Избранное
Шрифт:
Девушка читала книгу. Тогда он изогнулся у себя на верхней полке, чтобы было поудобней смотреть, и тут же устремил ей в затылок долгий немигающий взгляд. То ли он где-то читал, а может, кто-то ему рассказывал, что такой взгляд заставит любого человека обернуться. Может быть, здесь действует гипноз или навязывание своей воли при помощи взгляда, но так или иначе человек обязан обернуться.
Странно, но у него ничего не получалось. И он уже просто так, выключив волю, разглядывал девушку, ее темные волосы, свободно упавшие на плечи. Это красиво и, наверно, модно. Многие так носят. Девушка была
Он увидел ее еще вечером, когда садился в поезд. Его провожала мама, а эту девушку — какая-то бодрая старушка. Когда тронулся их поезд, старушка замахала руками и крикнула: «Наденька, приедешь — дай телеграмму!..» А раз другие кричат, мама тоже ему крикнула, хотя до этого уже раз пять сказала: «Позвони мне на работу, или пусть тетя Наташа позвонит. Слышишь, Павлик?»
Майора с женой никто не провожал, а он с девушкой высунулись в одно окно, оба махали руками своим, оставшимся на перроне. И тогда он подумал: «Все ясно. Ее зовут Наденька. И она тоже, наверно, слышала, что меня зовут Павлик. Но это не имеет значения — кого как зовут».
— Тебе, случайно, ветер не мешает, Наденька? — спросил он вызывающе вежливо. «Может, почувствует иронию и ответит в том же духе. Все же веселей будет, чем так вот сидеть и молчать».
— Нет, Павлик, мне ветер нисколько не мешает, — ответила она таким медовым голоском, что он принял решение сделать молниеносный ответный ход.
Хорошо бы, как в шахматах, найти лучшее продолжение, но у него ничего не вышло. Он молчал, а девушка продолжала прилежно читать. Павлик не знал, что девушка только притворяется серьезной, а в душе-то она смеется над ним. А он сидит и что-то насвистывает, хотя минуту назад он даже и не думал свистеть.
Павлик достал мыло, пасту, зубную щетку и вышел, не сказав ни слова. «Ты молчишь, и я буду молчать. Пожалуйста. Еще посмотрим, кто кого перемолчит».
Вернувшись в купе, он застал девушку в прежней позе — она сидела, охватив ладонями голову, и читала. «Неужели у тебя такая сверхинтересная книга, что даже не можешь оторваться?»
Павлик вынул из рюкзака дорожные харчи — пирожки, испеченные мамой, пару помидоров, бутылку молока — и принялся завтракать.
— Поесть не хочешь? — спросил он просто.
Она подняла глаза, внимательно, будто впервые его видит, посмотрела на него и без всякой насмешки сказала:
— Большое спасибо. Я уже позавтракала.
— Когда ж это ты успела? — спросил Павлик, понимая, что теперь их беседе ничего не помешает.
— Очень ты крепко спал.
— Это со мной случается…
— Что? — Девушка опять подняла глаза, на сей раз удивленно.
Он засунул в рот целый пирожок и потому последнюю фразу произнес непонятно: «Это фо мой фуфаефа».
Некоторое время оба молчали.
Потом, немножко подумав, Павлик уселся с ней рядом, заглянул в ее книжку и начал читать с середины. Она, конечно, заметила, что он тоже читает, и потому, когда дошла до конца, сразу не перевернула страницу, а, взяв ее за уголок, слегка пошевелила — мол, читай скорей, я жду.
И тогда Павлик сказал:
— Можно.
— Что можно?
— Можешь переворачивать. Я уже.
— Уже прочитал, да? И ничего не понял.
— Почему же это я ничего не понял?
— Что ты понял?
Павлик пожал плечами и усмехнулся. Жаль — книжка попалась незнакомая. Читал бы он ее раньше, сейчас бы сказал, что он понял, и получилось бы, что он жутко сообразительный — пробежал одну только страницу, и пожалуйста, может рассказать сюжет.
— Ну, что ты понял? — повторила она. Ей тоже, наверно, хотелось поговорить на разные темы.
И тогда Павлик, улыбнувшись, сказал:
— Я понял, что ничего не понял.
— То-то, — сказала она и закрыла свою книжку.
Это означало: «Давай знакомиться!»
Сколько фотографий — даже не сосчитать. И люди на фотографиях самые разные. Не как на Доске почета, где все без исключения серьезные и прямо на тебя смотрят. А тут всё совершенно по-иному. Вот, например, неизвестная блондинка уставилась в потолок и двумя пальчиками бусы поддерживает — ах, ах, глядите, какая я красивая и какие у меня бусы. Рядом другая фотография — ребеночек лежит голый, попкой кверху, и ревет на полную катушку. Непонятно даже — зачем человека в таком состоянии фотографируют? Еще карточка, на ней двое — он в черном костюме при галстуке, а она в белом платье с фатой. Ну, это и понятно — молодожены. А в центре, на самом почетном месте, портрет известного киноартиста. Вообще-то он неплохой артист. Он не так давно снимался в этом фильме, где он чего-то такое важное изобрел и за ним иностранные шпионы гоняются, но недолго, потому что их довольно-таки быстро разоблачают…
Павлик и Надя молча разглядывали развешанные по стенам фотографии, когда распахнулась черная занавеска и появился пожилой дядечка. В руке у него была газета «Футбол-хоккей».
— Слушаю вас. Что скажете?
— Здравствуйте, — сказал Павлик. — Вы фотограф? У нас к вам большая просьба…
— Можете не продолжать. — Фотограф бережно сложил свой «Футбол-хоккей». — Я догадываюсь, какая у вас просьба. Вы, наверно, хотите, чтобы я вам срочно что-нибудь спел…
— Да. Если можно, спойте нам, пожалуйста, — серьезно сказала Надя.
— У вашей девушки, — сказал фотограф Павлику, — развито чувство юмора. — Он обернулся к Наде: — Я бы вам, конечно, спел с большим удовольствием, но, к сожалению, я сегодня не в голосе. Насколько я понимаю, вы пришли сфотографироваться?
— Интересно, как же это вы догадались? — спросила Надя.
Фотограф ласково похлопал Надю по плечу. Он оценил ее умение не лазить за словом в карман.
— Прошу садиться, молодые люди!..
У фотографа было хорошее настроение, это было видно. Он дружелюбно посмотрел на Павлика и спросил:
— Какое назначение фотографии?
Ответить хотела Надя, но Павлик сделал ей жест: «Погоди. Я отвечу сам. Не у тебя одной есть чувство юмора».
— Какое назначение фотографии? — переспросил Павлик. — Фиксировать различные моменты отдельных граждан…
— Теперь я буду знать, — поклонился фотограф. — Какой вы желаете зафиксировать момент?
«Наверно, жених и невеста. А пожалуй, нет, слишком еще молоды».
— Нам требуются фотокарточки размером три на четыре сантиметра. Ей отдельно и мне отдельно.