Избранное
Шрифт:
Сверху приплелась, наконец, вахтерша, удобно поместилась в своем кресле у телефона и сочувственно спросила:
– Кричит? И на меня кричал. Я ему говорю: «Позвоните позже…» А он ни в какую: «Подайте мне сейчас же Зейнуллу Сарсекеева!…»
– Это наш дальний родственник, - объяснил Зейнулла, прикрыв ладонью микрофон.
– Он всегда шумит. Но он очень уважаемый человек.
– Родственник? Это хорошо, - одобрила вахтерша.
– Глядишь, и посылку привез из дому.
– Я очень внимательно слушаю вас, Кенжеке, но все время что-то трещит в телефоне.
– Он помахал трубкой, отгоняя дым сигареты, и опять поймал конец фразы:
– …тут все засуетились: «Какая вам нужна путевка?» А я им сказал…
– Кенжеке, вы, наверное, устали с дороги?… - решился перебить Зейнулла.
– Я не устал!
– заклокотало
– Я никогда не устаю в дороге! Никогда в жизни я не сидел на месте! Не просиживал, понимаешь, кресла у себя в кабинете! Я ездил… На конях, на верблюдах, на поездах, на самолетах… А ты говоришь Кожахметову, что он устал! Прощай! Мне некогда с тобой разговаривать! У меня в Москве много дел!
В трубке щелкнуло, послышались частые гудки.
– А про посылку ты спросил?
– напомнила Зейнулле вахтерша.
– Он бы сам сказал. Наверное, не привез ничего.
– Зачем же тогда подымал тебя в такую-то рань?
– рассердилась вахтерша.
– Он не думал, что в Москве еще такая рань. В разных городах разное время, иногда люди об этом забывают.
Зейнулла поднялся на свой этаж, побрел длинным коридором с одинаковыми дверьми по обеим сторонам. В ушах снова заклокотал смешок Кожахметова, и пришла на память одна из историй, какие любит пересказывать старый Кенжеке. Про Амантаева - как Амантаев приехал в Москву учиться. Его поселили в общежитии, в комнате на двоих, а на другой день утром он спросонья отправился в уборную и заблудился: все двери в коридоре были одинаковыми, а номер комнаты вылетел из головы. Но не такой человек Амантаев, чтобы растеряться. Постучал в одну из дверей: «Амантаев здесь живет?» - «Нет», - прорычали из-за двери. «Извините», - сказал Амантаев и постучал в следующую: «Амантаев здесь живет?» - «Нет».
– «Очень извиняюсь». И дальше: «Амантаев здесь живет?»… Наконец он услышал из-за двери: «Да, здесь, здесь он живет, только вышел куда-то…» - «Хе-хе, вот он я!
– сказал Амантаев, входя и укладываясь в свою постель.
– Пошутил с тобой немного…»
Зейнулла постучал в дверь своей комнаты, всунул голову и довольно мрачно спросил:
– Амантаев здесь живет?
– Кто-то из наших приехал?
– обрадовалась Гуля.
– Кто? Ну говори!
– Кожахметов приехал. Целый час кричал на меня, не дал даже слова сказать.
– Еще бы! Сколько он ждал, пока ты проснешься и побежишь к телефону.
– Ты как будто рада, что он приехал, - пробурчал Зейнулла.
– Конечно! Очень занятный человек Кенжеке Кожахметов.
– Обыкновенный болтун!
– В том, что ты называешь болтовней, всегда есть глубокий смысл.
– Сегодня я не заметил никакого смысла.
Зейнулла взял с подоконника чайник, бережно опустил в него пару яиц и побрел на кухню. Говорят, что у предков стряпней обычно занимались женщины. Впрочем, Гуле лучше знать, история - ее специальность. А Гуля утверждает, что в отличие от других мусульманок ее прабабушки были не так уже закрепощены, они не носили чадру и чачван, ходили с открытыми лицами и вообще не очень-то пресмыкались перед мужчинами. Наоборот, в их народе поощрялась девичья дерзость и острословие, а поэтессы и музыкантши пользовались всеобщим почетом и уважением.
На кухне Зейнулла встретил Юлдаша со связкой сосисок через плечо. У предков Юлдаша насчет равноправия было похуже, там прабабки были до того угнетены, что им не всегда доверяли стряпать - например, плов мужчина варил сам. Не иначе как этот обычай и привел Юлдаша спозаранку на кухню, пока его Ляля наряжается, чтобы идти в консерваторию.
Мужчинам не пристало судачить за стряпней. Молча уставясь на медлительный чайник, Зейнулла размышлял, что Кенжеке, наверное, серьезно на него обиделся. Но по каким же делам он прилетел в Москву? Ведь Кенжеке Кожахметов уже несколько лет на пенсии, а до того, как спровадить на покой, старика начали постепенно отстранять от серьезных дел - не хватало у него образования: он, кажется, закончил всего пять классов. Отец Зейнуллы был родом из того же аула, что и Кожахметов. Отец рассказывал - и не раз, - как бедняк из бедняков Сапар повез в город троих сыновей, чтобы определить их в школу на полное государственное попечение. Сапару объяснили, что всех троих у него на государственное попечение не возьмут - такой закон, по одному от семьи. Не только Сапар хочет выучить сыновей, все хотят. «Одного так одного», - вздохнул Сапар
Подхватывая с плиты разбушевавшийся чайник, Зейнулла подумал, что отец рассердится, если узнает, как неуважительно он встретил в Москве старого Кенжеке. Придется разыскать старика…
Днем Зейнулла позвонил Ветлугиным.
– Степана Андреевича нет дома!
– отозвался молодой звучный голос, и Зейнулла сразу представил себе Анну Антоновну в тесных брючках, со слоем косметики на лице.
– Это ты, Зайчик?
– Угу!
– ответил Зейнулла. Он знал, что Анна Антоновна когда-то, уже давненько, носила его на руках. Ветлугины были старыми друзьями отца Зейнуллы и всю войну прожили у него в доме.
– Анна Антоновна, вам Кожахметов случайно не звонил?
– Кожахметов?
– томно переспросила Анна Антоновна.
– Звонил, и не случайно. Рассказывал все новости. Ты же его знаешь!
– А он вам сказал, откуда звонит? Какой у него номер телефона?
– Я не спрашивала.
– До свидания, Анна Антоновна.
– Зейнулла раскланялся с телефонным диском.
– Спасибо. Всего хорошего. Привет Степану Андреевичу.
– Погоди, погоди… Тебе что - срочно нужен Кожахметов?
– догадалась Ветлугина.
– Тогда выслушай мой совет. Ищи его в гостинице «Москва». И запомни, Зайчик, на будущее: сколько бы шикарных гостиниц здесь ни построили, Кожахметовы всегда будут останавливаться только в «Москве».
– Да, конечно, как я сам не сообразил… - пробормотал Зейнулла, вспомнив, что и его отец до сих пор не признал за достойную гостиницу ни «Украину», ни даже «Россию».
– Плохо знаешь свое старшее поколение, - упрекнула Ветлугина.
– Передай, Зайчик, от меня привет своей красавице Гуле. Скоро твоя защита?
– Еще не скоро…
– Ах, чуть не забыла тебе сказать, - спохватилась она, - Кожахметов завтра собирается улететь в Ессентуки. У него путевка. Если хочешь его повидать, поторопись. Кстати, ты знаешь, какое заявление он подавал насчет путевки? Степану Андреевичу рассказывали. Ну как же! Великолепное заявление, в своем стиле… «Прошу путевку в Ессентуки. Если не дадите, скажу спасибо. Без лечения проживу дольше. Кожахметов». Кто еще может так написать? Только Кожахметов. Как тебе это нравится?
Зейнулла в ответ неопределенно хмыкнул. Люди его поколения не забавлялись такими аульными шутками, простоватыми и грубоватыми. Только старики так развлекаются и очень любят рассказывать потом о своих проделках. Недавно они целой компанией, невзирая на свои должности и ученые степени, подшутили над очень уважаемым в республике человеком. Он похвастал перед ними, что получил из Армении ящик коньяку, а вскоре уехал в командировку. Он уехал, а через день его жена, толстуха Зике, получила телеграмму: «Одну бутылку армянского дай Мажиту». Следом за телеграммой явился и сам Мажит, получил свою бутылку. Еще через пару дней Зике опять расписывалась за телеграмму: «За двумя зайдет Исенгали». Пришел Исенгали. Зике ему дала две бутылки коньяку. А муж все шлет и шлет телеграммы: тому дай, этому отошли. Когда он наконец вернулся домой, Зике на него напустилась: «С ума ты, что ли, сошел! Бомбишь телеграммами! Весь город у нас перебывал из-за этого проклятого коньяка!» Муж на нее: «Ты раздала весь коньяк?» Зике ему телеграммы швырнула. Он посмотрел - а все телеграммы посланы с соседнего почтового отделения.