в белом, а Томас тыкается между вами, как теленок. Вы ненавидите меня, потому что я не позволю вам высосать из него все соки, не позволю вам медленно убивать его, не дам ему истечь кровью в окружении счастливых и довольных родных. (Тихим, проникновенным голосом.) Ты видишь, мама, я не прошу, чтобы ты любила меня, да и какая уж тут любовь, я только об одном прошу… ну пожалуйста, иначе случится непоправимое, ты ведь все понимаешь, мама, не настолько же ты слепа и бесчувственна.
Мать. Иди к себе в комнату, ложись спать.
Хилда. Я не желаю больше выслушивать подобные вещи, тетя. Как она смеет говорить мне это в лицо! Никогда в жизни меня так не оскорбляли. Я хочу уйти отсюда, тетя, я хочу поскорее вернуться домой, к маме, я расскажу ей все. О, такого я не ожидала…
Мать (грубо, обращаясь к Андреа). А ну, быстро в свою комнату, ты…
Андреа (уходит, но в дверях останавливается и кричит). Убирайся восвояси, беги к своей мамочке, там твое место. Две старухи! Пусть на тебе женится какой-нибудь деревенский увалень — молочник или кто-нибудь из твоих слуг, кому работать надоело. Давай, давай, беги за ним, пока не поздно. (Стремительно взбегает по ступенькам и скрывается в своей комнатке.)
Мать запирает дверь в гостиной.
Хилда. О, тетя, тетя!
Мать. Не расстраивайся, детка, больше это никогда не повторится, обещаю тебе, что ты в первый и в последний раз в моем доме слышишь такие ужасные вещи.
Хилда. О, ничего подобного я даже представить себе не могла. Я так хорошо думала обо всех вас и не предполагала, что стану причиной раздора в вашем доме, что Томас сбежит от меня, как от прокаженной, что меня обвинят… Я хочу уйти отсюда, тетя, и как можно скорее.
Мать. Подожди, детка, подожди. (Опускается на кушетку.) Послушай, Хилда, я больше не могу от тебя это скрывать: я солгала тебе. На нашей семье лежит проклятье.
Хилда. Я это поняла.
Мать. Я сама хотела бы уехать подальше отсюда, снять небольшой домик где-нибудь в деревне, с садиком и лужайкой, где так приятно посидеть вечерком. Но ничего не выйдет. Ведь мы не платим за жилье, Генри может жить в этом доме по милости Музыкального общества до конца своих дней. И потом, в деревне мое пособие по безработице будет намного меньше. Вот и приходится, как последним нищим, жить в городе, где нас знавали в лучшие времена. Мы могли быть счастливы, если бы примирились со своей судьбой, удовольствовались тем, что имеем, но ничего не выходит, по правде говоря, я и сама не знаю, почему. Иной раз я спрашиваю себя: «Почему мы несчастливы?» Потому что мы носим в себе все свои несчастья, Хилда, потому что мы притягиваем беду. Как все люди наделены определенным цветом волос, так мы наделены несчастьями, думаю я иногда.